Белый, белый снег… (сборник)

– Вы посмотрите сколько уже времени! – звонко воскликнула Лена. – Уже без пяти двенадцать! Наполним наши бокалы…

– И выпьем! – отчаянно тряхнул головой Михаил.

Все засмеялись.

Когда стрелки часов сошлись на двенадцати, попутчики встали и дружно выпили. Потом принялись за закуску.

Константин смотрел на своих новых знакомых и чуть заметно улыбался. Они казались ему такими близкими и родными, как будто он знал их уже тысячу лет. «Как хорошо, как здорово! – думал он. – Вот так бы ехать и ехать…»

Он робко скользнул взглядом по лицу девушки. Она тоже в это время повернула голову. Константин ощутил, как вздрогнуло и сладко заныло сердце… Без сомнения, она тоже взглянула на него с интересом!

Это было для него неожиданно. Ведь он уже давно свыкся с мыслью, что молодые и красивые – не для него. Еще несколько лет назад, когда личная жизнь дала трещину, он невольно начал заглядываться на других женщин. Но те равнодушно отводили глаза или смотрели сквозь него, не оставляя надежды. А тут!.. Нет-нет, он не мог ошибиться. Ее глаза сказали, что он ей не безразличен.

– М-м-да-а… – протяжно вздохнул дед. – Новый год наступил. Каким он будет, что ждет нас?

– Бросьте голову ломать, – сказал Михаил. – Давайте лучше выпьем!

– Нету больше, кончилось, – развел руками Виктор Сергеевич.

– Ничего, щас достанем!

Скинулись. Михаил сбегал к проводникам еще за одной. Константин и Лена пригубили по чуть-чуть, и пить больше не стали. «Не хотите, как хотите, – тщательно выговаривая слова произнес Михаил и, обращаясь к деду, заговорщески подмигнул. – Нам больше достанется…»

Через полчаса они заклевали носами, не в силах больше бороться со сном.

– Ложитесь на мое место, – сказал Константин Михаилу. – Я все равно спать не буду. Скоро выхожу…

Тот послушно перебрался на верхнюю полку и затих.

Дед тоже заприкладывался… Уступая ему место, Лена встала и пересела к Константину.

Какое-то время они, молча, сидели рядом. Напряженную тишину нарушало лишь сопение заснувших попутчиков.

Константин повернулся к Лене и, робея, тихо спросил:

– К подруге, значит, едете?

– Да, – поспешно ответила она, словно давно уже ждала этого вопроса. – Мы с ней на одном курсе учимся… В медицинском.

– И долго еще?

– В этом году заканчиваем.

– Куда потом?

– Кого куда… Могут, между прочим, и в ваш город распределить.

– Серьезно? – оживился Константин. – Было бы неплохо иметь знакомого врача. Глядишь, на прием можно будет без очереди попасть… Если, конечно, вы к тому времени не забудете своего случайного попутчика.

– Ну, что вы! Как можно забыть такого мужчину! – улыбнулась Лена.

От этих слов у Константина перехватило дыхание. Он смутился и не нашел, что ответить.

Помолчали…

– Трудно учиться? – спросил после паузы Константин.

– По-всякому, – ответила Лена.

– Скоро сессия?

– Надо еще допуск получить.

– Какой?

– Задание выполнить… Даются специальные карточки, на которых написаны симптомы болезни. Надо поставить диагноз. Вот, например…Жил себе человек, жил и вдруг в один прекрасный день заболел: недомогание, насморк, кашель, высокая температура. Вскоре появилась слабость, головокружение, а при кашле и глубоком вздохе – покалывание в груди. Ну, что это?

– Пневмония. Угадал?

– Правильно… А вот еще. Однажды женщина мыла пол и занозила руку. Вытащила занозу, забинтовала палец и забыла об этом. Примерно через неделю почувствовала себя плохо: потеряла аппетит, глотая, морщилась от боли. Потом вдруг рот трудно открывать стало. Жевательные мышцы судорогой свело. Затем судороги охватили мышцы шеи, груди, живота, спины…

– Достаточно, можно не продолжать. Это столбняк.

– Откуда такие познания?

– У меня мать была медиком.

