Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля

Он сделал паузу, словно подчёркивая свои слова, а затем заговорил снова, на сей раз несколько другим тоном:

– И всё же, сударь, глядя на ваше лицо, я уверен в своей правоте. Я прав в том смысле, что, как бы то ни было, я имею честь и удовольствие говорить с джентльменом. Снимите пальто, сударь, оно вас стесняет. Избавьтесь от смущения, которое, слава богу, не обременяет вашу совесть. Нас всех когда-то посещали неправедные мысли, и, если вам пришло в голову выдать меня с потрохами, – это лишь мимолётная игра ума, сударь мой, которую вы не смогли бы воплотить в игру реальную, если, конечно, я не ошибаюсь в вашей высокой порядочности.

И с этими словами он улыбнулся открытой, доброжелательной улыбкой, словно любящий отец, и протянул Сомерсету руку.

По характеру своему молодой человек благосклонно принимал великодушие и не чурался чьей-либо искренности, поэтому он сразу и почти не раздумывая пожал протянутую руку.

– И вот теперь, – продолжил квартирант, – когда я жму вашу верную руку, я отбрасываю опасения и подозрения. Более того, усилием воли я изгоняю память о прошлом. Мне безразлично, как вы сюда попали. Достаточно того, что вы здесь и вы – мой гость. Присядьте же, и давайте, с вашего разрешения, отметим наше знакомство стаканчиком доброго виски.

С этими словами он достал бокалы и бутылку; они молча выпили.

– Признайтесь, – с улыбкой заметил хозяин, – что вид комнаты привёл вас в изумление.

– И верно, – согласился Сомерсет. – Однако я представить себе не могу, зачем все эти перемены.

– Это один из способов, помогающих мне выжить, – ответил заговорщик. – Вообразите меня на скамье подсудимых в вашем неправедном суде. Вообразите, как один за другим появляются свидетели, и какие разные показания они дают! Один видел меня в прежней гостиной, другой – в той, как она выглядит сейчас. Завтра или послезавтра здесь всё может измениться до неузнаваемости. Если вы любите романтические истории (как все художники), то жизнь сидящего перед вами странного человека настолько полна романтики, что соперничать с ним в этом смогут лишь немногие. Человека странного, но всё же известного. Слава моя анонимна и зловеща. С помощью неправедных средств я иду к своей праведной цели. Я стремлюсь к воцарению свободы и мира в безжалостно угнетаемой нищей стране, а пока что живу жизнью травимого зверя, используя все доступные мне средства и поистине дьявольские уловки.

Сомерсет, держа в руке бокал, рассматривал сидевшего перед ним фанатика и с неописуемым изумлением слушал его страстный монолог. Он внимательно вгляделся в лицо своего визави и отметил в нём некоторое благородство, что повергло его в ещё большее удивление.

– Сударь, – начал он, – не знаю, могу ли я называть вас мистером Джонсом…

– Джонс, Брайтман, Хиггинботам, Памперникель, Дэвиот, Хендерланд – называйте меня как угодно, – ответил заговорщик, – поскольку я в разное время носил эти имена. Но из всех мне нравится одно, которого больше всех боятся, которое больше всех ненавидят и которое заставляет беспрекословно подчиняться. Это имя вы не найдёте в справочниках и в розыскных листках, висящих на дверях почтовых и банковских контор. Подобно славному клану Макгрегоров, я с полным основанием могу заявить, что днём я безымянен. Однако, – продолжил он, вставая, – ночью мои верные соратники называют меня Зеро.

Сомерсету это имя ничего не говорило, но он учтиво изобразил на лице удивление и улыбку типа «рад познакомиться».

– Верно ли я понял, – осведомился он, – что под этим псевдонимом скрывается человек, называемый динамитчиком?

Заговорщик снова сел и наполнил бокалы.

– Именно так, – кивнул он. – В эти чёрные времена для угнетённых взошла звезда надежды, звезда динамитная. И среди тех, кто использует это вещество, несмотря на все невероятные опасности и трудности, мало столь же удачливых и успешных, как я.

Он умолк, и его лицо выразило некоторую растерянность.

– Смею предположить, – заметил Сомерсет, – что, кроме ожидаемых печальных последствий, подобное занятие не лишено своеобразного интереса. Помимо прочего, присутствует азарт игры в прятки. Но, как кажется мне, дилетанту, нет ничего проще и безопаснее, чем заложить адскую машину и уехать подальше, чтобы там ждать известий о трагических последствиях.

– Вы и вправду рассуждаете как дилетант, – ответил заговорщик несколько поучительным тоном. – Выходит, вы даже не представляете опасности, в какой мы находимся в эту самую минуту? Вы и впрямь считаете, что можно спокойно жить в доме, начинённом взрывчаткой и в любую секунду готовом взлететь на воздух?

