А с платформы говорят…
Шрифт:
— Правда? Ну и славно! А пойдемте чай пить!
Вернувшись домой через пару часов, я скинула плащ, туфли и, усталая и довольная, повалилась на кровать. Кажется, моя жизнь в СССР стала налаживаться, хоть мне и не удалось сегодня увидеть Власту Матвеевну. Ну ничего, гостинцы я ей передала, авось скоро поправится. А главное, что у меня появилась еще одна подруга.
Глава 19
Мое четвертое путешествие в СССР продолжалось уже больше двух месяцев. Холодный, промозглый ноябрь с его затяжными дождями наконец закончился. Наступила снежная зима. Прохожие на улицах уже не щеголяли в плащиках и куртках, подставляя лица редкому осеннему солнышку, а кутались в теплые пальто. Особо морозливые граждане даже достали
Во двор снова высыпала ребятня: ей снова было во что играть. В ноябре, когда всюду грязь и слякоть, особо в футбол-то не погоняешь, вернешься домой весь грязный, как чушка, а уж в хоккей — тем более. А сейчас во дворе детвору ждал каток, залитый добрыми соседями, и мальчишки, едва придя домой со школы, кидали портфели, хватали коньки, клюшку и бежали в «коробку». Вот чуть побольше снега выпадет, и появится возможность для нового развлечения: ребятня будет строить снежные крепости и устраивать баталии, играя в снежки. Играли все от мала до велика. Даже взрослые, идя с работы, нет-нет, да и не брезговали переброситься парой снежков с приятелями.
Мне в снежки, кстати, играть всегда нравилось, несмотря на то, что однажды в детстве во время снежных баталий мне здорово подбили глаз. Но в пять лет я еще не ходила на свидания, поэтому не сильно расстроилась, что не понравлюсь симпатичному мальчику, а просто от нечего делать отправилась лизать качель. Язык к качели примерз почти намертво — на улице было около минус двадцати. Так я и сидела на качели, дико вопя. На мой вопль прибежал из гаража дядя Витя. Поняв, что ребенок-бедолага, примерзший по собственной глупости к качели, рискует вернуться с прогулки домой не только с фонарем под глазом, но и без языка, он попросту открыл термос с чаем, который всегда брал с собой в гараж зимой, и вылил на место стыка дитячьего языка и железа. Язык благополучно, отклеился, и все обошлось, благо чай был, конечно, уже не «кипятошный», а тепленький. Меня, зареванную, дядя Витя взял за руку и отвел домой, наказав впредь никогда не лизать качель. Я и не лизала. До следующей недели…
За окнами большими мокрыми хлопьями теперь почти каждый день валил снег, с каждым днем все больше и больше холодало, и мне пришлось наведаться в знаменитый ДЛТ и «Гостинку», чтобы обновить свой гардероб к зиме — в скромном багаже, который изначально прихватила с собой в Москву моя предшественница Даша, никаких зимних вещей не обнаружилось. Будь я заводской работницей, как в пятидесятые, я бы, наверное, не стала особо заморачиваться. Но теперь я все-таки завуч, и выглядеть следует солидно, чтобы в грязь лицом не ударить перед другими учителями. Вон наша модница Карина Адамовна каждый день в школу в новой юбке приходит, а я чем хуже? Поэтому, раскошелившись, я приобрела себе новое пальто, сапожки и даже меховую шапку. Теперь я, идя по улице, совершенно ничем не отличалась от сотен таких же занятых ленинградских женщин, спешащих куда-то по своим делам и дующих на озябшие ладони. На пыжиковую шапку моей зарплаты завуча пока не хватало, но кроличья, которую я купила по случаю, выглядела вполне солидно.
Несмотря на то, что отопление в нашей старой коммунальной квартире работало на славу, еще в начале октября жильцам пришлось все же вспомнить, как следует утеплять окна. Состояние оконных рам в старом фонде оставляло желать лучшего, и по квартире вовсю гуляли сквозняки. Никаких стеклопакетов, разумеется, в середине семидесятых годов еще не было, и из щелей невыносимо дуло. А посему я, бывалая «попаданка», потратила весь выходной на утепление квартиры. Работали мы на пару со своей подружкой Верой. Старичков-соседей от этих хлопот мы, естественно, освободили. Вера, как самая рассудительная и ответственная из всех нас, не могла допустить, чтобы пожилые люди скакали по стремянкам, поэтому сказала:
— Идите, Лаврентий Павлович, погуляйте, погода хорошая, в кино сходите с Антониной Семеновной, а мы с Дарьей на пару быстро управимся!
