Цейтнот
Шрифт:
Ванда перевела на говорившего свой тяжёлый взгляд. Бартон заметил, что она проявила интерес к беседе.
— Я прямо говорила своему отчиму, а он ни в какую не слушал. Игнорировал, специально. Наверное, решил, что угрожаю ему. Козёл, — вставила одна из девушек.
— Говори-не говори, всем плевать. Никто не станет тебя слушать, пока ты не исполнишь то, что хотел, — сообщила другая и насупилась.
— Проблема в том, что многие молчат, — не сдержался Клинт.
Ванда удивлённо посмотрела на него, вздрогнув от звука его голоса. На мгновение они столкнулись взглядами,
— Сказав однажды, многие сталкиваются с непониманием, поэтому замыкаются в себе. Кто-то просто не привык с этим делиться, они считают признания такого рода постыдными, — размеренно кивнула наставница.
— Необязательно кричать на каждом углу о том, что хочешь убить себя. Достаточно просто попробовать высказаться, обратить внимание человека на то, что тебе плохо, — сердце у Клинта стучало так громко и сильно, что, казалось, это слышат все.
— А если у тебя нет такого человека? — осторожно спросил пожилой мужчина.
— Обратиться к психотерапевту или психологу, — воодушевлённо сообщил наставник.
— Но люди боятся. Слова с приставкой «псих» ассоциируются с психбольницами и суровым лечением. Мы не находим понимания в родных для нас людях, в родителях или друзьях, и думаем, что никто нам помочь не сможет.
— Тогда как заметить начало проблемы? Как помочь человеку, если он никаким образом не даёт понять, что ему плохо? — чуть ли не вскрикнул Клинт.
— Это должно быть очевидно, — мрачно заговорила Ванда, и Бартон чуть ли не подпрыгнул на стуле. Он взглянул на девушку, отметив в её профиле дерзкую непоколебимость суждений.
— Под внешним спокойствием может скрываться и решимость довести всё до конца, — возразила наставница.
— После неудачных попыток, когда они уже привлекли внимание, самоубийцы ведут себя тихо, преувеличенно жизнерадостно и пытаются скрыть свой замысел, — жёстко прошептал Клинт, гипнотизируя Ванду взглядом. Она смотрела куда-то вдаль, в стену, и он видел лишь её чётко очерченную скулу, дрожащие ресницы и вздёрнутые нос. Губы сложились в узкую полоску. — Как в таких случаях разглядеть проблему? Целыми днями быть рядом и контролировать человека? Это же вызовет протест. Или ждать, пока они не совершат начатое, пока не будет поздно? Надо говорить об этом, не стесняться и не бояться того, что тебя не поймут.
— Ты был слеп. Ты видел, что я в неадекватном состоянии, но не потрудился ничего сделать, — раздражённо вставила Ванда. — Я ждала, что хоть кто-нибудь заметит, но ты был единственным, кто тогда меня навещал и кому я была небезразлична, но и ты прошляпил этот момент. Всё было у тебя как на ладони, стоило лишь раскрыть глаза.
— Я не решался, думал, что… — Клинт задохнулся, понимая, что ему ничего не мешало сразу же пресечь её попытки сожрать себя живьём. Он просто был трусом, который растерялся и не знал, что делать. Он просто был слабаком. — Ладно, ты права.
— Считаете себя виноватым, что не уследили? — заинтересовалась наставница, и только сейчас Бартон заметил, что все с неприкрытым любопытством глазеют на них двоих.
— Считаю, — не стал кривить он, и Ванда тяжело вздохнула в ответ. Ей стало невыносимо душно,
почти дурно от этого признания, захотелось выбежать на свежий воздух. Совесть неприятно зашевелилась, погребённая под бетонной плитой.— Но при этом считаете, что первый шаг должна была сделать ваша девушка?
— Да. Точнее… Что? Она не…
— Я не его девушка, мы не пара, — возразила Ванда, покрывшись розовыми пятнами. Она смущённо поправила волосы, не зная, куда деть руки. Клинт нахмурился.
— Простите, — извинилась наставница. — Возможно, ей было неловко вам в этом признаваться. Вы её друг? Сколько вы были знакомы? Насколько вы были ей близки, чтобы она смогла вам открыться? Может быть, Ванда, — женщина взглянула на список в своих руках, — не так сильно доверяла вам, чтобы делиться столь деликатной информацией? В любом случае уже поздно искать виноватых. С прошлым надо смириться, иначе оно поглотит вас.
Клинт посмотрел на Ванду, но она не повернулась к нему, сосредоточенно разглядывая собственные руки, сложенные на коленях.
— Больше никто не желает высказаться? — спросила наставница, и ответом ей послужила тишина. — Тогда предлагаю вам выбрать партнёра для объятий. Учёные доказали, что это увеличивает количество окситоцина — гормона, который снимает депрессию. К тому же обнимашки всегда повышают настроение, человек перестаёт чувствовать себя одиноким и брошенным. Физический контакт порой намного лучше, чем обычный разговор. Так мы выражаем поддержку, дружбу, уважение.
Ванда поморщилась, казалось, если кто-то дотронется до неё, то её просто вывернет наизнанку. Она не привыкла к прикосновениям чужих людей, это казалось ей дикостью.
Клинт заметил, как к Ванде направляется паренёк. Уже собирался немного отодвинуться, чтобы не мешать им, но увидел, как девушка неуверенно пятится назад и судорожно теребит кофту, делая вид, что её руки заняты. И тут же притянул её к себе, не задумываясь над тем, что делает. Даже если Ванда и удивилась, то виду не подала.
Она уткнулась носом ему в грудь, вдыхая запах вязаного свитера и одеколона. Вцепилась ногтями в спину, невольно испугавшись, что Клинт разорвёт объятия. Ей внезапно стало грустно, хоть волком вой. В этот раз его прикосновения были долгожданными, в них было нечто такое, что заставило сердце биться чаще. Ванда улыбнулась, щекой чувствуя, как вздымается грудная клетка Бартона.
— Прости меня, что я струсил и не оказал тебе поддержки, когда ты так отчаянно в этом нуждалась, — прошептал он ей на ухо.
Ванда отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо.
— А ты за то, что я прямо не попросила тебя об этом.
Клинт кивнул, и она чуть ли не расплавилась в его серо-зелёных глазах. Она бы вечно в них смотрела, если бы не дикое желание отвести взгляд: сказывалось смущение. Ванда оглянулась, заметив, что на них никто не смотрит, и взяла Бартона за руку.
— Пошли скорей отсюда.
Ванде нравилось ощущение его тёплых пальцев у себя в ладони, трение кожи о кожу, от которого мурашки расходились по спине. Но она не решилась слишком долго держать его за руку, боясь, что он поймёт, что она чувствует.