Дитя леса

Отец хотел, чтобы я занялся наукой: стал физиком или математиком. Но мне всегда были интереснее люди, чем цифры. Тогда я, чтобы насолить отцу, подал документы в педагогический университет и поступил. Мне показалось, что миссия учителя максимально близка миссии священника.

И знаешь, что произошло дальше? После первого курса мы пошли в поход. Я, ещё один парень из нашей группы, нас было всего двое, и пять девчонок. Мы с Филом считали себя крутыми и были уверены, что покажем класс, станем героями, покорителями горных вершин, и наши одногруппницы превратятся в преданных фанаток.

Дело было в Крыму. Не знаю, сколько раз я чуть не сдох во время восхождения, но после недельного похода понял, что я полный слизняк. А девушки как назло подобрались крепкие. Они и рюкзаки свои тащили, и еду готовили, и посуду мыли, и палатки ставили не хуже нас с Филом. А однажды я заехал топором себе по пальцу и чуть не отрубил фалангу… И дико разозлился. На родителей – за то, что вырастили бесхребетную амёбу, на себя – за то, что ничему в этой жизни не научился, на баб, которые смеялись надо мной. В общем, в том походе всё изменилось.

Вернувшись в Питер, я отложил гитару, портвейн и тусовки, побрился налысо, пошёл в спортзал, а следующим летом устроился на работу грузчиком в продуктовый магазин. Чуть не бросил учёбу, настолько мне стала противна вся эта высоколобая дурь. Кое-как дотянул до диплома, уверенный, что ни одного дня не проработаю по профессии. На последнем курсе женился на самой красивой и самой глупой девчонке нашего потока. С родителями разругался вдрызг.

А жизнь-то слаще не стала. Элька погуливала, деньги тратила лихо и незатейливо, как картёжник. Я пошёл работать менеджером. Сначала в фирму, торгующую компьютерными комплектующими, потом – на производство медицинской одежды. Нигде подолгу не задерживался, потому что становилось по-питерски экзистенциально тоскливо.

Однажды, возвращаясь домой после работы, я решил прогуляться пешком и наткнулся на набережной на Эльку, в засос целующуюся с Филом. Ага, тем самым, с которым мы в Крыму по горам лазили.

Я даже не удивился. Но так тошно стало, словно жизнь кончена, а я так ничего стоящего и не сделал. Пошёл домой, вещи собрал, написал жене сообщение, что ухожу, и отчалил. Квартиру мы снимали, платил за неё я, но меня не слишком волновало, куда Элька пойдёт. В конце концов Фил приютит.

Несколько дней я бродяжничал. Благо, были выходные, лето. Шлялся по окраинам, впитывал неизведанный дух питерских спальных районов. Возвращался на Петроградку. Бродил по дворам, заглядывал в чужие окна. Кладбище на Ваське стало моим пристанищем. С мёртвыми не страшно даже ночью. С живыми страшнее. И знаешь, в один момент, когда я шёл по Невскому, слившись с толпой безымянных, безликих, разноцветных людей, вдруг понял, что хочу уехать отсюда. Как можно дальше. Туда, где вообще нет людей. Меня вынесло на мост Ломоносова, и тут я понял: в Сибирь! Спасибо, Михайло Васильич!

Уволился с работы и поехал к родителям. Попросил прощения за всё и сел на самолёт. Сначала в Новосибирск, потом на Алтай. Здесь и осел, когда нашёл работу в школе. И знаешь, за три года ещё ни разу не пожалел.

Здесь всё по-другому. Другие ценности, другие вкусы, другой воздух. Время и то течёт иначе. Я наслаждаюсь простыми вещами: книгами из крошечной библиотеки, улыбками учеников, парным молоком, которым меня угощает баба Валя. А ещё горами и лесом. При любой возможности, и зимой, и летом, я беру палатку и иду куда глаза глядят. Только тут, в полной тишине и наедине с собой, я чувствую, что живу по-настоящему, и что всё было не зря.

