Четыре

Сидя в потёмках картонного чулана и прислушиваясь к внешнему миру, я догадался, что мы на границе - по вагону ходили люди, что-то спрашивали с требовательными интонациями, чем-то лязгали, потом рядом раздался голос начальницы, шум отъехавшей двери и звук шагов. В купе вошли двое, потоптались, переговариваясь и вернулись в коридор. Я сидел тихо, как мышка, уразумев, что в рейсе проводники, похоже, тривиально запамятовали про меня, а вспомнили, когда пограничники уже шли по составу, вот и спрятали зайца как контрабанду. Причём, как выяснилось, это была российская таможня, то есть проверка на земле братского народа прошла по-родственному небрежно.

Позже, заимев собственный опыт работы, я убедился, что совершать несуразные оплошности - неотъемлемое право железнодорожника, данное ему сумасшедшим графиком, невыполнимыми инструкциями и привычкой к форс-мажорам. Есть три типичные ошибки, которые совершает каждый проводник, откатавший пару лет - надорвать билет пассажира на обратный поезд, проспать или перепутать станцию, на которой нужно было высадить человека, и, напротив, разбудить того задолго до нужного времени. Как-то я растолкал мирно дрыхнувшего командировочного за четыре часа до срока, но напарница переплюнула мой рекорд, растормошив женщину за девять часов. А проспал я не просто станцию, а конечную на маршруте "Москва-Псков", не разбудив никого. Очнулся лишь после прибытия, в ужасе, но вагон был пуст - приезжие как-то выгрузились сами, что характерно, собрав бельё, положив на столы деньги за чай (сам я остался многим должен) и не захватив на память ни единого подстаканника. Псковичи как пассажиры здорово контрастируют с созвучными им москвичами, за что выношу благодарность жителям города.

Хотя сам Псков мне не понравился - пыльный и скучный, он был подобен любому из многих городков с налётом провинциальности, существующих словно вне времени и пространства. Таковы же, например, Выборг и Тобольск: сначала была крепость, потом вокруг нарос город и превратил её в памятник, но всё, что наросло, осталось тем же, пусть и продолжает расширяться. Хоть сейчас ссылай туда декабристов и колокола - город примет и похоронит, а рядом водрузит позолоченное надгробие бандиту из девяностых, как стало с могилой Кюхельбекера на Завальном кладбище. Помимо памятников браткам, из тобольской почвы тянулись черёмуховые деревья, усеянные сочными ягодами и легионом жирных клопов. К счастью, у меня, в отличие от Вильгельма Карловича, был выбор, и я бежал оттуда. Но в Псков возвращался до тех пор, пока не уволился, оставив другим проводникам разбираться с тем, что превращает службу на железке в недоразумение.

Труд таможенников тоже богат на глупые промахи и необъяснимые ошибки. Провод с двадцатилетним стажем работы на международных поездах рассказывал на эту тему своеобычную байку, произошедшую в девяностых на скором "Киев-Москва". На границе в вагон зашли украинские мытари и попали на праздник. У тамошнего проводника наступил день рожденья, а вопрос о выпивке на рабочем месте в годы перестройки стоял стократ мягче, нежели в наши, забитые инструкциями, дни - если и сейчас выпивают, то раньше бухали, никого не стесняясь. От приглашения угоститься стражи пределов не отказались, а потом ещё раз не отказались... Стоянка была длительная, и убрались восвояси они сильно добрыми. Поезд тронулся, а километров через полста, уже в России, началась карусель: на станции ввалились те же самые таможенники (на машине догнали!) и - давай выяснять, кто спёр пистолет. Протрезвевшие в ходе допроса провода, не имея ни малейшего представления о пропаже, перерыли купе, а затем и вагон, но безрезультатно. Гости крепко расстроились, ибо перестроечный бардак-бардаком, а утерю табельного не утаишь. Молодой инспектор, чуть не плача, повторял, как зачем-то снял кобуру, но куда подевал, хоть убей, не помнил... А поезд едет, колёса стучат, Украина всё дальше! Старший таможенник решил идти к бригадиру, проводники воспротивились, и вот, когда все стояли в тамбуре и орали друг на друга, едва за грудки не хватая, состав подошёл к станции. Именинник открыл дверь (рефлексы не пропьёшь!), не опуская ступенек, собрался ухватиться за поручень, чтобы выглянуть, не бежит ли какой пассажир по перрону, и обмер, узрев, что на поручне висит кобура с пистолетом. На границе ведь дверь с этой стороны открывали, и табельный мирно пропутешествовал немаленький перегон снаружи вагона. А вот как он там очутился, владелец объяснить был не способен. Самое интересное, что ликующие таможенники, как нашли свою утрату, так и сошли. А ведь была то совсем не станция, а какой-то полустанок, богом забытый, через который поезда могли проходить без остановок, и до автотрассы оттуда не пара шагов. В общем, как ребята в форме украинской таможни домой добирались, приходится только гадать, но наверняка это была захватывающая история.

