А с платформы говорят…
Шрифт:
— Это Даша, знакомая моя, — заискивающе продолжала бабушка. — Коленька, я тебе тут… это… покушать принесла. Если тросик найдешь какой-нибудь, я тебе прицеплю, и ты поднимешь а? Тут свое все, домашнее, как ты любишь. И холодец вот, чтобы косточки лучше срастались. А еще у Даши тут коллега лежит, в девятой палате, Власта Матвеевна. Тут вот подписано, кому что… Можешь ей передать через своих?
— Тоже через окно лезла? — насмешливо спросил дедушка.
— Типун тебе на язык! — рассердилась бабушка, возвращаясь к своему обычному тону. Издевки мужа ей уже порядком надоели. — Коля, хватит уже, а? Я тыщу раз перед тобой извинилась. Хочешь жрать домашнюю еду — ищи веревку. Да, и про мыло и табурет снова не надо. Надоел.
—
— Ну все, — довольно потирая руки и постукивая каблучком одного сапожка о другой, сказала бабушка. — Повезло нам, что Колька курить не бросил и в окно выглянул.
Слушая перепалку супругов, проживших бок о бок двадцать с лишним лет, я улыбалась уголком рта, стараясь, чтобы это было незаметно. Людям, ничего не знающим об отношениях моих бабушки и дедушки, могло показаться, что они уже давным-давно надоели друг другу, и никаких чувств у них не осталось. Но я-то знала, что это не так. Клара Ефимовна и Николай Вадимович Пряник безумно любили друг друга.
Ничтоже сумняшеся, бабушка, которая по праву считалась первой красавицей общежития университета, в далеком пятьдесят пятом году отдала свое сердце лопоухому рыжему деревенскому парню Коле и ни разу в жизни об этом не пожалела. Была она в юности такой же красивой, как и моя подружка Лида, но если яркая, эффектная Лидочка смахивала, скорее на цыганку, то юная Клара Кристалинская светилась простой, русской красотой, была рослой, с каштановыми волосами, фарфорово-белой кожей и синими глазами.
Незадолго до свадьбы сплетница Милка, которую на торжество не позвали, громко прошипела, проходя мимо Коли, который при полном параде приехал забирать любимую в ЗАГС:
— Надо же, за какого урода наша красавица выходит… Деревенщина, лопоухий, рыжий, только «путягу» и закончил. И ботинки-то лакированные у дружка взял, своих небось нет. И фамилия-то чудная какая — Пряник. Да уж, была Клара Кристалинская, будто актриса, а станет Кларой Пряник.
— Ну и что, что урод? — весело ответил дедушка, которому в этот чудесный день ничего не могло испортить настроение, особенно — такая мелочь, как завистливая и вредная Милка. — Зато женюсь на красавице. А ты не грусти, Милка, выше нос, глядишь, и в твое болото когда-нибудь попадет счастливая стрела. Только поласковее будь, злюк никто не любит. А то так и проходишь Авдеевой до конца дней. — И, легонько щелкнув получившую неожиданный отпор девушку по носу, он гордо зашагал в комнату к невесте, которую уже вовсю наряжали подруги.
Вместе мои бабушка и дедушка прошли все: огонь, воду и медные трубы. Через полгода после знакомства они сыграли свадьбу. Тогда это была не редкость. Жить несколько лет вместе, чтобы «узнать друг друга получше» было как-то не принято. Да и выгодно было быть семейным человеком: больше уважения на работе, начальство больше ценит, в очередь за квартирой можно встать. Да и хорошо, когда дома хозяйка есть… Вот и женились молодые пары, просто погуляв вместе и поев мороженого…
Поначалу им досталась крохотная комнатка в общежитии в Москве, потом от завода, где трудился дедушка, молодая семья получила комнату в коммунальной квартире. Когда бабушка была беременна, супруг терпеливо сносил все ее странности: какими-то неведомыми путями доставал дефицитные апельсины и даже в пять часов утра бегал с ведрами на улицу, когда проснувшейся невовремя бабушке внезапно захотелось понюхать мокрый асфальт…
В отдельную квартиру Клара с Колей переехали только спустя долгих десять лет, когда уже были родителями. Бабушка благополучно окончила институт в Москве и устроилась инженером-технологом на производство, ну а дедушка так и продолжал работать слесарем-наладчиком. Его фотография красовалась на доске почета завода.
