Цейтнот
Шрифт:
— Не хочу просто существовать, — призналась она. — Хочется делать что-нибудь полезное.
— Ты ещё не окрепла. Встанешь на ноги и вернёшься к Мстителям. Я об этом позабочусь.
Ванда открыла было рот, чтобы сказать, что она хочет быть полезной прямо сейчас, но промолчала. Клинт, наверное, думал, что она пока не готова, нестабильна для выполнения приказов. Ещё слишком слабая. Ей стало не по себе, и она выпуталась из объятий, снова ощущая какую-то опустошённость. Ей уже надоело быть нюней, хотелось стать сильной, как и раньше, вернуть себе стальной стержень, но сделать это было как никогда сложно. Невыполнимо.
— Знаешь, иногда надо разобраться в себе и навести в своей
Ванда кивнула, не испытывая никакого желания спорить. В последнее время Бартон всё сильнее её смущал и разговаривать с ним было трудно. Она стащила блокнот со стола и поднялась наверх, бережно прижимая его к груди, боясь, что он намокнет.
***
Ночью сон не шёл, мешали дождь и хоровод мыслей, яростно копошащихся в голове. Ванда тяжко вздохнула и встала с кровати, включая ночник. Она раскрыла блокнот, вчиталась в последние строки и в ужасе уронила ручку. Девушка судорожно начала листать страницы, с каждый прочитанным предложением бледнея всё сильнее и сильнее.
Почти через каждую строку повторялось имя Клинта, буквально каждое слово было о нём. Клетчатые страницы дышали им, жили. Ванда читала и не понимала, как такое могла написать. Здесь было почти всё: распорядок его дня, дата рождения, каждая фраза им сказанная была тщательно записана. Каждый миллиметр бумаги сквозил неописуемыми скрупулёзными деталями, всё это было написано с такой любовью, почти слепой, безрассудной, мнимой. Ванда дочитала и лицо её залила краска. Сердце бешено отбивало ритм, девушка вскочила. Она давно уже это заметила, но признавать всё никак не решалась. Клинт казался ей героем, с приставкой «супер». Она видела в нём объект немыслимой любви, питала к нему искреннюю симпатию. От одного только взгляда его хотелось сжаться в комочек и раствориться в его глазах. Это было так нелепо, по-детски наивно, и ничего не значило.
Ванда старалась убедить себя в том, что всё это её воображение. Она просто нашла в Клинте союзника, друга, по случайности он оказался мужчиной, и тело, скованное гормонами, ответило. Объяснение было донельзя простым, банальным и оттого почти правдивым, но Ванда испугалась. Почти до паники, до дрожи, её охватил ужас. Он ведь женат, у него есть дети, она находится в его доме, общается с его женой. К тому же он старше, зачем она ему, такая глупая, да и ещё со своими тараканами в голове. На секунду Ванда успокоилась и выдохнула. Если не предпринимать резких движений, то никто не заметит её лёгкой влюблённости. А если её ничем не питать, то вскоре она зачахнет и всё вернётся на круги своя. От этой простой до невозможности мысли на душе стало легко, и Ванда даже улыбнулась. Блокнот она засунула куда подальше, решая не показывать его своему врачу. Скажет, что мыслей в последние дни у неё совсем не было.
Несколько минут она просидела в ступоре, стараясь ни о чём не думать, пока из оцепенения её не вывел детский плач. Ванда вздрогнула и легла в кровать, надеясь, что ребёнка успокоят его родители. Но крик становился всё громче и от этого ещё раздражительнее, и никто подходить к малышу не собирался. Натаниэль надрывался долго, с усердием, будто специально. Ванда тяжело вздохнула и рассердилась. Раньше Нейт так себя не вёл.
Ей пришлось встать и побрести в детскую, недовольно что-то бурча себе под нос. Она с трудом заставила себя войти в комнату и заглянуть в кроватку. Ребёнок весь покраснел, слёзы выступили на глазах, он отчаянно молотил маленькими ручками по воздуху и страшно плакал.
