Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля

– Так вы видели её? – спросил Зеро. – Красавица, не правда ли? Она тоже одна из наших. Настоящий товарищ. Правда, немного нервничает, когда видит всякие химикаты и реактивы, но по части хитроумных планов ей нет равных. Лейк, Фонбланк, Демарли, Вальдевия – вот некоторые из её псевдонимов. Настоящее же её имя… Нет, здесь, пожалуй, я захожу слишком далеко. Достаточно того, что именно ей я обязан тем, что поселился здесь, и, дорогой мой Сомерсет, счастьем познакомиться с вами. Похоже на то, что этот особняк ей знаком. Вот видите, дорогой мой, я ничего от вас не скрываю и открыто говорю всё, что вам угодно услышать.

– Бога ради, придержите же язык! – вскричал бедняга Сомерсет. – Вы и представить себе не можете, какая это для меня пытка!

Открытое лицо Зеро вдруг сделалось тревожным.

– Иногда, – ответил он, – мне начинает казаться, что вы испытываете ко мне неприязнь. Откуда, дорогой Сомерсет, откуда такое недоверие? Я подавлен, близится решающий час моей жизни. И если, – мрачно добавил он, – мои грандиозные планы потерпят крах, то мне не останется ничего, кроме презрения. Меня одолевают мрачные мысли, поэтому вы понимаете, сколь я нуждаюсь в вашем обществе. Наивный болтун, вы снимаете камень с моей души. И всё же, всё же… – Он отодвинул тарелку и встал из-за стола. – Идёмте, идёмте же. Сейчас самое время. Мне нужно подышать свежим воздухом и взглянуть на поле боя.

С этими словами он повёл Сомерсета на чердак, откуда, взобравшись по лестнице и открыв люк, они выбрались на крышу и оказались на платформе, обитой листовым свинцом. С одной стороны от неё находились дымоходы, а по бокам не было ни перил, ни ограждения, которые отделяли бы её от шиферной кровли дома. Оттуда открывался бескрайний вид на городские крыши и на видневшиеся вдали остроконечные башенки церквей.

– Вот! – вскричал Зеро. – Перед вами город богатый, кишащий людьми и повелевающий целыми континентами! Но скоро, очень скоро он падёт! Когда-нибудь вы услышите отсюда глас судного орудия – не трескучий, как разрыв шрапнели, но гулкий и мощный. Тотчас же вашему взору предстанет пламя. Да! – воскликнул он. – Да, тогда настанет час расплаты! И тогда бледный от ужаса блюститель закона побежит прочь радом с пойманным им вором. Пылай же, пылай, презренный город! Рухни, надменная монархия, рухни, словно Содом и Гоморра!

С этими словами он поскользнулся на свинцовой обшивке, и если бы не быстрая реакция Сомерсета, то непременно покатился бы вниз по крыше. Молодой человек оттянул его, бледного как полотно и вмиг обмякшего, от края платформы. Затем он помог Зеро спуститься по лестнице, а точнее сказать, стащил его на чердачный пол. Там заговорщик начал приходить в себя, вытер лоб и, обхватив ладонь Сомерсета обеими руками, начал бормотать извинения.

– Свершилось! – наконец воскликнул он. – Мы теперь связаны воедино до самой смерти! Вы спасли меня от неминуемой гибели, и если прежде вы были мне симпатичны, то теперь я восхищаюсь вами, и моя признательность и благодарность вам поистине безграничны! Однако мне кажется, что я не совсем оправился от потрясения. Прошу вас, дайте мне руку и проводите меня в мои комнаты.

Пара глотков виски вернули заговорщику его прежнее самообладание, и, когда он, стоя с бокалом в руке, окончательно приходил в себя, его взору предстал впавший в глубокое уныние несчастный молодой человек.

– Боже мой, Сомерсет! – вскричал он. – Что с вами стряслось? Позвольте налить вам глоток виски.

Но живительный напиток вряд ли смог бы взбодрить и успокоить Сомерсета.

– Оставьте меня, – глухо произнёс он. – Я погиб. Вы поймали меня в искусно расставленную западню. Совсем недавно я жил беззаботною жизнью и поступал, как мне заблагорассудится, ничуть не думая о последствиях. А теперь – в кого я превратился? Неужели вы настолько слепы и бездушны, что не видите, какое отвращение вызываете во мне? Неужели вы способны думать, что я спокойно стану с этим жить? Подумать только! – вскричал он. – Молодой человек, которого можно обвинить лишь в излишнем благодушии, вдруг оказывается вовлечённым в дьявольские интриги!

С этими словами он закрыл лицо руками и рухнул на диван.

– Боже мой! – удивился Зеро. – Что я такое слышу? Я, исполненный к вам самого искреннего расположения. Неужели вы, дорогой Сомерсет, всё ещё находитесь во власти замшелой щепетильности? Или судите о патриоте с точки зрения морали или религиозных догм? Я полагал, что вы убеждённый агностик.