– Почему была?

– Сейчас на пенсии.

Незаметно они перешли на «ты». Чем дальше Константин общался с этой симпатичной девушкой, тем больше она привлекала его. Ему нравилось в ней буквально все: и как она изящным движением поправляет волосы, и как смотрит, чуть склонив голову, и как улыбается, трогательно поджимая верхнюю губу.

Было в ней что-то, чего так не хватало его жене – душевность какая-то, мягкость…Ему захотелось провести рукой по ее волосам, поцеловать. Но он тут же поймал себя на мысли, что никогда не сделает этого. Если она и смотрит на него с интересом, то это еще не повод, чтобы целоваться.

Константин взглянул на часы. Время летело неумолимо. Скоро ему выходить. Неужели они расстанутся просто так и никогда-никогда больше не встретятся? «Надо что-то предпринять, намекнуть как-то…» – подумал Константин. Но как? Он и раньше за женщинами ухаживать не умел, а сейчас и подавно чувствовал себя неловко.

От переживаний его бросило в жар. Вытирая выступившую испарину, он сконфуженно произнес:

– Уф, жарко!

Лена, улыбнувшись, предложила:

– Пойдем, расписание посмотрим?

Они вышли в тускло освещенный коридор и пошли по выцветшей ковровой дорожке в сторону служебного тамбура. Напротив купе проводников остановились и принялись внимательно изучать расписание.

Вагон спал, вокруг не было ни души. Колеса мерно отстукивали по рельсам свой извечный мотив: «Та-там, та-там!.. Та-там, та-там!..» Поезд стремительно несся в ночи, среди заснеженных лесов и полей; куда-то, зачем-то… А они все стояли возле пожелтевшего листка и смотрели, смотрели… Словно пытались отыскать что-то очень важное для себя.

Константин стоял позади Лены. Они были совсем рядом: так близко, что когда она в такт покачиванию вагона отклонялась назад, ее волосы касались его щеки. Тонкий, чуть сладковатый аромат дорогих духов пьянил не хуже вина.

Внутренне съежившись, Константин решил – будь, что будет! Когда на очередном повороте вагон качнуло, он неловко положил дервенеющую руку ей на талию. Сердце заколотилось где-то в горле, а ноги сразу стали ватными.

Он был готов к худшему, к тому, что она начнет возмущаться, топать ногами. Он не исключал даже возможность получить по физиономии… Но Лена, словно ни в чем не бывало, продолжала читать расписание, лишь плечики приподняла напряженно.

Осмелев, Константин накрыл другой ладонью ее руку, лежащую на круглом металлическом поручне.Она повернула к нему голову, делая это так медленно, что он успел несколько раз умереть и воскреснуть. Теряя рассудок, Конс-тантин поцеловал ее в горячие влажные губы. Она прижалась к нему и ответила поцелуем на поцелуй.

…Поезд остановился, и в купе воцарилась тишина. Стало слышно, как всхрапывает во сне Михаил и тонко посвистывает носом дед.

Из коридора донеслись торопливые шаги, послышались голоса.

Константин поднялся, взял свой «дипломат».

– Ну, вот, я и приехал…

– Я провожу тебя, – накинув на плечи пальто, сказала Лена.

Сторонясь людей, спешащих навстречу с тяжелыми сумками и чемоданами в руках, они направились к выходу.

На перроне было многолюдно. Кто-то торопился на поезд, кто-то – с поезда; мельтешили встречающие и провожающие.

Среди вокзальной суеты никуда не торопились только двое – Константин и Лена.

Густо валил снег. Крупные хлопья бесшумно кружились в морозном воздухе, падали на людей, на деревья… Они стояли друг против друга. Константин улыбнулся, заметив, как стала она вдруг похожа на невесту: в считанные минуты их облепило снегом и ее распущенные волосы стали напоминать пышную свадебную фату.

– Чего улыбаешься? – спросила Лена, стряхивая снег с его воротника.

– Радуюсь, – ответил Константин.

– Тому, что уходишь?

– Тому, что встретил тебя.

Он обнял ее и поцеловал в губы. Лена прошептала ему на ухо:

– Как приедешь, я тебе позвоню.

– Я буду ждать… Ну, беги, а то замерзнешь.

– Пока.

Лена быстро пошла к вагону. Взявшись за поручень, она обернулась и взмахнула рукой.

Константин помахал ей в ответ и бодро зашагал по перрону в сторону привокзальной площади. Душа парила где-то высоко…

Возле стоянки такси перед ним тормознул «жигуленок». Приоткрыв дверцу, водитель спросил:

– Куда отвезти?

– Спасибо, – покачал головой Константин. – Здесь недалеко, пешком дойду.

В десяти минутах ходьбы от вокзала жил его приятель. Приезжая в этот город на день-два он обычно останавливался у него. Вот и сегодня его там уже ждали – перед отъездом он позвонил из дома.

Новогодняя ночь подходила к концу. Улицы, еще недавно многолюдные, были пустынны.

Впереди раскинулся сквер. Срезая угол, Константин пошел напрямик, стараясь не сходить с набитой тропы. Она вывела его на узенькую аллею.

Внезапно, в тусклом свете уличного фонаря, возле занесенной снегом скамейки он увидел три силуэта. Близоруко прищурившись, Константин разглядел двух мужчин и одну женщину. Не успев еще оценить, насколько желательна для него эта встреча, услышал хмельной приблатненный тенорок:

– Ты, грач московский, иди сюда!

От этого крика он вздрогнул и присел на немеющих ногах. Первой мыслью было – бежать! Бежать без оглядки, немедленно…

Он поступил бы именно так, если бы ноги не отказались ему служить. Страх парализовал волю, в голове пульсировало одно – сейчас будут бить.

– Иди сюда, не бойся! – повторил тот, что ниже ростом.

Константин повиновался.

Незнакомцы были выпивши. Но одеты вполне прилично. К тому же, Константин заметил, что высокий солидный мужчина уже далеко не молод и на уличного хулигана явно не похож. Поэтому немного успокоился. Особенно, когда женщина сказала шебутному приятелю:

– Сема, чего ты пристал к человеку? Оставь его в покое…

Однако тот никак не отреагировал на ее слова. Вплотную приблизившись к Константину, он блеснул желтой фиксой и нахально выдал:

– Слышь, братан, дай стольник до получки.

Потеряв дар речи, Константин что-то промычал в ответ и заискивающе улыбнулся.

– Нету ничего, говоришь? А это что? – назойливый незнакомец сунул руку ему за пазуху и вытащил тугой кошелек. Переложив портмоне в свой карман, сказал назидательно:

– Нехорошо врать, нехорошо…

Константин опешил – ведь эти деньги были специально сняты с книжки на подарок младшему сыну, у которого скоро день рождения. По какому праву их обладателем должен стать этот пьяный наглец?

Оправившись от шока, он нерешительно попросил:

– Отдай, слышишь…

– Чего отдать-то? Я брал у тебя что-нибудь? Иди отсюда. Я вообще тебя впервые вижу. Вот и люди подтвердят. Верно?

Константин чувствовал себя ужасно. Никогда еще он не казался себе таким ничтожным, жалким, униженным. Он готов был расплакаться, завыть в голос от страха и бессилия.

Но рыдания застряли где-то в горле, а вместо них он ощутил внезапный прилив неведомых сил. Ему показалось, что внутри начала стремительно расправляться крепко сжатая стальная пружина. Он почувствовал, что если сейчас же не сделает что-то, его просто разорвет.

Константин бросил дипломат и почти с наслаждением вцепился в воротник грабителя. Тряхнув его так, что тот чуть не вылетел из одежки, процедил сквозь зубы:

– А ну, отдай гадина!

Запустив руку в чужой карман, Константин выхватил свой кошелек. Но упрямый блатарь не мог так просто отдать добычу и тоже вцепился в него. Из расстегнувшегося портмоне на снег посыпались деньги, какие-то бумажки. Константин машинально схватил одну и зажал в кулаке.

В этот момент противник ударил его по лицу.

Не помня себя, Константин тоже ткнул обидчика кулаком в нос.

Первый раз за всю свою жизнь Константин ударил человека. Первый раз!..

