Андрей Белый, Алексей Петровский. Переписка

Все болЪе жутко становилось дЪвушк'Ь от мрачно-оживленной р1Ьчи этого страннаго и привлека-тельнаго челов-Ька. Посл1Ь некоторых его фраз у нее спирало так сильно дыханье, словно бы она на громадных небесных качелях стремительно падала вниз, в черную бездну. Иногда ей хотЬлось спросить, но в сосредоточенном темпЬ его р-Ьчи тонули ея невысказанныя возражен1Я.

Леонт1й Александрович почувствовал внезапно такую р'Ьзкую боль в глазах, что зашатался и прислонился к дереву. Так стоял он несколько минут с закрытыми глазами, не произнося ни слова. Потом стал медленно водить рукой. ДЪвушка была в

трех шагах и поняла, что он ищет ея руки, но не двигалась. Вдруг мысль громадная и огненная пронзила ею, словно зв-Ьздный меч. Его лицо передернулось, он с усил1ем раскрыл глаза. —? Лидочка? ..

— Да. ..

— Вы когда-нибудь думали о .. . Мар1И?

— О Мар1и?

— Д-да... той, не Его Матери...

Его голос звучал теперь тихо и глубоко и разбудил в ней дов'Ьр1е и жалость. Подошла, взяла его за руку, но не отв1Ьчала. Потом вдруг остро поняла:

— Это была неравная борьба... Они были слишком разные...

Она почувствовала, как его пальцы холод'Ьют. Он опустил голову.

— Вы правы! .. Да... они были слишком разные, хотя... предан1е это скрыло... Вы правы.

Неожиданным жестом он привлек ея голову и коснулся губами лба. Вся поглощенная стремлен1я-ми найти нить, которая руководила им в его ассо-ц1ац1ях, потрясенная безнадежностью нарисованных им перспектив, ища связи, между его м1ровоз-зр'Ьн1ем и двоившимся образом его личности, — она не сопротивлялась. Дала ему возможность н'Ь-сколько мгновенш разс^янно гладить ея волосы. Потом внезапно рванулась и, сжимая кулаки, стала взволнованным голосом почти требовать:

— Леонт!й Александрович! Вы мн% должны сказать, гд'Ь же спасен1е? Почему все так мрачно, почему н1Ьт огонька впереди? Разв'Ь так можно жить, так еще хуже—когда знаешь весь ужас! ,. Разв^ же челов'Ьчество не может снова стать христианским, разв-Ь никогда не будет хорошо на землЪ, почему?

Он долго молчал. Два чувства боролись в нем по отношен1Ю к стоявшей перед ним с напряженным ожндан1ем отвЪта д-Ьвушки. Чувство ласки, дружбы, нежности, питавшееся гЬм острым непередаваемым ароматом чистоты и девственности, что исходили от д-Ьвушки, ослЬпившее его раньше на миг чудовищной, безумно-дерзкой мыслью, а потом побудило почти непроизвольно поцеловать ее в лоб...

И другое — неразсуждающее, но говорящее чувство почти стихгйное, словно бы расовой враждебности, которая вставала всегда в его черезчур интеллектуальном, черезчур усталом от груза неразрешенных проблем существе — когда он, как сейчас, сталкивался вплотную с простыми и четкими лин1ями ея внутренней жизни, с этим немного-примитивным распределен1ем ея моральных и интеллектуальных светотеней...

— Я скажу вам, Лидочка, почему Тот, который спас когда-то человечество, теперь безсилен... Полторы тысячи лет Его хрупк|я плечи сгибались под тяжестью человеческаго греха. Он упал, обез-

№ 2.

1924

«Б а л т 1 1'] с к I и А л ь м а н а х»

41

силенный с той минуты, что челов'Ьчество р1Ьш11ло теперь, что оно способно само нести это бремя! .. Он упал потому, что Его сила была в нашей в-ЬрЬ... С т%.\ пор Его имя еще у многих на усгах, но Ему не в1Ьрят, Его только помнят. С тЬх пор пирамида наших преступлен1й достигла небес, и это правда, что мы одни несем за них ответственность. И с тЪх пор люди до такой степени потеряли пред-ставлен1е о том, что есть Дух, что если бы пришел Новый Пророк, его признали бы просто душевнобольным. НЪт Новой Галлилеп, и не может быть Новаго Христа, который бы спас м1р, который бы вдунул в нас гармон1Ю. НЪт Юл1и Домны и потому нЪт даже того Филострата, который создал бы Новаго Аполлон1Я Т1анскаго.