– Боже праведный! – вырвалось у Сомерсета.

– Когда же вы говорите о простоте в наш век научных изысканий, – продолжил Зеро, – вы меня просто удивляете. Известно ли вам, что химические реактивы капризны, как женщины, а часовые механизмы ненадёжны, как сам сатана? Вы видите морщины на моём лице? Видите седину в моих волосах? Они суть порождение часовых механизмов и химических смесей! Нет, мистер Сомерсет, не стоит думать, что жизнь динамитчика легка и беззаботна. Наоборот, вам не дано вообразить напряжённейшее ожидание и ощущение сокрушительного фиаско. Я трудился (скажем так) от зари до зари. И вот саквояж готов, механизм запущен, бесстрашный юноша спешит к означенному месту, чтобы заложить орудие разрушения. Мы ждём падения Англии, тысячи жертв, всеобщего страха и паники, взрыва возмущения и ярости! И что же в результате? Щелчок, похожий на выстрел из игрушечного пистолета, кратковременное зловоние – и все труды и старания насмарку! Если бы мы смогли вернуть утерянные заряды, я бы без особого труда исправил несработавшие механизмы. Однако ценой неимоверных усилий нашим французским друзьям почти удалось выделить необходимый компонент. Вместо взрывов они предлагают проникнуть в канализационные системы больших городов и заразить всё их население смертоносной тифозной бациллой. Весьма привлекательный с научной точки зрения проект. Метод весьма варварский и неизбирательный, но притягательный своей простотой. Я признаю его определённое изящество, однако, сударь, во мне есть что-то от поэта и, возможно, от трибуна. Поэтому, со своей стороны, я стану придерживаться более убедительного, более разрушительного и, если вам угодно, более «популярного» метода – адской машины. Да, я продолжу! И я всем сердцем верю, что мне будет сопутствовать удача!

– Я хотел бы отметить два момента, – прервал его Сомерсет. – Первый приводит меня в некоторое недоумение. Судя по вашему красноречивому рассказу, удача вам так ни разу и не сопутствовала, верно?

– Нет, неверно, – возразил Зеро. – Однажды мне повезло. Перед вами вдохновитель и автор взрыва на Ред-Лайон-Корт.

– Однако, если мне не изменяет память, – заметил Сомерсет, – там всё кончилось полным провалом. Единственными жертвами стали мусорный ящик и несколько экземпляров бульварной газеты.

– Вы снова ошибаетесь, – упрямо стоял на своём Зеро. – Там был ранен ребёнок.

– И это логично подводит меня ко второму моменту, – продолжил Сомерсет. – Я заметил, что вы употребили слово «неизбирательный». В таком случае мусорный ящик и ребёнок, если он там вообще был, безусловно, представляют собой квинтэссенцию неизбирательного и, прошу прощения, неэффективного возмездия.

– Я действительно употребил это слово? – удивился Зеро. – Что ж, не стану настаивать. Что же до эффективности, то вы затронули весьма серьёзные понятия, и, прежде чем мы перейдём к их обсуждению, позвольте мне снова наполнить бокалы. От дискуссий всегда сохнет в горле, – добавил он с улыбкой.

Они снова отхлебнули крепкого и бодрящего напитка, после чего Зеро с несколько самодовольным видом откинулся на спинку кресла и начал подробно излагать свои взгляды.

– Неизбирательный, вы говорите? – начал он. – Сударь мой, война неизбирательна. Она не щадит никого: ни детей, ни мусорных ящиков. Я тоже, – широко улыбнулся он. – Всё, что может вызвать страх, привести в замешательство или парализовать жизнь неугодного народа, будь то мусорный ящик, ребёнок, парламент или прогулочный пароходик, – всё это соответствует моим простым планам. Надеюсь, – спросил он с каким-то сочувственным интересом, – вы человек неверующий?

– Сударь, я ни во что не верю, – ответил Сомерсет.

– Тогда, – кивнул Зеро, – вы поймёте мои доводы. Мы считаем высшей целью гуманизм, его славный триумф. Преследуя эту цель и противостоя сплочённой коалиции монархов, парламентов, церковников, армии и полиции, я не придаю значения – мы не придаем значения, сударь мой, – выбору «приличных» средств. Вы, возможно, решите, что мы затеем покушения на королеву, на премьера Гладстона, на министров Дерби или Гранвилля. Но в этом-то и заключается ваша главная ошибка. Наша цель – воззвать, так сказать, к «плоти от плоти народной». Именно на этих людей мы и рассчитываем. Сударь, вы знаете, что представляет собой типичная английская служанка?