Андрей Белый, Алексей Петровский. Переписка

— Тогда Ли произнес сл1Ьдующую молитву:

— Если ты уб1Йца сына старухи, то соизволь меня выслушать и снизойди до позволен1Я заключить тебя в ц'Ьпи!

ЗатЬм он вынул свои оковы и наяЬп их на шею тигра, и тот, прижав уши, позволил себя связать и без всяких затруднен1й привести в губернатор-СК1Й ямынь.

Тут губернатор начал допрашивать тигра и спросил его так:

— Это ты разорвал сына старой женщины?— Тиф наклонил голову.

— Тот, кто убил, должен быть наказан смертью, продолжал губернатор, — таков издревле непреложный закон. У этой женщины, которую преклонныя л-Ьта с каждым днем приближают к могилЬ, был один единственный сын, котораго ты разорвал. Как-же она теперь проживет? Однако, если ты в силах заменить «й сына, то я отпущу тебя на свободу.

Так-как тигр снова кивнул головой, то с него сняли ц1Ьпи, но он удалился только тогда, когда ему приказали.

Старуха снова начала жаловаться губернатору и требовала, чтоб тигр был убит, дабы отомстить за сына.

Но на следующее утро, открыв створки двери, она увидЪла на порогЬ мертваго оленя, Она выменяла шкуру и мясо на деньги, что и дало ей средства на жизнь.

С тЬх пор, во время своих частых пос'Ьщен1й, тигр бросал ей во двор то золото, то матер1и из чистаго шелка, которыя он приносил в своей пасти. Старуха узнала тогда, что такое богатство и довольство.

Так-как ей жилось гораздо богаче, ч-Ьм при жизни сына, то она даже почувствовала в сердце н1>которую благодарность к хищнику.

Приходя к ней, он ложился в тЬни навеса от крыши и хотя он проводил там цЪлые дни, как люди, так и животныя оставались совершенно спокойными и не чувствовали к нему ни малЪйша-го отвращен1я.

Через н1Ьсколько л^т, когда старуха умерла, тиф пришел рев'Ьть в похоронную горницу.

Этой старухЪ удалось скопить столько богатств, что даже посл'Ь уплаты расходов по похоронам, осталось еще не мало денег.

Посл1Ь похорон, на которых присутствовали всЬ жители округа, не усп-Ьли еще засыпать свЪжую могилу, как вдруг среди народа вырос тигр и вс% бросились в разныя стороны. Хищник приблизился к холмику, рев^л там некоторое время громовым голосом и только тогда р1Ьшился исчезнуть.

М1^стны€ жители воздвигли ему за второй городской ст1>ной «Храм В1Ьрнаго Тигра», который сохранился и поныне.

ОЧЕРКИ,

Каллиграф.

Он не часто приходит в нашу контору. Всегда одинаковый: старый, вежливый, неторопливый.

М-Ьняется только халат на его изсушенном оп1ем и годами тЬд-Ь. Зимой — черен и тяжел. ЛЬтом — б'Ьл и легок.

Должно-быть он очень стар. Говорят, — луч-ш1й каллиграф-художник Шанхая. Новых таких больше не будет,

И под треск ремингтоновских д%виц с голыми по плечи руками, нервный звон телефонов, лай автомобилей, — старый, вежливый, неторопливый, — он проходит к своему столику. Тщательно растирает палочку лучшей туши. Снимает се-ребрянные футляры с острых кистей.

Правая рука почт^! атрофировалась и высохла: ручка ребенка. Вывернута вправо: вЬдь кисть нужно держать вертикально, тремя пальцами.

Пальцы, как лапки паука. Способны лишь водить кистью.

Он писал всю жизнь. Медленно закреплялись в его мозгу десятки, сотни, тысячи рисунков-слов. Он помнит двадцать-тридцать тысяч.

На шелковистой рисовой бумагЬ они выстраиваются изощренными столбцами, легк1е и четк1е, с неумолимой точностью. Точностью математической: ни бумага, ни тушь не допускают поправок. И договоры, иски и приговоры похожи на кабали-стическ1е пергаменты.

Но это для тЬла. Для души — другое.

По временам, низко кланяясь, ему приносят длинные, — достанут до потолка, — красные и золотые насгЬнные свитки в штофной радужной каймЬ.

Он улыбается. Поправляет очки. Откидывает рукава, И на золото выползают из под верной кисти черные переплетающ1еся червяки.

«Б а л т 1 й с к I й Альманах»

№2. — 1924

вскормленные тысячел^Ьтпями. ИзрЪчен1я великих философов. Поэмы прекрасных поэтов прошлаго.

Трещат дЪвицы с голыми по плечи руками.

Я думаю, — он скоро умрет. Старый. Вежливый. Неторопливый.

Нищ1е.

Г-н X. разсказывал:

«МнЬ пришлось исколесить весь Южный Китай. В провинц1и, на остановках вся деревня высыпает к моей машин'Ь.

Вы видЪли китайских нищих? С иностранных концесс1й их гонят. Трудно выдумать что-нибудь болЪе отвратительное. Особенно на Юг1Ь, гдЪ ри-совыя болотины, как англ1йск1Й кэкс — изюмом, начинены мертвецами. Запах болота, тлЪн1я, запах смерти. Ц-Ьлые поселки поголовно заражены сифилисом, проказой и друшми накожными бо-л1Ьзнями, еще неизв1Ьстными европейской медицине. Кожа то высыхает и превращается в какую-то роговую чешую, то покрывается сплошь шишками опухолей в куриное яйцо. Сплошь, все гЬло! Точно спина местной камбалы.

Когда эти чудовища в одних широкополых конических шляпах хватались за спицы машины, мне казалось, что они могут заразить даже каучук автомобильных шин. Я бросал им копера и са-пэки, — крохотные, с квадратной дырочкой, десятая нашей копейки. Некоторым я давал больше и слушал, что говорят друг1е. Они не стеснялись: 95 процентов местных резидентов не знают ки-тайскаго.

Как-то среди нищих я заметил старуху. Она была лыса, тоща, с провалившимся носом. На омерзительном теле в почерневших язвах, — один микроскопическ1й передник.

Я кинул ей впятеро больше, чем остальным. Вся свора с проклятьями бросилась на ведьму. Она упала на монеты, подгребла их под себя и завизжала.

Тогда один НИЩ1Й крикнул дословно:

— Стойте, товарищи! Кажется я понял иностранца: его зренье оскорбила нагота этой почтенной госпожи!

Нигде в м|ре нет стольких столкноБен!й, как на ул1щах Шанхая. Не только автомобили, — гшибают с ног даже рикши.

Ревет, надрывается кляксон, гортанно вопит рикша, но мозг прохожаго в шорах: у него одна мысль — перенести чашку с рисом через улицу. Он ею загипнотизирован. Он глухо-слепой. Очнется только тогда, когда тонкая оглобелька в'едет ему в спину или соб'ет с ног. Смотря, он не способен слышать. Слушая, он не способен видеть.

Его ум закостенел, потеряв — гибкость. Он дифференцирован вечным трудом, как Уэльсовскт селенит. Потомок, он делает то-же, что делали его пра-пра-деды целыми тысячелетьями.

Рикша бегает всю жизнь, пока не упадет от чахотки. У него икры и бедра балерины, крохотная голова и руки, как плети: его жизни нужны одне нот.

Вот плотник. По шестнадцати, по восемьнад-цати часов в сутки пилит, задрав левую ногу, чтобы придерживать доску тековаго дерева. И пальцы на ноге стали пальцами обезьяны. Мог-бы держать в них свои палочки для еды.