Есть болЬзни неизлЪчимыя. . . Мы продали наше первородство духа за похлебку прогресса, нашу святость, предустановленный лад нашей жизни за призрачное могущество безкры-лаго, неспособнаго к творчеству разсудка... Это и было великое обольщен1е Сатаны, — он выпил из нас вино гармон1и, он превратил нас в пустой сосуд. Из покол'Ьн1я в покол4н1е мы уже сотни лЬт гноим наш дух, мы роем нашу собственную могилу. И мы вс1Ь, всЪ кругом заражены этой страшной болЪзнью, мы вс4 неспособны к ъЪрЬ, неспособны к творчеству, неспособны к истинной жизни в БогЬ...

.. .Вы помните, милая, я вам сказал, что не хо-т'Ьл бы быть Ноем.. . Потому что я сам, такой, каким вы меня видите, тоже принадлежу" этой ужасной эпох1Ь, потому что я сам.. . прокаженный, потому что. .. потому что я сам может быть признал бы Новаго Пророка сумасшедшим! Вот страшная правда!

С неожиданной для него самого искренностью выбросил он это признан1е, обнаружив т^Ьм ставшую для него давно отчетливой, давно его мучившую глубокую двойственность всего своего жиз-неннаго пути.

Темнота скрывала от него лицо девушки, он ви-дЪл только ея гЬнь, вид-Ьл по тЪни, как упали, с'ежились ея упруго-напряженныя плечи. И ему казалось в этот миг, что с чувством отвращен1я и отчаян1я смотрит она на него.

Тогда, сдЪлав над собой безконечное усил1е, он продолжал развивать тЪ послЪдн1е выводы, которые от него требовала его интеллектуальная со-в'Ьсть.

— Есть спасен1е. . . Оно не там, гдЬ вы его ищете. . . Это прогнившее, это убившее Бога челов'Ьчество должно погибнуть. Спасен1е в том, чтобы эта гибель не растянулась на тысячел'Ьт1Я, спасе-Н1е в том, чтобы помочь Року в его задач*—искоренить всякую память о нас на землЪ и в небесах. Не жалЪть, не звать к возрожден1ю, но толкнуть падающее человечество... Это будет, как яд для неизлечимо больного, который должен

сократить его страдания. Война за войной, мор за мором, голод за голодом, возмущения, взрывы подземные и социальные — все это будет и все это... хорошо! Эти времена теперь надвигаются. Но нужно выдумать заразу, которая превратила бы цЪлыя государства в развалины, войну во сто раз болЬе жестокую, чЪм пережитая нами!

.. .Дв-Ь силы есть, которыя могут так помочь человечеству; католицизм и большевизм. Один создал людям в течен1е многих сотен лет прекрасный и светлый М1Р, другой воспламенил их волю в течен1и всего лишь нескольких лет Фантомом. Теперь в них также не верят, как ни во что иное, но они сумели сохранить силу своего внешняго давлен1я. Оба умеют лицемерить и оба умеют уничтожать. Если эти два подадут друг другу руки, человечество пройдет безболезненёе свой путь вниз. ..

Ему было трудно дальше говорить... Был ли то просто порыв ветра или дуновенье вечности, которой он глядел прямо в глаза, — он чувствовал, как сгибается под тяжестью невыносимаго давле-Н1я... Да... это человечество недостойно жить!..

Теперь он услыхал отчетливо стон девушки. Изнеможенный и разбитый, полусогнувшись, подошел к ней, протянул руку... Она закрывала своими лицо.

— нет, нет, нет! Не надо, ради Бога уходите, ухо. ..

В этот миг он увидел ея глаза и не узнал их, до такой степени изменило их выражен1е боли, от-чаян1я, ужаса, почти безум1я. . . Вырвалась и стала, коротко вскрикивая, убегать. Так бежала минут пять вглубь леса по увлажненным росой тропинкам, все крича, словно в безпамятстве: