Цейтнот
Шрифт:
— Всё нормально, — хрипло сообщила Ванда, стараясь избавиться от назойливого, слишком заботливого Клинта. От его взгляда и успокаивающего голоса рождался стыд и презрение к самой себе. Она так нехорошо с ним поступала, втаптывала в грязь все его искренние попытки помочь. Ванда ненавидела себя за это.
Бартону хотелось поговорить, сказать что-то ещё, но она не стала слушать, быстро напялила на себя шорты и, не удосужившись даже обуться, поспешила уйти. Клинт растерянно смотрел ей вслед, и Ванда чувствовала, как под его взглядом у неё начинает гореть спина.
Уже глубокой ночью она, силясь уснуть, думала о том, что хочет извиниться перед Бартоном. Такие желания посещали её редко, но страшно гложили и мучили. Просыпалась совесть. Ванда привстала на кровати, опустила
Клинт.
Она была ему безмерно благодарна за столь настойчивые попытки помочь. Это давало ей понять, что она не одинока в этом мире, что есть человек, на которого она может положиться. Но червячок сомнения, что он всё ещё может её предать, медленно поедал её изнутри.
Клинт.
Он всегда на неё так смотрел, что Ванде становилось одновременно и радостно, и стыдно. Он улыбался ей, и эта улыбка заражала её тихим весельем, незаметным, но Ванде становилось чуть легче. Она словно стояла на краю пропасти и ветер бил в лицо, а Клинт находился позади и держал её за пояс, не давая разбиться.
Клинт.
Створки открытого окна скрипели, выпевая это имя, и Ванда откинулась на подушки. К ней никто в этом мире не был так добр, как он. Если, конечно, не считать брата и родителей. В их первую встречу он показался ей грубым неотёсанным. Он подкалывал, сомневался в правдивости её слов, позволял себе шуточки в адрес Пьетро, и между ними был ледяной холод и лютое недоверие.
Пьетро.
Почему ты спас этого грубияна, дал ему шанс на жизнь, пожертвовал собой? Почему ты оставил меня одну? Неужели ты разглядел в нём героя, который сможет мне пережить твою смерть? Ванда уставилась в потолок и вздохнула.
Клинт.
Если Пьетро спас его, значит, он достоин этого. Если уж её брат дал ему шанс, то и она должна попробовать. Если она будет стараться, то и Бартон будет чаще улыбаться, а это рождало в душе тепло и ощущение собственной важности. Ей не хотелось расстраивать Клинта, делать ему больно или злить. Она не должна оскорблять его своим поведением, она сделает всё, чтобы он был доволен. На его бы месте Ванда бы этого хотела.
Клинт.
Это имя застывало на губах, как плёнка на поверхности остывающего молока. Заставляло сердце биться и ощущать дрожь в коленях. Это почти как ждать Рождество или свой собственный день рождения, предвкушать подарки и яркий праздник.
Клинт.
Ванда боялась его подвести. Но она постарается этого не делать. Он медленно, но верно становился ей дорог.
Клинт.
Кажется, она нашла себе хобби.
========== Часть 5 ==========
Волосы Клинта золотились в ласкающих лучах заката, он казался таким домашним и расслабленным, и Ванде, глядя на него становилось невыносимо уютно. Залёгшие в уголках глаз морщинки выдавали уже не юный возраст, но это лишь красило. Наверное, лет двадцать назад он был тем ещё ловеласом. Непременно с длинными волосами, с серьгой в ухе, кидал на девушек заинтересованные взгляды, от которых у них подкашивались ноги. Сейчас он был спокойным, но иногда шальной характер давал о себе знать. Клинт шутил, и эти шутки сквозили сарказмом. Но в сторону Ванды он старался их не употреблять: боялся обидеть.
Она уже час наблюдала за тем, как Бартон чинит прогнившие ступеньки на крыльце, яростно забивая гвозди в доски. Ей нравилось смотреть на то, как он работает. Лицо его было сосредоточенным, взгляд — уверенным и слегка прищуренным. В такие моменты он был похож на сокола, внимательно выслеживающего жертву. Мышцы под футболкой то и дело напрягались, вычерчивая рельеф, и Ванда никак не могла отвести глаза от этого зрелища. Было в этом что-то запретное, неуместное, и от этого ещё более желанное.
