Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Въ то время, когда рыцарь и его оруженосецъ, уединившись, начали между собою приведенный разговоръ, священникъ поздравилъ и поблагодарилъ Доротею за находчивость и ловкость съ которой сочинила она свою сказку, коротенькую, но совершенно во вкус безчисленныхъ басень, разсыпанныхъ въ рыцарскихъ книгахъ.

Доротея отвчала, что она часто читала, отъ скуки, эти книги, и какъ бы въ оправданіе свое прибавила, что не зная хорошо расположенія провинцій и приморскихъ городовъ, она за удачу сказала, что высадилась въ Оссун.

— Я это замтилъ, сказалъ священникъ, и поспшилъ исправить вашу ошибку. Но согласитесь, не странно ли видть, какъ этотъ несчастный человкъ легко вритъ всевозможнымъ небылицамъ, если только он походятъ на разную чушь, вычитанную имъ въ его книгахъ.

— Да, сказалъ Карденіо, это такое неслыханное, такое странное помшательство, что если-бы нарочно захотть, и тогда, мн кажется, трудно было бы выдумать, что-нибудь подобное.

— Но еще удивительне то, замтилъ священникъ, что стоитъ только оставить этотъ сумбуръ и заговорить съ нимъ о чемъ-нибудь другомъ, и вы его не узнаете; такъ судитъ онъ обо всемъ ясно, толково и умно; — безъ этого несчастнаго рыцарства, увряю васъ, всякій призналъ бы его за человка высокаго и просвщеннаго ума.

Глава XXXI

Донъ-Кихотъ между тмъ продолжалъ начатый разговоръ съ Санчо:

— Другъ мой! сказалъ онъ ему, помиримся, забудемъ старое и скажи мн теперь, безъ злобы и досады, какъ и гд ты увидлъ Дульцинею? Что длала она? Что сказалъ ты ей? Что она отвтила? Что выражало лицо ея, когда она читала мое письмо? Кто теб переписалъ его? Словомъ, говори все, что найдешь нужнымъ, ничего не прибавляя, для умноженія моей радости, и ничего не убавляя, для уменьшенія ея.

— Сказать вамъ правду — отвчалъ Санчо, письма вашего никто не переписывалъ, потому что я его вовсе не относилъ.

— Ты правъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, я нашелъ его черезъ два дня посл твоего отъзда въ моемъ бумажник, и это страшно огорчило меня. Я не зналъ, что станешь ты длать, не находя письма, — и все ожидалъ не вернемся-ли ты.

— Да я бы и вернулся, отвчалъ Санчо, еслибъ не запомнилъ его наизусть; я повторилъ его одному церковнику, который списалъ письмо съ моихъ словъ — и сказалъ, что хотя на своемъ вку попереписывалъ онъ много разныхъ писемъ, но такого хорошаго не случаюсь еще писать ему.

— Помнишь-ли ты его до сихъ поръ? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Нтъ, отвчалъ Санчо; какъ только я повторилъ его церковнику и увидлъ, что ни на какого чорта оно мн больше не нужно, такъ сейчасъ-же позабылъ. Разв только вотъ это начало помню: вмстительная, то бишь, властительная, да еще конецъ вашъ до проба рыцарь печальнаго образа; между этимъ началомъ и концомъ я помстилъ штукъ триста сердецъ, жизней и прекрасныхъ глазъ.

— Это не дурно, замтилъ рыцарь, но говори, что дальше? Когда ты предсталъ предъ этой царицей красоты, чмъ была занята она? Вроятно нанизывала жемчугъ на золотую нитку или вышивала золотомъ какой-нибудь любовный девизъ для плненнаго ею рыцаря.

— Засталъ я ее, отвтилъ Санчо, на скотномъ двор, гд она провевала дв семины ржи.

— Хлбныя зерна въ рукахъ ея, вроятно, превращались въ жемчужины — сказалъ Донъ-Кихотъ; но обратилъ-ли ты вниманіе на то, какого качества была рожь: чистая-ли, полновсная и матовая?

— Нтъ, свтлая

— Могу тебя уврить, другъ кой, замтилъ Донъ-Кихотъ, что прошедши чрезъ ея руки, рожь эта дастъ чудеснйшій пшеничный хлбъ. Но скажи, когда ты передалъ ей мое письмо, поцловала-ли она его? подняла-ли надъ своей головой? сдлала-ли она что-нибудь, достойное полученнаго ею посланія, и что она наконецъ сдлала? ради Бога, говори, не мучь меня.

— Когда я пришелъ къ ней съ вашимъ письмомъ, сказалъ Санчо, то ей, кажется, было не до писемъ, такъ была занята она работой; положи, мой милый, сказала она мн, махая порядочной связкой ржи, это письмо на мшокъ; я ужо, когда покончу работу, прочитаю его.

— Понимаю, понимаю тебя, скрытная красавица, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; ты желала прочесть его на свобод, чтобы насладиться каждымъ выраженіемъ. Но, продолжай, Санчо. Скажи, что говорила она теб за работой, что ты отвчалъ ей. Передай мн разговоръ вашъ отъ слова до слова; скажи, о чекъ она спрашивала тебя?

— Ни о чемъ она не спрашивала меня — сказалъ Санчо; а самъ я разсказалъ ей, какъ ваша милость страдаетъ во славу ея, какъ оставилъ я васъ, между скалъ, словно дикаря какого: голаго, не кушающаго со стола, не расчесывающаго бороды, почивающаго на голой земл, и все страдающаго и проклинающаго свою звзду.

— Это ты напрасно сказалъ, что я проклинаю звзду свою, замтилъ Донъ-Кихотъ. Напротивъ, я благословляю и не перестану благословлять ее до конца дней моихъ, потому что она сдлала меня достойнымъ любви такой высокой дамы, какъ Дульцинея Тобозская.

— Ужъ именно высокой, замтилъ Санчо; я полагаю, она вершка на три выше меня.

— Ты почему это знаешь, разв ты мрялся съ ней? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Вотъ какъ я мрялся, отвчалъ Санчо; помогая ей взвалить на осла куль муки, я очень близко подошелъ къ ней, и тогда увидлъ, что она цлой головой выше меня.

— Не правда-ли, высокій ростъ ея, сказалъ Донъ-Кихотъ, гармонируетъ какъ нельзя боле съ высокими достоинствами ума и возвышенной прелестью ея манеръ. Но вотъ, Санчо, отчего ты не можешь отпереться; — когда ты приблизился къ ней, не повяло ли на тебя восхитительнйшими ароматами, не благоухало ли все вокругъ нея, какъ въ магазин самаго изысканнаго парфюмера?

— Никакихъ запаховъ я не слышалъ отъ нее, кром одного, отвтилъ Санчо, происходившаго, врно, оттого, что работая, она страхъ какъ потла.

— У тебя врно былъ насморкъ — сказалъ рыцарь, или ты слышалъ свой собственный запахъ, потому что я, кажется, знаю, какъ благоухаетъ эта роза между шипами, эта садовая лилія, эта разжиженная амбра.

— Пожалуй, что свой собственный слышалъ я, продолжалъ Санчо; я точно, въ частую, слышу отъ себя такой-же самый запахъ, какой, показалось мн, слышалъ я отъ вашей дамы Дульцинеи, и ничего тутъ мудренаго нтъ; если и слышалъ, потому что одинъ чортъ, говорятъ похожъ на другого.

— Но, спрашивалъ Донъ-Кихотъ, провявши и отправивши на мельницу рожь, что сдлала она, прочитавъ мое письмо?

— Письма вашего она вовсе не читала, отвтилъ Санчо, оттого, что не знаетъ она, какъ сказала мн, ни читать, ни писать, а разорвала его на мелкіе кусочки, боясь, какъ-бы кто не прочиталъ и не разгласилъ-бы ея секретовъ. О любви къ ней вашей милости и вашихъ непомрныхъ страданіямъ довольно узнала она изъ моихъ разсказовъ и велла мн передать, что она цалуетъ ваши руки, и что ей желательне видть васъ, чмъ получать отъ васъ письма, потому она и приказываетъ вамъ сейчасъ-же выбраться изъ этого хворостнику и отправиться въ Тобозо. Ей, я вамъ доложу, смерть какъ хочется видть васъ; а ужь какъ она хохотала, когда я сказалъ ей, что ваша милость называетесь рыцаремъ печальнаго образа, просто животъ надрывала. Спросилъ я ее также, представлялся-ли ей бискаецъ и узналъ, что представлялся, и что это очень вжливый и милый господинъ. Спросилъ ее и насчетъ каторжниковъ, но оказалось, что изъ этихъ господъ никто не представлялся.