А потом был переезд
обратно в родной бабушкин Ленинград — ее пригласили на другое производство. Пару ожидали хлопоты по обустройству новой квартиры: ремонт, покупка ковров, румынского гарнитура, чеканок, чехословацкой люстры… В общем, все было, как у всех… И бабушка с дедушкой были абсолютно счастливы и даже не представляли себе, что может быть как-то по-другому.А сейчас мы, продрогшие и озябшие, стояли с бабушкой под окнами травматологического отделения больницы и ждали, пока дедушка (для меня сейчас — просто Николай Вадимович) сбросит нам веревку. Наконец в окне снова появилась его рыжая лохматая голова.
— Вот, нашел! — крикнул он и кинул к нашим ногам конец прочной веревки. — Прочная, должна выдержать. Клара, ты только сильно не дергай, ладно? А то, боюсь, тут под окнами асфальт, мне не так мягко будет падать, как под домом…
Беззвучно выругавшись, бабушка завязала крепким узлом мою и свою авоськи, в которых лежал драгоценный провиант, и крикнула:
— Тащи давай! Не забудь, второй пакет Власте Матвеевне!
— Ладно! — махнул рукой дедушка. — Выпишут — с тебя стол, не забывай! — он аккуратно втянул провизию в окно на третьем этаже и обратился ко мне: — Порядок. Ух, аромат какой! Лопать и впрямь захотелось! Не бойтесь, Даша, передам я все Вашей знакомой… Сам я пока плохо бегаю, соседей по палате попрошу, кто ходячий, оттащат.
— Спасибо, де… Николай Вадимович! — поправилась я.
— Пока, Клара! Я позвоню! Целую тебя! Спасибо! — уже по-другому, без иронии сказал дедушка и, убедившись, что я не смотрю, втихаря послал бабушке воздушный поцелуй. Видимо, происшествие с ногой все же освежило их отношения.
— Пока! — внезапно смущенно зарделась бабушка и, поправив прическу (она делала так всякий раз, когда смущалась), сказала:
— А пойдемте-ка ко мне, Дашенька! Ну правда! Мы теперь с Вами знакомы, живем неподалеку. Вы мне про себя расскажете, а я про себя. Чайку попьем, согреемся… А в кафе мы с Вами в другой раз как-нибудь сходим. Соглашайтесь, а?
— Право, не знаю… — растерялась я. — Поздновато уже, а мне еще к завтрашнему дню готовиться надо. Вы бы знали, сколько у меня сейчас бумажной волокиты. Если бы я знала заранее, что так будет — ни за что бы не согласилась быть завучем…
— Не знаю! А вот Вы мне сейчас и расскажете, да? — по-дружески прихватила меня под локоть бабушка. — Пойдемте, Дашенька! Давайте просто идти, а я Вас по дороге буду уговаривать… Кстати, я Вам не рассказала, как мы с Колей познакомились. Я тогда на танцплощадку пришла с подругой…
Так за приятной беседой я и не заметила, как оказалась на пороге квартиры, куда столько раз забегала, будучи девочкой. Бабушка с дедушкой жили рядом с родительской квартирой.
В квартире мне все было знакомо: тумбочка, зеркало, проводной телефон, рядом с которым лежала записная книжка, газовая плита «Томь-М», холодильник «Бирюса», который мама в середине двухтысячных отдала соседям, и он работает у них до сих пор… А на стене в рамочке чуть позже появится фотография крошечной полугодовалой Гали в симпатичном платьице, сделанная в честь ее выздоровления после курса чудодейственного массажа. Моя фотография.
— Нам тут стенку югославскую привезли недели три назад, Коля мой тогда еще ходячим был, сам собирал. Я Вам покажу! Уже хрусталь туда выставила! Да Вы, Дашенька, его не слушайте, — суетилась моя новая старая знакомая, ставя на плиту хорошо знакомый мне чайник со свистком. — Он у меня любит пофантазировать. Не зря в районной библиотеке все книги по фантастике перечитал. Вы ему не верьте… Это он с лестницы упал…
— Да Вы не волнуйтесь, Клара, все в порядке, я верю! — улыбнулась я. Бабушку я понимала. Острый на язык деда Коля даже не подумал, как она будет выглядеть в глазах новой знакомой… — Я даже в голову не взяла.