7 Заклинатели

– Есть совсем не хочется...

– Жаль. Можно - и не лезет.

– Яблоки съедим?

Заклинать, прямо так сразу, никому не хотелось Шут и раб помалкивали, ждали решения жреца. Филипп знал это и, проверяя, слушаются ли его, немного тянул время. В конце концов он огласил решение:

– Начнем с того, что принесем, наконец, воды.

– Ничего себе!
– обиделся Шванк, вознося очи и перст к небесам, - Это не серая жара, а какая-то свинцовая!

И верно. Плоские тучи, подобно мокрым компрессам из овчины, обложили свод небесный и нагнетали влажный жар.

– Росы нет - гроза, быть может, придет к вечеру!

– Ох! Хорошо бы!

– Шванк, ты думаешь, нас угнетает погода, а не богиня?

– Меня погода точно не любит. Мысли совсем не текут. Я бы лежал себе в гамачке...

– Не выйдет!

– А вот ко мне, - хихикал Пиктор, - Небесная Матушка очень даже милостива! Я так же переменчив, как и она сама.

Филипп посмотрел на него с сомнением, но не сказал ничего.

Заклинатели шли и грызли яблоки - сначала вяло, потом с аппетитом. Шванк по привычке сжевал огрызок и выбросил черешок.

Кладбищенский ельник накопил такой духоты, что проняло даже Пикси. У старицы он присел на корточки и отдышался. Набрать воды было можно, но не слишком просто. Поначалу могли помешать кочки с режущей осокою, а дальше возникли прогалины топкого ила.

– Что-то жабы на берег не выходят, - заявил Филипп, - Вдруг вода нехорошая?

– Гроза еще не собирается, значит. А жаль!
– решил Шванк.

Сделав небольшой крюк, заклинатели вышли на удобное, песчаное местечко - еще не так давно старица связывалась тут с матерью-речкой. Набрав бурдюк в месте почище, Пиктор снова присел на корточки:

– Смотрите-ка! Это же мой сон!

Он ткнул пальцем куда-то под ноги, и его спутники дружно повалились на колени.

– Кому молимся?
– хихикнул шут.

– А вот!

У ног Пикси, почти на краю воды, валялся дохлый бурый лягушонок. Брюшко его было стянуто наподобие песочных часов, перехвачено какой-то серой водорослью. Пикси ткнул палочкой в эту водоросль, и она стремительно извернулась. Хищница, обнявшая труп, выглядела мерзко и внушительно. Каменно-серая, величиной с крупную пиявку, она тоже была членистой - но членики много тверже и длинней, чем у пиявок, с короткими пластинками по бокам. Голова ее, вытянутая и вроде бы с глазами по бокам, не имела видимого рта. У двух передних скругленных углов головы сидели челюсти-серпы, они-то и вонзались в синяки на лягушачьем брюшке, высасывали его. Лягушонок вынес хищницу на берег и умер там, убегая. Если его растворяли изнутри, то боль должна быть невыносимой, он и бежал от нее...

Филипп поднял тварь двумя пальцами, и стало видно три пары довольно тонких ножек. Хищница перехватилась челюстями покрепче, лягушонка не выпустила и принялась злобно вертеться.

Филипп выбросил мерзкую обратно в воду.

– А ведь похожа, тварь! Я ее знаю, я их в детстве собирал.

– А зачем, Филипп?
– оторопел Пикси.

– А любопытно! Они в июле-августе выходят на берег и окукливаются. Потом вылетают большие черные жуки с желтой каемкой на крыльях. Они иногда залетают в дома, путают стекло и воду, летят на свет... И они, и эти личинки - страшные хищники и каннибалы, но обычно охотятся на рыбок и лягушек в тихих местах. Челюсти у них - что серпы боевых колесниц Александра! Я их держал в песке и выпускал жуков куда захочу. Ах, если б у нас был широкий стеклянный сосуд, чего бы мы ни увидели в этой воде! Ага, вот еще один пожаловал!