Но низкорослый не догадывался об этом. Получив отпор, он растерялся. И как знать, не будь рядом приятелей, он, наверное, не стал бы испытывать судьбу. Однако на глазах у них уступить какому-то фрайеру – этого его душа вынести не могла.

Ощетинившись, он угрожающе прошипел:

– Ты, фуцинг в троебории! Да я тебя бушлатом в телефонную будку загоню!

Константин встретил его размашистым неумелым ударом. Но сказалась разница в весе, и нападающий упал на снег.

Все это развеселило женщину. Она едва выговорила сквозь смех:

– Семушка, тебе помочь?

Поверженный поднимался неспеша. Привстав на колено, он сделал странное движение, будто застегнул молнию на сапоге. И тут же, одним прыжком сблизившись с Константином, ударил его кулаком в грудь.

Константин вскрикнул, шагнул вперед и рухнул навзничь, уткнувшись лицом в снег.

Смех оборвался…

Ссутулившись, низкорослый стоял над поверженным соперником. Голова опустилась, руки безвольно повисли. Из правого кулака торчало острое жало граненого сапожного шила. С самого кончика упала на снег черная капля.

– Ты чего наделал, придурок? – пробасил высокий.

– А чего он? Это… Ну…

– Короче, Сема, выпутывайся сам. Я тебе в этом деле не помощник… А про то, о чем мы с тобой сегодня договаривались, забудь. Мне «мокрушники» не нужны. Понял?

Мужчина подхватил под руку онемевшую спутницу, и они быстро пошли по темной аллее.Тот, кого назвали Семой, собрал рассыпанные деньги, прихватил «дипломат» и, воровато оглянувшись, легкой трусцой засеменил в другую сторону.

* * *

Обнаружили его утром, полузасыпанного снегом. Документов при нем никаких не оказалось. Лишь в кулаке была зажата какая-то бумажка. Когда застывшие пальцы разжали, оказалось, что это обрывок тетрадного листа. Красным фломастером, крупными печатными буквами на нем было написано: «Папа. Купи книжек, жувачки и чиво нибуть вкусново. И учебник тете Наташе по анг-лискому языку».

Лесные были

Крестники

По старому лесному волоку, покрытому белым пухом первой пороши, шли двое. Впереди, чуть сутулясь под тяжестью туго набитого рюкзака, придерживая за ремень старенькую одностволку, шагал Виктор Рябинин. Следом за ним торопливо семенил его друг и напарник по охоте Васька Кузьмин.

Шли быстро, стремясь засветло добраться до лесной избушки. Невысокий, коренастый Василий едва поспевал за своим рослым приятелем, Время от времени тот оглядывался и нетерпеливо подгонял отстающего: «Шевелись! Отемнаем – придется под елкой ночевать».

Василий послушно переходил на резвую рысь и быстро сокращал разрыв.

Короткий ноябрьский день клонился к вечеру. Солнце, уже невидимое из-за стены леса, бросало прощальные лучи на свинцово-серые облака, отчего плотно сбитые, клубящиеся громадины загорались снизу зловещим кровавым светом, вселяя в душу необъяснимое чувство тоски, хорошо знакомое тем, кого хоть раз ночь заставала в пути, вдали от дома.

Перейдя по шаткому мостику через замерзший ручей, охотники свернули с дороги, и пошли лесом, сверяя направление по компасу. Идти оставалось совсем немного, но друзья, утомленные долгим переходом, уже порядком устали, и этот последний участок пути давался им с трудом. К тому же совсем стемнело, и идти приходилось почти на ощупь.

Натыкаясь на острые сучья, запинаясь о лежащие на земле деревья, Виктор и Васька упрямо продирались сквозь заснеженные заросли. Ничего, подбадривали они себя, скоро озеро, а там до избушки – рукой подать. И можно будет скинуть с онемевших плеч тяжелые рюкзаки, напиться горячего чаю, и, растянувшись на нарах, лежать и слушать, как потрескивают в печи сухие смолистые дрова.

– Ну вот, считай, пришли… – облегченно выдохнул Васька.

За поредевшими деревьями угадывалось озеро. Вышли на лед, огляделись. Избушка была совсем рядом. Если напрямик – пять минут ходу.