Клинт резко вскочил, когда услышал плач младшего сына, и заметил, что Лора уже встала с кровати и накидывает на плечи халат.
— Я сам, —
остановил её Бартон, и Лора сонно зевнула, кивая. Сам так сам, в этом она ему не препятствовала.Клинт, борясь с усталостью, вышел из своей спальни и с неким удовольствием услышал, как Нейт затих. Он дошёл до детской и удивлённо округлил глаза, сон как рукой сняло. Ванда баюкала Натаниэля, что-то тихонько ему напевая, а тот спокойно гулил и тянул к ней свои пухлые ладошки.
— Что? Зрение подводит? — с ухмылкой спросила она, увидев Клинта, и тот в лице изменился от этих слов. — Прости, — поспешила извиниться она, заметив это. Стало стыдно.
— Я не думал, что ты… — он замялся и помотал головой, словно прогоняя наваждение.
Ванда пожала плечами, показывая, что ей несложно. Карапуз оказался на редкость спокойным, если не считать нескольких последних ночей.
— Знаешь, я рада. Рада, что ты не забыл поступок моего брата. Он будет жить, пока мы все его помним. И прости меня за то, что я тогда на тебя разозлилась. Ты правильно поступил, увековечив его имя. Пьетро бы это понравилось. Я серьёзно. Он бы тебя всю жизнь подкалывал на этот счёт, — Ванда грустно улыбнулась, млея от взгляда Клинта. Он казался ошарашенным.
— Я не мог поступить иначе, — выдавил он из себя.
— Я знаю.
========== Часть 6 ==========
— Почему ты здесь сидишь? Сеанс закончился полчаса назад, я ждал тебя на парковке.
Ванда вздрогнула и несколько раз моргнула, приходя в себя. Она взглянула на Клинта, недоумённо смотрящего на неё, и обвела взглядом полупустой коридор.
— Что-то случилось? — забеспокоился мужчина, и Ванда энергично помотала головой.
— Всё нормально, — девушка вскочила и неловко улыбнулась, тут же двинувшись к выходу, и Клинт нахмурился. Ему не понравилось столь странное поведение Ванды, было в этом что-то первобытное, а потому и непонятное. Страшное. Любое отклонение от нормы в состоянии Ванды казалось ему катастрофой.
— Ты уверена? — поинтересовался Бартон, догоняя девушку у дверей.
— Да.
Она старалась на него не смотреть, и Клинт думал, что она что-то от него скрывает. Любое сокрытие информации его настораживало, пусть это даже личные переживания Ванды. Но они сказывались на ней, оказывали угнетающий эффект. Бартон слишком хорошо помнил, к чему это приводит.
Девушка задержалась рядом с автоматом, невидящим взглядом осматривая ассортимент шоколадных батончиков.
— Мы можем заехать на мою квартиру? Забрать некоторые вещи? — отстранённо спросила она, и голос её прозвучал как-то чуждо. Раньше Ванда с ним так никогда не говорила.
Что-то невообразимое сегодня творилось с ней: по дороге в клинику она угрюмо молчала, пребывая в какой-то прострации. Казалась невероятно зажатой, напряжённой, словно пружина. Будто дотронься, и она проткнёт тебе глаз. Клинт даже заметил, как она отодвинулась от него подальше, буквально прижавшись всем телом к автомобильной двери, прилипнув щекой к стеклу. Но только сегодня ночью она держала на руках его сына, а уже сейчас — она холодная, будто выброшенная на берег рыба.
— Да, конечно, — согласился Клинт, изредка поглядывая на девушку.
Она чувствовала его взгляд, он обжигал её похлеще ударов плетьми и заставлял периодически краснеть, представляя, о чём же он думает. Быть обособленной, отстранённой и никак не показывать того, что, кажется, она начала испытывать к нему нечто большее, чем просто благодарность, было сложно. Ванда старалась вести себя обыденно, но постоянно лажала, понимая, что выдаёт себя с потрохами. У Бартона глаз-алмаз, а она пытается спрятать слона. Он замечал, он видел, он задавал вопросы, а она терялась.