К берегу, в ответ на дрожание человеческих шагов, спешило серое суховатое насекомое, похожее на высохший лист. Из брюшка сзади торчал прямой, твердый и тонкий хвост вроде соломинки - длиной больше, чем в половину туловища. а спереди, под глазами, были сложены жесткие руки - толстые, мощные, с расставленными локтями. Кто-то шевельнулся, и насекомое мгновенно ушло под воду.

– Клоп. Руки его предназначены обнимать добычу, а колет он ее хоботом. Хвостом дышит.

Филипп бесстрашно сунул руку в воду, но вынул пустой.

– Разбежались. Может, кто в бурдюк попал... Я хотел показать вам личинку стрекозы - она выбрасывает свою челюсть-маску. Но нет - это надо видеть.

– Ну и мерзость!

– Почему же? Самые настоящие чудовища, только маленькие.

– И слава богам!

– Очень милы!

Филипп улыбается так довольно, будто бы сам их и создал.

– Эй, хозяин!
– крикнул Пикси и перебросил бурдюк Филиппу; тот поймал его, обнял и присел.
– Давай поиграем!

– Слушаю!

– Мне кажется, мы сегодня неспособны заклинать.

Шванк согласился и начал кивать.

– И я предлагаю, - Пиктор изящно раскрыл ладони и указал на старицу, словно предлагал ее на аукционе, - Я предлагаю поиграть: увидеть природные, для нас не опасные, подобия этой богини. Одна есть!

– Два есть - клоп!

– Но она - личинка, с похотью никак не связана...

– Протест отклонен, Шванк: ее родители - точно такие же людоеды. Клоп тоже взрослый. Взрослые стрекозы охотятся в воздухе.

– Чего надо личинке?
– спросил Филипп.

– Превратиться в насекомое.

– А для этого что ей надо? Пикси? Шванк?

Филипп, хранитель тайны чудовищ, таинственно посмеивался; Пикси и Шванк растерялись вконец.

– Ладно, потом. Хорошая игра, почему бы и нет? Пикси, ты это придумал - ты и командуй.

– Тогда сначала приказываю искупаться!

Обогнули старицу, вышли к реке. Речка-мать так обмелела, что окунуться можно было разве что под корягами. Все так и поступили, а потом улеглись на стрежне, выставив на воздух бледные животы. Но что-то делать было надо, и Пиктор объявил поиски.

Все разошлись. Старались держаться песка, не наткнуться на змею. Одуванчики указали - путник уже не на берегу, а в лугах, на матерой суше. Одуванчики, львиные головки - где яично-желтые, где седые, а местами и облысевшие...

Гебхардт Шванк заметил широкую норку. Шире золотой монеты, но уже блюдца для подношений. Это воронка, а в глубине ее - черный лаз. Шут подождал; когда, по его мнению, ожидание чересчур затянулось, он сорвал стебелек и ткнул его в лаз. Показались челюсти, для маленького существа огромные. И чуть ветвистые. А за ними - противное бурое тельце-мешок. Тельце ушло в норку, а квадратная головка бешено закивала, выбрасывая песок. Шванк подозвал своих.

– Три - есть!

Снова ткнул стебельком. Челюсти послушно показались, неутомимо швыряя песчинки.

– Вот - настоящая мерзость! Это земляная вошь? Или клещ?

– Нет. Она тоже личинка. Я выкапывал их куколки, но сохранить не смог. Не знаю, в кого оно превращается. Сейчас кое-что покажу!

Филипп прочесал одуванчиковую поросль. Личинка спрятала челюсти, и казалось, что норка необитаема, давно обвалилась. Жрец вернулся и сбросил черного мелкого муравья почти на самый край воронки. Муравьишка стал выбираться и, само собою, постепенно сполз вниз. Песчинки посыпались, и одна провалилась в нору. Тогда опять показались челюсти и метнули крошечную горсть песка. Муравей засуетился и поехал по склону еще быстрее. Челюсти, как баллиста, сработали еще раз и еще. Муравей согнулся, выставил жало, его потоком песка уносило прямо в нору. Челюсти ухватили его сзади, сомкнулись и исчезли.