7 Заклинатели
Шрифт:
– Нет. О сестре ее матери. Так вот, сон мой был светел. Эта женщина жила в большом светлом доме, украшенном коврами цвета топленого молока. Она позвала меня к себе на праздник. Было еще несколько человек, и нам пришлось ждать ее. Она пришла, сняла пышную шапку из белых лисиц и сказала мне, что запоздала из-за урока. Она похвасталась: учится находить потаенные смыслы в текстах и показала, как - но я забыл, что это за текст и какая в нем тайна. Но потом добавила: учеба стоит восемьсот тысяч серебром в месяц! Я не поверил (платить столько она не сможет, будь хоть женою сотни купцов) и разочаровался, и опечалился. Она заметила это и ушла веселиться. Другая девушка хотела помочь
– Нет, Филипп. Но скажу. Я не видел ничего. Но я чувствовал - у меня сразу все заболело...
– Так ты сидел-то...
– Я - нарочно. На самом деле я не хотел видеть! Потом, когда я пел, то ощущал, будто бы кто-то продувает мой позвоночник. Как флейту. Дует и дует, а воздух под затылком не проходит. Потом он обрадовался и раздул мне голову, как пузырь. Я никогда так плохо не дышал! Этот кто-то меня словно бы насиловал, а у меня нет сил на ненависть! Но сон, сон...
– Не молчи, мастер!
– Так вот. Я видел, что какие-то твари, похожие и на ощипанных аистов, но без хвостов, и на летучих мышей, копаются в старой падали на скалах. Они летали, но какие же они были огромные! Самое большое - величиной с обычный лесной храм, а мелкие - с трех волов каждое! Они кричали друг на друга еще более мерзко, чем цапли. Они были розовые, как ожоги, как мясо, и с красными бесформенными рогами промеж глаз. Потом самое большое чудище раскидало всех, поковыляло на локтях к обрыву и свесило голову. Оно думало, что там вода. Камни посыпались, и оно соскользнуло в эту воду - она была черная, как стекло. Там чудище прилипло, стало орать и биться, но ее засасывало еще больше. На крики слетелись мелкие чудовища и стали рвать клювами большое. Пока они так жрали, черная вода затянула и утопила всех! Филипп, я в ужасе! Самое жуткое то, что они все выпадали из пространства, как Матушка-Смерть выступает из стены!
– Ты как его контролируешь, свой ужас?
– Да никак. Он не нарастает. Всегда одинаковый. Но я после этого не могу считать радость и жизнь надежными, я им не верю!
– Ты в ярости?
– Только на мгновения.
– Как тебе помочь?
– Не знаю. Начинает болеть позвоночник, и тогда полегче. Тогда я хожу и занимаюсь делами.
– Или боишься за мула?
– Или боюсь за мула.
– Ну ладно. Вздохнем и встанем!
Пошли продышаться на волю и увидели, что солнце взлетело на небеса уже довольно давно и светится серебром в облачном киселе. Тогда покормили взволнованных голубей и вернулись. Двуколка торчит углом, вверх оглоблями...
Сев покрепче, уперев руки в колени, Филипп ждал, не упуская взгляда богини. Гебхардт Шванк все оглаживал, грел ладонью свой бубен. Потом ударил и кивнул. Пиктор попробовал голос - убедился, что звучит придушенно, и вынул флейту из чехла. Он грубо продул ее, словно бы плевками, и вопросительно огляделся. Шванк снова, мягко, ударил в бубен, забил очень редко и негромко. Филипп начал:
– О, как скучна ты, возлюбленная наша! Скуки не замечают, но приходят в тайную, неподвижную ярость, и под гнетом нарастает бешенство.
– О! О! Иииииииийя!
– вступил жонглер самым пронзительным из своих голосов, - Мы боимся, мы страдаем, биясь о стены! Ииииийяаааа! Мы строи свои миры - вот их пределы - а потом, пленники, тоскуем, трусим и
– Наши миры - наши! Мы строим их и владеем, и управляем... И нет избавленья!
Пиктор, потерявший голос, все плевался в воздушный столбик, пальцы носились, как встревоженные пауки. Свистал он то яростно, то тревожно.
Гимн тем и хорош, что один и тот же смысл может повторяться почти в тех же словах бесконечно...
К полудню Шванк выдохся, как всегда. Теперь он молчал и выстукивал по коже бубна редкую, ленивую пальцевую дробь, а минутами пускал нечто вроде ряби. Гимн чуть позже себя исчерпал и как бы всосался во что-то, резко умолк.
Выходили, поправляли дыхание. Видели - солнце сначала совсем растворилось, а потом начало свое падение - слишком, чересчур быстрое.
....
– Все!
– прикрикнул Пиктор, - Шванк, прекрати ласкать свой бубен.
До заката водитель хора успел сходить на лужок и вернуться.
– Мул в порядке, - сообщил он, - Но почему-то боится меня, не подпускает. Вроде бы дразнится, но кто ж его знает?
– Голуби тоже волнуются. Едят, сидни, за двоих и ухажаются!
– А вот клевер. Заварим?
– Он горький?
– Никакой.
– Тогда зачем?
– Выгоним лишнюю слизь из горла.
– Тогда хоть смородиновый лист добавь, что ли...
Прихлебывая почти кипящий отвар, ворчал Гебхардт Шванк:
– Какой в этом смысл? Мы усыпим ее такими гимнами.
– Я не понимаю, - присоединился Пикси, - при чем тут голова львицы? Но мы-то понимаем, при чем тут баба - да, Филипп?
– А вот я понимаю львицу. Да и тебе снились хищники, - сказал знаменитый похабник Шванк, - Но я ведь кастрат, где мне понять, при чем тут баба!
– Это старый миф. Сейчас он живет разве что в срамных шутках, - задумчиво заговорил Филипп, - Старая история о зубастом влагалище. Чтобы взять себе жену, мужчина должен изнасиловать ее чем-то твердым, и она сломает зубы. Если и наша богиня такова, то ничего любопытного тут нет. Кто знает, не морочит ли она всех нас этой старой, расхожей глупостью? Или так ленива, что неспособна построить себе новый миф? Выгонишь ручейника из домика - он построит новый, из того, что дашь ему ты, хоть из жемчуга. А эта! Но... Шванк, а что было в землях Гавейна? Ты видел тот разгул, о котором говорил Панкратий?
– Нет. Было очень тихо и скучно.
– Как у нас с вами?
– Примерно так.
– Хм. Они приходят в мужскую ярость - в ответ на что? Им нечего делать? Они боятся?
– Не знаю!
– Шванк! Ты променял ужас на скуку.
– Это как?
– Когда ты должен быть в ужасе, то начинаешь сильно скучать, раздражаться?
– Нет. Я боюсь, как и все.
– Я не о том! Если ты увидишь змею, отскочишь и похолодеешь, так? Но это не ужас. Я про божественный ужас, похожий на тот, что приснился Пиктору.
– Тогда я совсем ничего не понимаю!
– В моем видении у богини вообще не было головы!
– Ладно, Филипп. Не зли его.
– Тогда спать! А я закончу вечерние медитации.
***
Следующим утром проснулись много позже рассвета. Росы не было, и сырость не коснулась их, так что заклинатели спали и снов не видели. Вечерок снова пришел и ушел, но его не заметили.
Как сложилось, Пиктор принес смородиновый лист и зверобой, а Шванк вскипятил последнюю воду из бурдюка. Вяло отщипнули по кусочку гуся, как и вчера.