Обрадованные соседи, явно не желающие возиться с пластырем и газетами, быстро упорхнули из дома, а мы с Верой принялись
за нудную, но необходимую работу, которую проделывали каждую осень все жители СССР, да и не только СССР. Заклеивали окна и в девяностых, и даже в начале двухтысячных. Позже, когда вошли в моду пластиковые окна, те, кто при деньгах, быстро заменили остекление. Но, сдается, мне, кое-кто и до сих пор, не желая менять окна, пользуется старыми дедовскими окнами. Или бабушкинскими? Тут уж не знаю, как сказать.У каждой советской хозяюшки был свой секрет по утеплению окон. Самый простой и распространенный способ — заклеить раму пластырем. Дешево, быстро и сердито, держится крепко, щели заклеивает надежно, на белой краске незаметно, да и выглядит аккуратно. Но были у этого способа и свои минусы — клей в пластыре схватывал склеиваемые поверхности намертво, и по весне, когда на улице становилось тепло и необходимость в утеплении квартиры временно отпадала, отодрать его можно было только с краской. Поэтому в квартире, где жила маленькая Галочка, рамы пару раз весной приходилось перекрашивать.
Однако существовали и другие способы утеплить жилище на зиму. Окна жильцы обычно начинали заклеивать в середине сентября. Те, кто не хотел портить окна пластырем, доставал из кладовок и с антресолей газетки, скручивал их в жгутики, мочил в клее ПВА и вставлял в щели, а потом сверху наклеивал бумагу. Долго, муторно, но держится хорошо. За зиму вся эта конструкция высыхала и примерзала к раме, и в комнате становилось тепло, даже жарко. Однако и у этого способа был минус — по весне буковки из газет оставались прямо на раме, и при желании можно было прочитать новости прямо со стекла.
Некоторые советские граждане, чтобы утеплить окна, крутили жгуты из поролона. Такие поролоновые полоски надо было вымочить и помыть хозяйственным мылом. Поверх жгутов клеили полоски из рваных простыней.
Картина типичной советской комнаты в зимнее время выглядела следующим образом: под батареей стоит кастрюля или тазик с водой, чтобы воздух в комнате не был слишком сухим, на кухне включен газ, чтобы было еще теплее, а не стенах висит ковер. Ковры-пылесборники вешали и клали везде, где только можно. Считалось, что они создают особую атмосферу и домашний уют. И теплее, и орущих за стенкой соседей было меньше слышно. А зимой дорожки и ковры со стены вытаскивались во двор, где их выбивали вручную. Помню, и мне, будучи подростком, каждую зиму приходилось это делать. Пришлось и сейчас — кажется, ковер на стене, оставленный мне бывшей жиличкой Агафьей Кирилловной, уехавшей в Ленобласть, не выбивался лет тридцать, не меньше. Ругаясь на чем свет стоит, я оттащила его во двор и там почистила, с нежной тоской вспоминая робот-пылесос с функцией влажной уборки, который теперь ждал хозяйку где-то в 2025 году… И никаких тебе выбиваний ковров… У нас вообще ни одного ковра дома нет, ни Гоша, ни я терпеть не можем пылесборники…
О том, что творилось без меня сейчас дома, я изо всех сил старалась не вспоминать. В прошлый раз, когда я неожиданно для себя снова оказалась за рулем Гошиного «Соляриса», стоящего в пробке, моего отсутствия никто не заметил. Время будто остановилось. Хоть бы и сейчас все было так… Я даже думать не могла о том, что мой супруг, обзвонивший все больницы и морги, сейчас где-то на окраине Питера, сидя в своей квартире, сходит с ума от горя…
Разумно рассудив: «Делай, что должен, и будь, что будет», я бросила попытки изменить то, что не могу, и сосредоточилась на решении насущных проблем, благо их у меня хватало. В школе бурлила жизнь. Учителя жаловались на учеников и друг на друга, завхоз — на учеников, техничка — тоже на учеников…
— Да что ж это такое, Дарья Ивановна! — зайдя ко мне в кабинет со шваброй, как-то устало сказала техничка тетя Люба.
— Я уберу! — спохватилась я, быстренько сметая ладонью крошки со стола. Несмотря на то, что в своем новом теле я была целым завучем школы и сидела у себя в кабинете, при виде тети Любы я почему-то чувствовала себя намусорившим октябренком Галей. — Извините, те… Любовь Андреевна, сама все приберу. Чайку вот захотелось. Угощайтесь, кстати, конфетками… Чайник, кстати, скипел.