Моя же история в украинском поезде закончилась через пятнадцать минут после досмотра - высадили практически на ходу, на щебёнку, когда состав притормозил перед светофором. Но, конечно, мне жаловаться не пристало, до Белгорода было меньше тридцати километров, которые нетрудно пройти за день, но и в том не сыскалось нужды - не успел я докурить, как рядом затормозил локомотив с вагоном-дефектоскопом, и машинист, светлый человек, согласился подвезти, приняв в оплату повесть о моих похождениях по братской республике, которые не ограничивались вышеприведённым анекдотом.

Впервые я попал в Украину, случайно перейдя границу. Возвращаясь с моря на попутках, к вечеру мы с товарищем заметили указатель в сторону Чертково. Название было на слуху - не единожды зависали на тамошней станции в ожидании электрички. Не имея карты, мы не знали, где ещё будет возможность пересесть на железку, поэтому не раздумывая, сошли с трассы и бодро пошагали за поворот, намереваясь вскоре разместиться на ночёвку в каком-нибудь леске. Спокойно прошли пост гаишников, обратив внимание на странную форму одежды - парадная, что ли?
– наверное, праздник какой... Лишь позже стало понятно, что это был пограничный пункт. Над дорогой висела камера, поглядев на неё, товарищ глубокомысленно заметил: здесь, мол, ложиться спать не будем, пройдём подальше... Утром застопили машину, в которой ехала семейная пара с бабушкой, направляясь как раз в Чертково. Приближаясь к месту, водитель прервал созерцание нами цветущих яблоневых садов вопросом, в порядке ли паспорта. Не зная, в чём дело, мы, на всякий случай, заверили, что всё в норме, хотя документов не имели. "А то на границе иногда проверяют," - пояснил водитель. В этот момент мы и поняли, что ненароком очутились в другой стране.

Но в следующий раз всё было законно, с напарником по прозвищу Белый мы бродили по Киммерии, описанной Волошиным и Богаевским, и добравшись почти до Перекопа, очутились в приятном местечке с чистым ручьём и тенистой рощей, где решили встать на привал.

Поэтому живи текущим днем.

Благослови свой синий окоем.

Будь прост, как ветр, неистощим, как море,

И памятью насыщен, как земля...

Душевно привалились - почти на неделю, пока из продуктов не осталась только соль. Бросили жребий, кому идти в магазин за десяток километров, и выпало мне. Пока я, не торопясь, протопал это расстояние, закупив немудрящей еды (хлеб, лук, крупа), перекусил и дошёл обратно, миновал день - к биваку вернулся в сумерках. Почуяв запах жареного мяса, не поверил ноздрям - откуда, если поблизости ничего?.. Белый сидел у костра и готовил шашлык на прутках. Сперва мне в голову закралась тёмная мыслишка - кого он мог тут поймать и зажарить, когда за неделю мы повстречали только рыбаков на "Урале"... К счастью, тревога оказалась ложной - товарищ всего лишь отужинал собачатиной. Оказалось, в моё отсутствие оголодавший напарник вспомянул дедову науку вязки силков на птиц. Лески имелось в достатке, приманкой послужили крошки из хлебных пакетов. Не столько надеясь на улов, сколько рассчитывая занять время, Белый опутал петлями рощу, улёгся на поляне и задремал, утомлённый. Проснулся от рычания и визга - вместо доверчивой птахи, в силок влетела неосмотрительная шавка рыжего окраса. Что она забыла в роще, для меня загадка, но нашла собачью смерть. Товарищу, которого дома дожидался верный лохмато-хвостатый друг, в голову не пришло воспользоваться уязвимостью божьей твари, и поначалу он сострадательно хотел её освободить, но незадачливая дичь светлых намерений не оценила и прокусила ему руку. А Белый озлился и свернул ей шею. После чего - не пропадать же добру!

– освежевал убитую и запёк пробную порцию. Я прибыл к дегустации. Судя по шкуре, невезучая гостья была дворнягой, но по вкусу - козой, правда, жилистой, как старая кляча. Не имея кулинарных предубеждений, мы с удовольствием кушали моську. С маринадом, конечно, было бы лучше, но если предварительно поварить минут сорок в солёной воде, чтобы плоть стала мягче, а после печь на углях с яблоневыми ветками - получалось годно, хоть гостей приглашай, все бы спрашивали рецепт. Только предварительно следовало тщательно счистить жир, отдающий горечью - впрочем, псина не скопила много сала. Белый сокрушался о двух вещах - о том, что не сдержался и прибил бедную, и о том, что в округе не росло лопухов, с запечёными корнями которого блюдо приблизилось бы к совершенству. Как по мне, то салат из сныти и молодых листьев одуванчика прекрасно справлялся с этой ролью. Так я тоже стал собаколюбом.

Позже дальневосточные браконьеры открыли мне рецепт "сахалинского шашлыка", который отличался от нашего крымского тем, что отваренное и остуженное мясо мариновалось в бульоне с луком, чесноком и корейской приправой "янним". Как говорил Саня-водолаз: свинина-говядина это обычное дело, а собака - маленький праздник!