– Мистер Джонс, – ответил Сомерсет, – спорить бессмысленно. Я полагаю себя не верящим ни во что, не только в каноны религии, но и в факты, методы, а также во все этические постулаты. Ну и что с того? Что значит вся эта словесная шелуха? Я считаю вас змеёй, которую я жажду раздавить с превеликим удовольствием. Вы хотите кого-то взорвать? Так уясните же себе: я хочу, каким бы позором и бесчестием это для меня ни обернулось, взорвать вас!

– Сомерсет, Сомерсет! – воскликнул Зеро, внезапно побледнев. – Это всё не так, это неправда. Я уязвлён, Сомерсет, я ранен в самое сердце.

– Спички мне! – взревел молодой человек. – Дайте мне сжечь это жуткое чудовище! Пусть я погибну вместе с ним!

– Бога ради, возьмите себя в руки! – ответил Зеро, схватив молодого человека за плечи и хорошенько встряхнув его. – Мы стоим на самом краю, кругом смерть… И человек – чужак в этой чужой стране – тот, кого вы называли своим другом…

– Молчите! – закричал Сомерсет. – Никакой вы мне не друг! Я смотрю на вас с отвращением, как на жабу, и содрогаюсь от одного вашего вида!

Из глаз заговорщика вдруг брызнули слёзы.

– Увы, – всхлипнул он, – оборвалась последняя нить, связывавшая меня с людьми. Мой друг отрекается от меня… оскорбляет… Я действительно отмечен печатью проклятия.

Несколько мгновений Сомерсет стоял, ошеломлённый подобным поворотом событий. Затем, обречённо взмахнув рукой, он ринулся прочь из комнаты, сбежал вниз по лестнице и выскочил на улицу. Повинуясь мимолётному порыву, он буквально пробежал полпути к ближайшему полицейскому участку. Однако вскоре его задор начал иссякать, и, прежде чем он достиг обиталища блюстителей закона, его вновь начали одолевать сомнения. Агностик ли он? Есть ли у него право на решительные действия? Прочь эту чепуху и пусть Зеро погибнет! И тут вдруг снова: а разве он не обещал, разве не жал ему руку и не преломлял с ним хлеб? И всё это в ясном уме? Как он мог что-то предпринять, не уронив при этом своей чести? А честь, что такое честь? Химера, которую он должен отбросить, чтобы положить конец преступлениям. Да, но что есть преступление? Такая же химера, которую отвергла его вольнодумная натура. Целый день он гулял по паркам, а ночью бродил по улицам. Лишь только забрезжил рассвет, как он устало рухнул на скамейку и разрыдался. Его божества оказались поверженными. Он, выбравший широкую, светлую и необременённую никакими идеалами стезю вселенского скепсиса, оказался невольником чести. Он, привыкший взирать на жизнь с высоты птичьего полёта, признававший моральное право на войну, конкуренцию и преступление, готовый помочь гонимому убийце или вору, вдруг обнаружил, вопреки всей своей прежней логике, что ему претит использование динамита и адских машин. Над спящими домиками и пробуждавшимся вдали городом занималась заря, а несчастный скептик всё ещё оплакивал крушение своих принципов.

Наконец он поднялся на ноги и призвал в свидетели восходящее солнце.

– Не подлежит сомнению, – произнёс он, чётко выговаривая слова, – что добро и зло суть химеры и всего лишь вербальные формы. Однако как бы то ни было, существуют действия, которые я не могу совершить, и деяния, которым я не могу позволить совершиться.

После этой тирады он решил вернуться в особняк, чтобы в последний раз попытаться убедить Зеро прекратить свою преступную деятельность. Если же все его увещевания окажутся тщетными, то отбросить все предрассудки, дать заговорщику час форы, а затем выдать его полиции. Окрылённый своим решением, он быстро зашагал к дому. Солнце успело подняться довольно высоко, когда он подошёл к особняку. На ступеньках стояла молодая дама, обладательница множества псевдонимов, и Сомерсет удивился, заметив на её лице выражение злобы и беспокойства.

– Сударыня… – начал он, поддавшись сиюминутному порыву и совершенно не представляя, что скажет дальше.

Однако при звуках его голоса она вздрогнула, словно от ужаса, резко повернулась, тотчас же опустила вуаль и, не оглядываясь, буквально ринулась прочь от особняка.

Здесь мы ненадолго прервём наше повествование о приключениях Сомерсета и расскажем вам загадочную и романтическую историю о коричневом сундуке.

Джон Гримшоу. Улица в лунном свете

Приключения Десборо

Коричневый сундук

Мистер Гарри Десборо проживал в очаровательном старинном районе Блумсбери, со всех сторон окружённом бурными городскими потоками, но сохранившем внутри себя романтическое очарование и почти пасторальную тишину. Молодой человек поселился на площади Квин-сквер, рядом с детской больницей, которая располагалась по левую руку, если идти на север. Квин-сквер являлась неким оплотом человеколюбия и гуманитарных наук. Там стояли красивые дома и школы для бедняков, над которыми кружились стайки воробьёв. У больницы день-деньской толпились малыши в надежде увидеть в окне больного собрата и перекинуться с ним парой слов.