Подойдя к упавшей, вмерзшей в лед старой березе, Виктор стряхнул с нее снег и позвал напарника: «Садись, покурим».

Ночь уже безраздельно властвовала над миром. В редких разрывах облаков, словно в окнах, зажигались и гасли далекие звезды. Их холодный мерцающий свет ледяными искрами вспыхивал в редких пушистых снежинках, которые, казалось, не падали, а неподвижно висели в воздухе. Было тихо. Так тихо, словно вместе с очертаниями предметов ночная мгла поглотила и звуки.

– Что делать будем? – нарушил молчание Виктор.

– Как, что делать? – не понял Васька.

– Ну, может, вдоль берега обойдем? Лед-то, наверно, еще слабоват.

– Обходитъ? – Васька округлил глаза. – Да ты что!

Ему страшно было даже представить, что придется брести еще неизвестно сколько по извилистому, капризному берегу. Ох, как не хотелось ему этого! Желая рассеять сомнения друга, он отбежал подальше, распорхал вокруг себя снег и, подпрыгнув, с силой ударил ногами в матово блеснувший островок. Лед загудел, но не поддался. Васька подпрыгнул еще раз. Лед выдержал…

– Видал?!

В ответ Виктор только рукой махнул. В последний раз затянувшись сигаретой он ловким щелчком отбросил ее от себя. Описав дугу, красный светлячок ткнулся в снег и погас.

Пошли… Тонкий осенний лед, чуть присыпанный свежим снежком, скрипел, потрескивал, шуршал, и, чудилось, даже прогибался под ногами. В звенящей, напряженной тишине эти звуки казались особенно жуткими. Память, как нарочно, подсовывала ужасные случаи об утопших, воображение рисовало картины, одну страшнее другой. Виктор уже жалел, что поддался на уговоры. Черт с ним, лишние полчаса, зато шли бы сейчас спокойно и не надо замирать от каждого скрипа.

Долгожданный берег становился все ближе. Уже можно было, не напрягаясь, разглядеть смутно белеющую крышу избушки. Друзья даже принюхались: не несет ли дымком? Нет, дымом не пахло. Значит, никого там не было. Ну, оно и к лучшему – не надо тесниться.

…Внезапно Виктор почувствовал, что теряет равновесие. Нелепо взмахнув руками, он повалился набок – и в ту же секунду ощутил ожог студеной воды. Не в силах понять еще, что произошло, он судорожно, со всхлипом, вздохнул и, рванувшись всем телом, налег грудью на кромку льда. Но лед, не выдержав тяжести человека, сухо хрустнул, и вода снова сомкнулась над его головой.

Вынырнув, Виктор опять сделал попытку выбраться на спасительную твердь, но безуспешно. Черный зев полыньи цепко держал свою жертву.

Рядом, в ледяном крошеве, барахтался Василий.

Звезды равнодушно смотрели, как борются за жизнь два человека, и так же невозмутимо подмигивали им, как и полчаса назад. Угрюмая заснеженная тайга хранила молчание.

Выбившись из сил, Виктор положил локти на лед и затих. Намокшая одежда тянула вниз. Тело уже не чувствовало холода. С трудом разлепив склеивающиеся на морозе ресницы, он, едва шевеля коченеющими губами, прошептал: «Все, Василек, хана нам!».

Но Васька не слышал его. Вцепившись в кромку льда, он тихо скулил, и по щекам его текли слезы. Шапку он потерял. Мокрые волосы, схваченные ледяной коркой, черными сосульками топорщились на голове.

– А-а-а-а! – протяжный крик разорвал тишину.

– …а-ах! – скорбно вздохнуло эхо.

Виктор крикнул еще и еще… Тело уже смирилось, лишь разум отказывался верить. Казалось, все это происходит в каком-то страшном сне. Хотелось проснуться, избавиться от этого кошмара. Мысль о матери, о том, что будет с ней, если он утонет, стремительно пронеслась в голове, и он, уже не владея собой, зашелся в отчаянном крике: «Помоги-и-ите-е!» Крик этот вывел из оцепенения Ваську, который тоже исторг дикий, нечеловеческий вопль.