Руки у Клинта были накачанные, под кожей выступали вздутые вены. Чем дольше Ванда на них смотрела, тем сильнее к ним хотелось прикоснуться. Она растерялась и невольно поправила рукава собственной рубашки. Сложно было не заметить, как странно Клинт смотрел на её шрамы, когда пытался научить плавать. Его взгляд тогда её смутил, испугал, заставил почувствовать себя невероятно глупой и осознать, какую непоправимую ошибку
она собиралась совершить.Ванду передёрнуло от воспоминаний. Её жалкие попытки удержаться на воде были неловкими, она чувствовала себя нелепо. Впрочем, сам Клинт её не стыдил и вообще ни коим образом не давал ей понять, что он над ней насмехается. Невероятно тактично с его стороны.
Бартон забил последний гвоздь и, осмотрев результаты своей работы, довольно улыбнулся, взглянув на девушку. Она улыбнулась в ответ, но тут же опустила глаза, рука сама собой потянулась, чтобы заправить волосы за ухо. Но Ванда тут же осознала, что открывает лицо, и поспешно убрала руку, чем вызвала у Клинта лёгкий смешок.
В последнее время она изучала Бартона, словно была снайпером, а он её целью. Она заметила, что он был левшой. Для неё это стало настоящим открытием, казалось, что Клинт из другого мира, не такой как все. Он держал ложку в левой руке, причудливо водил ручкой по бумаге, странно наклоняя лист, из-за чего его почерк был не похож на все остальные. Ему было трудно пользоваться ножницами, которые были предназначены для правшей, холодильник открывался не в ту сторону, в которую бы ему хотелось, выключатель всегда находился не там, где было удобно.
Ванда ради интереса решила попробовать написать что-нибудь левой рукой. Пальцы судорожно дрожали, ручка выскальзывала из них, словно ядовитая змея. Было дико неудобно, после нескольких попыток вывести самые обычные слова Ванде казалось, что её клонит в левую сторону и вообще голова перестаёт соображать.
Наблюдение за Клинтом постепенно входило в некую привычку, ритуал. Он тщательно следил за собой: бегал по утрам, правильно питался. Ванде хотелось быть похожим на него, всегда весёлой, жизнерадостной, тоже хотелось бегать с ним по утрам, читать одни и те же газеты, уметь водить машину. Хотелось быть полезной, нужной, заслужить не просто доверие, дружбу. Не потому, что она вся такая бедная и несчастная и её надо оберегать, а потому, что она вполне могла бы стать хорошим другом. Впрочем, откуда ей было знать, смогла бы она? У неё никогда не было друзей, брат не считался. Он был семьёй, а это совсем другое. Возможно, Клинт уже её семья. Пьетро отдал за него свою жизнь, это автоматически сделало его ближе к ней. А забота, которую он ей подарил, была тому подтверждением. По крайне мере, Ванде очень хотелось в это верить.
Несмотря на всю свою радость, Клинт был невероятно серьёзен. Порой немного угрюм, но выражение его лица редко совпадало с настроением. Он мог улыбаться, но в тоже время на кого-нибудь сердиться. Его выдавали едва заметные детали: дрогнувшие губы, недовольно выгнувшаяся бровь, дёрнувшийся нос.
А ещё его настроение можно было узнать по глазам. Они всегда его выдавали. Рядом с ней Клинт старался быть весёлым, надеялся, что это заставит Ванду вынырнуть из своих мрачных раздумий, и иногда это срабатывало. Невозможно было не улыбнуться Бартону, его смех был заразительным, звонким. Казалось, закроешь глаза, а рядом смеётся ребёнок. Но порой он бросал на неё такие взгляды, от которых у Ванды мурашки бегали по спине. В его серых глазах она читала сочувствие, сожаление, заботу, укрывающую её с головой. Такие взгляды невольно её раздражали, не хотелось выглядеть маленькой разбитой девочкой, пусть как раз и такой она сейчас и была. Она должна была выбраться из это кокона, доказать ему, что она смогла пережить не самый лучший период в своей жизни.
— Чего ты там так усердно строчишь? — поинтересовался Клинт, выдёргивая Ванду из размышлений.
Она вздрогнула и уставилась на блокнот в своих руках. Страница была полностью исписана её мелким убористым почерком.
— Психотерапевт дала мне домашнее задание. Каждые три часа писать свои мысли. Что-то типа дневника.
— Я вижу ты отнеслась к этому со всей ответственностью, — заметил Бартон, и голос его сквозил похвалой. Он был искренне рад, что она не упрямилась, не выказывала недовольство, а покорно трудилась над собой. Это давало ему надежду, что Ванда стремится вылечиться, старается. — И о чём же ты сейчас пишешь? — полюбопытствовал он, зная, что на столь интимный вопрос девушка ему не ответит.