С хорошим напарником и дождь не холоден, и собака вкусна. В первом повезло убедиться на тамбовщине, которую мы с другом Володей исходили вдоль и поперёк. Родина повстанцев встретила путников тепло, и сразу вспоминалось, что луну зажигает фонарщик из здешнего административного центра. Жители были дружелюбны, только понятие "прямо" в их обиходе означало не то, к чему привыкли мы, линейные горожане. Желая найти устье реки Вороны и островок Кипец, на котором добили остатки мятежников, мы опрашивали встречных. Те рады были помочь, но, указывая дорогу к устью, махали рукой, кажется, в случайном направлении и произносили излюбленное слово. В разных ситуация "прямо" могло расшифровываться как "по дороге, а потом направо и налево" и "в горку, через рощу да наискосок", и даже "наугад через поле, а там спросите". Побродили порядком. Порой, окончательно потерявшись, мы обессиленно падали наземь, ползали, смеялись и цыкотали. Славные были деньки. Шли налегке, а когда заряжал дождик, прятались в лесу под развёрнутым карематом и пели песни, прикладываясь к полторашке алкогольной бурды неизвестного состава, но с таким гадким вкусом, что, вдвое разбавленная компотом, она не пилась легко. В период работы проводником на маршруте Москва - Адлер, в последнем можно было выменять комплект постельного на два литра хорошей чачи и бонусом получить бутылку этой бурды. Она пролежала в моём холодильнике пару лет до того, как нашла потребителей. На железной дороге процветал пречудной рынок, благодаря которому собирались домашние коллекции подстаканников, полотенец, чайных ложечек и диковинных вещей, которые не знаешь, куда приспособить. Проводники, вообще, уделяют бессмысленно много времени мелочам - подсчитывают копейки от случайных приработков, ежемесячно теряя тысячи из оклада, беспокоятся из-за пустячных недоделок, при этом пуская на самотёк угрожающие ситуации, сплетничают о глупостях и жалуются на ерунду. И я уделял тоже, принимая правила игры, которые есть в любой работе, но эта соответствовала образу жизни, удовлетворяя потребность в перемене мест, и там не приходилось скучать. Разве что на ночном дежурстве, да только я люблю ночь.

Прямоугольник тамбура, пронзаемый студёными сквозняками; утончённые дуновения перегона: стелящийся вдоль состава дым и морозный воздух, искрящий снежинками; лязг переходной площадки, грохот автосцепки и перестук колёс - всё вместе приносит думы о человечьем могуществе, опутавшем земной шар рельсовыми нитями дорог, покорив безбрежные, пустынные, спитые просторы Родины. Качка бьёт по ногам, а потертая лента заоконного пейзажа кажется обёрнутой вокруг глазных яблок. Не зря проводники шутливо окрестили окно телевизором - такое же гипнотическое однообразие, только выключить нельзя. Ворох раскалённого угля зрелищно переливается оранжево-алым, словно в утробе топки стая саламандр пожирает жар-птицу. Подчас замрёшь, оперевшись на лопату, и смотришь завороженно, пока сигарета до пальцев не дотлеет. Очнёшься, и снова за дело. В холода ведьмы слезают с мётел, боясь примёрзнуть к древкам, а проводник садится на лопату и совершает на ней рейс за рейсом.

Когда надоедало курить, я читал стихи. Бывало, на строке, вроде: "Хотите, буду от мяса бешеный?..", дверь распахивалась, и в проёме появлялся пассажир, подавившийся заготовленной просьбе о чае. Не знаю, о чём они думали в эти моменты. Хотя однажды врасплох застали меня: примерно в час ночи на перегоне между Рязанью и Шилово я сидел в тамбуре и (как всегда в это время) разбивал киянкой целые стаканы. Дверь приоткрыл мужчина и спросил, чего это, мол, я тут делаю. Как оправдать такое занятие - утилизирую, дескать, у нас стекло одноразовое? Не найдя достойного ответа, я промямлил: вот-де, черепки собираю... Пассажир пожал плечами и пошутил: а я, мол, думал, тут свадьба!.. В общем-то, неплохая версия. А посуду я колотил, чтобы - парадокс!
– восполнить недостачу оной, возникнувшую в рейсе: осколки двух сосудов, расфасованные на три пакета, можно было сдать экипировке в Саранске и получить взамен три новеньких стакана. Трудовые будни, во всей красоте неласкового созвучия.

Хотите - буду от мяса бешеный -

– и, как небо, меняя тона -

хотите -

буду безукоризненно нежный,

не мужчина, а - облако в штанах!

Когда приедались стихи, я брался подметать стены. Снежная пыль, вдуваемая сквозь незаметные щели, заносила серую окраску металла и наращивала новые слои, грозя превратиться в наст. Если бы я был лилипутом, умеющим ходить по вертикали, я бы порадовался, прыгая через сугробы и творя снеговиков. За рейс можно было б вылепить целую армию и организовать профсоюз. С молчаливыми снежными бабами мы добились бы удлинения зимы быстрее, чем с боевитыми проводниками увеличения зарплаты.