Костя закончил рассказ, когда солнце скрылось за верхушками елей, и я поняла, что у нас осталось лишь несколько драгоценных минут. Вот-вот он запрыгнет на старенький мотоцикл, взятый напрокат у соседа, уверенным рывком заведёт мотор и, махнув на прощание рукой, скроется в зелёном подлеске.

Поэтому я ничего не сказала в ответ, только улыбнулась, заглянув ему в глаза.

Наши дни пролетали слишком быстро. Я не успевала насладиться ощущением его близости, возможностью говорить о чём угодно или молчать. Но провожая его, не испытывала грусти, только хрупкость и чистоту момента – для меня наше прощание означало одно: скоро он вернётся, и я, не сдерживая себя, побегу вприпрыжку навстречу, сходя с ума от радости, а когда-нибудь наберусь смелости, пожалуй, со дня на день, брошусь ему на шею и крепко-накрепко обниму.

Глава 9. Пожар

Всё началось не с запаха или дымки, а с едва слышного треска. По лесу пробежала дрожь, словно от дурного предчувствия, и в верхушках сосен что-то захрустело, потом посыпались кусочки коры и хвои, и снова всё стихло.

Я замерла на тропике между Речушкой и домом. Подняла голову, огляделась. Прикоснулась рукой к ближайшему дереву и отдёрнула её, как будто почувствовав ожог. Решив, что лес рано или поздно расскажет мне, что случилось, я пошла дальше. И только к вечеру почувствовала в остывающем воздухе гарь.

Где-то пожар.

Такое случалось и раньше. Иногда по весне мы с отцом выходили на открытые участки с чёрной выжженной травой, поваленными деревьями и мёртвым зверушками: ежами, зайчатами, бурундуками. Но это было далеко. Никогда раньше пожар не приближался к дому.

Так будет и в этот раз. Единственная мысль – что в случае беды я окажусь один на один со смертельной стихией, кольнула мозг тупой иглой, но я отмахнулась. Для паники нет причин.

На следующее утро я проснулась от кашля. В горле першило, в носу и глазах пересохло. Встав с кровати, я выпила большую кружку воды и подошла к окну. Отодвинула занавеску и обнаружила, что деревья, огород, сарай потонули в душном белёсом мареве.

Я выскочила на улицу, словно всё ещё не верила глазам. Небо потемнело. Сердце болезненно забилось в груди. Я сделала вдох и снова закашляла.

В этот момент послышался знакомый рокот мотора. Я посмотрела в сторону тропинки и увидела Костю. Побежала к нему и, как мечтала, обхватила обеими руками. Горячий, пропахший дымом и бензином, он крепко сжал меня в объятиях и не отпускал несколько слишком длинных секунд. Мне было тесно и душно, но я сразу почувствовала себя в безопасности.

– Нужно уходить. Готова?

Я отстранилась и в недоумении посмотрела на него.

– Уходить? Я не могу оставить дом.

Не слыша, Костя взял меня за руку и потащил к мотоциклу.

– Поедем медленно, чтобы Джемма поспевала. Где она?

– Стой! – Я вывернулась и остановилась. – Я никуда не пойду. Это мой дом. А если вернутся родители?

Он развернулся и зло посмотрел на меня.

– Ты соображаешь, что несёшь? Через несколько часов здесь будет пекло, а потом всё вспыхнет и сгорит. Ты даже глазом не успеешь моргнуть.

– Я никуда не пойду, – повторила я.

– Леся, послушай меня, давай мы сейчас уедем. Ты, я и Джемма. Поживёте у меня, я снимаю дом, там всем хватит места. А когда минует опасность, мы узнаем об этом из новостей, и сразу же вернёмся. Это займёт всего несколько дней. Максимум неделю.

– Спасибо, что приехал. Но я остаюсь.

Ноги и руки стали такими тяжёлыми, словно я превратилась в статую.

– Да не вернутся твои родители! Никогда! Неужели ты не понимаешь?

Я сумела сдержать слёзы и крик, рвущийся изнутри.