7 Заклинатели
Шрифт:
Есть жонглер не мог и поэтому весь обратился в слух.
– Геб-хардт Шванк, так я понимаю? Жонглер и певчий.
– Да, господин мой...
– Ты умеешь убивать голосом? Брать убийственные ноты?
– Я не понимаю...
– Ладно. И ты здесь не затем, чтобы украшать своим голосом сирены наш скромный хор?
– Да, господин, не за этим. Это лишь плата. Некий Бог встретился мне и повелел написать роман...
– Кто он?
– Не знаю.
– Ты Дом Божий?
– Наверное, нет. Я ведь кастрат.
– И ты все-таки зачем-то понадобился божеству.
– Да, я пишу...
–
– Я еще не озаглавил его, - растерянно пробормотал наш трувер.
– Значит, мое заглавие подойдет?
– Конечно, Ваше преосвященство!
– Что ж пиши, пиши.
– Панкратий возложил ладони по бокам канделябра, как богиня держала их на коленях, сделался грозным и продолжал, нахмурясь, - Лесные Королевы почему-то замалчивают смерть моего предшественника. А гибель остальных выдают за смерть на поединке. Кто-то мстит нам... Прекрасно будет, если правда все же отдастся тебе, если ты закончишь его! Пиши, мы мешать не будем. Но оставишь нам копию!
– Обязательно, Ваше преосвященство!
– шут отвесил неуклюжий сидячий поклон.
Епископ убрал лепешки и кубок, поставил куда-то за спину, в темноту.
Филипп снова стукнул в дверь и пропустил Пиктора. Тот, вопреки подозрениям, заспанным отнюдь не казался. Панкратий указал на сидение справа:
– Сядь!
Пиктор быстро сделал поклон и сел. Епископ взял его за виски, притянул в сферу самого яркого света и вгляделся, морщась. Шванк оторопел: Пикси был избит. Под глазами наливались синяки, а на щеках красовались немного иные кровоподтеки, вроде тех, что возникают после укуса или щипка с вывертом. Шванк задрожал, и епископ выпустил голову раба.
– Ничего себе, учитель мой! Кто это сделал?!
– Но, Ваше преосвященство... Вам известно, я служу для рабов смешною игрушкой, этим и выживаю. Но сегодня они перегнули палку.
– Ох, перегнули! Побоялись отыграться на мне, так?
– Или на Эомере...
– Или на Эомере.
– Пиктор, ты будешь молчать? Кто это сделал?
– Буду молчать, господин мой.
– Хорошо. Филипп, подойди!
Тот шагнул на границу тени и остался стоять.
...
Все трое молчали, как будто бы некая сила скрадывала их мысли, обессиливала внимание. Снова начал Филипп:
– Ваше преосвященство, разрешите спросить?
– Спрашивай.
– Кто эта богиня, которую видели Шванк и Эомер?
– Погоди с этим, - отмахнулся Панкратий, - После.
Помолчали еще, и Шванк не совсем понял, что происходило с ним: то ли голова, как бы наполненная легкою летучей жидкостью, собиралась закружиться снова, то ли кто-то влиятельный воровал и пил их внимание. На мгновение в голове прояснилось, мысли сцепились снова, и он спросил:
– Ваше преосвященство, можно мне?
– Что можно?
– Спросить тоже.
– Спрашивай.
– Господин мой, почему вы поносили ту богиню площадною бранью?
– Да, Ваше преосвященство, - вмешался Филипп, что правилами вежливости было запрещено, - Ведь не просто же от раздражения?
– Отвечаю. Я хочу разбудить ее и привлечь внимание. Я подумал было обозвать ее трусливой целкою с прялкой, и на мгновение
что-то шевельнулось. Но она ленива!– глаза епископа Панкратия расширились до предела и теперь медленно загорались, как у хорошего кота при виде мыши; резким выдохом он всколебал пламя, и свет запрыгал, уродуя лица, - Но больше всего мне нужны вы, все трое.
– Слушаю, Ваше преосвященство, - поклонился Филипп. Остальные замерли.
– Вы, вы заварили эту кашу и сделали из обряда кошачий концерт! Да, Пиктор, я все знаю!
– Вы... господин мой, - споткнулся было Пиктор, и уши его возмущенно прижались к голове, - Обвиняете нас в смерти Брана?
– Тебя и Шванка обвиняют в этом рабы, не так ли? И я вас накажу, накажу, чтобы они не сделали этого раньше и более жестоко, чем я.
– Мы готовы, Ваше преосвященство.
– Так вот. Это наказание, но это и задача. Я считаю, что вы - особенно ты, Гебхард Шванк - как-то на мгновение спровоцировали богиню. Певчий, что заметил ты?
Шут склонился к Панкратию и заговорил виновато:
– Ваше преосвященство, мое лицо было под пеленою. Я не видел пения - лишь то, что потом из носа Брана потоком хлынула кровь...
– Не сочиняй, трувер! Он был уже окровавлен, когда ты открыл лицо. И не смей писать свой роман так же, как говоришь сейчас, иначе... Но что ты слышал и чувствовал?
– Сначала пение шло, как и задумал мастер Пиктор. Потом я почувствовал страх. Бран, видимо, тоже - он стал петь глуше и как-то... дерзко, вызывающе. Но он сразу вел себя как актер перед толпой.
– Что он был дураком, я знаю. Что еще?
– Филипп подстроился под него.
– А ты?
– Мой голос стал мощнее. Мелодии я сейчас не вспомню...
– Пиктор, как он пел?
– То, что задумал я. Варьировал, но так, как предусмотрено.
– Что видел ты, учитель мой?
– Бран и Филипп слишком быстро утомились. Внимание Брана чем-то развлеклось, и его маска покачнулась. Он напряг шею, и его голос стал глуше. Вот и все, господин мой.
– Пусть так. Филипп?
– Я не чувствовал страха и решил не угнетать Брана своим свежим голосом.
Ощущение тупика или пребывания в яйце мутного света. Решение вроде бы возникло, но развалилось - так же, как и покойный Бран. Подумав об этом ощущении, Шванк почувствовал краткое просветление. Филипп спрашивал снова:
– Ваше преосвященство, Вы думаете, что богиня украла Брана и мутит рабов?
– Я подозреваю, что это так.
– Но Бран ел вопреки запрету и вечером выпил молока. Он мог просто надорваться...
– Мог, Пиктор. Скажи, он раньше так жрал?
– Не знаю. Наверное. В обычные дни - да.
– И я не знаю, надорвался он или нет. Теперь главное.
Панкратий хлопнул по столу перевязанной рукой и зашипел.
– Швы! Тьфу ты, злые силы... Филипп, Пиктор, Гебхардт Шванк!
– Да, господин!
– Завтра же вы отвезете богиню в подходящее место и будете заклинать любыми способами, какие придут вам в голову. Но ничего такого, что делается в землях Гавейна - никаких оргий, никаких жертвоприношений. Что-то она там все никак не может насытиться всем этим. Дам вам мула, тележку и некоторое время. Действуйте любыми способами - можете уничтожить изображение, если это будет нужно.