Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Я коротко отвчу вамъ на это — сказалъ священникъ. Я и общій нашъ другъ цирюльникъ, синьоръ Николай, отправляемся въ Севилью получить не маленькія деньги — тысячъ шестьдесять піастровъ — присланныя мн однимъ моимъ родственникомъ, ухавшимъ нсколько лтъ тому назадъ въ Индію. Вчера на насъ напали здсь четыре вора и обобрали, буквально, до самой бороды, такъ что господинъ цирюльникъ принужденъ былъ нацпить себ фальшивую бороду, а вотъ этого господина (онъ указалъ на Карденіо), они раздли до нага. Но что всего интересне, говорятъ, будто это были каторжники, освобожденные какимъ-то, особеннаго рода, храбрецомъ, который, не устрашившись ни коммисара, ни сопровождавшей арестантовъ стражи, отпустилъ всхъ ихъ на волю. Господинъ этотъ, должно быть, полуумный или величайшій злодй, безъ души и совсти; иначе онъ не ршился бы впустить волка въ стадо овецъ, лисицу въ курятникъ и напустить шершеня на медъ. Онъ попралъ правосудіе, возсталъ противъ своего короля, указомъ котораго онъ такъ явно пренебрегъ, отнялъ у галеръ работающія на нихъ силы и разбудилъ, давно уже отдыхавшую, святую Германдаду. Словомъ, онъ ршился погубить свою душу, не вознаградивъ ничмъ своего тла.

Нужно замтить, что Санчо разсказалъ передъ тмъ священнику извстное происшествіе съ каторжниками, изъ котораго господинъ его вышелъ съ такою славою; поэтому-то священникъ и упомянулъ о немъ, желая узнать, что отвтитъ Донъ-Кихотъ. При каждомъ слов священника несчастный рыцарь мнялся въ лиц и не дерзалъ объявить, что это онъ освободилъ братію, отправлявшуюся на галеры. «Вотъ», продолжалъ между тмъ священникъ, «какого рода молодцы обобрали насъ вчера до нитки. И да проститъ Господь, въ своемъ безграничномъ милосердіи, тому, это не допустилъ ихъ претерпть заслуженнаго ими наказанія».

Глава XXX

— А знаетъ-ли, ваша милость, сказалъ священнику Санчо, кто это отличился такъ? мой господинъ; хоть я и просилъ его тогда подумать о тонъ, что намревается онъ длать; говорилъ ихъ милости, что освобождать мошенниковъ, осужденныхъ за свои плутни работать на галерахъ, значитъ принимать на свою душу великій грхъ.

— Болванъ! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; разв обязаны странствующіе рыцари, встрчая на большихъ дорогахъ несчастныхъ, униженныхъ и закованныхъ въ цпи справляться о томъ, за что ихъ заковали: за добродтели или за плутни? Дло рыцаря пособить имъ, обращая вниманіе только на ихъ бдствія, а не на ихъ преступленія. Я встртилъ несчастныхъ, прикованныхъ къ одной цпи, и сдлалъ то, что долженъ былъ сдлать, какъ рыцарь, а что будетъ посл, мн до этого дла нтъ. И тому, кто вздумалъ бы возражать мн на это, кром почтеннаго господина лиценціанта, котораго священный самъ я вполн уважаю; я бы отвтилъ, что онъ ничего не смыслитъ въ обязанностяхъ рыцаря и доказалъ бы это ему мечемъ или копьемъ, пшій или верхомъ, или какъ ему тамъ угодно бы было. Сказавши это, Донъ-Кихотъ укрпился на стременахъ и надвинулъ шлемъ на самые глаза; цирюльничій же тазъ, принимаемый имъ за шлемъ Мамбрена, онъ возилъ привязаннымъ въ арчаку своего сдла, въ ожиданіи того времени, когда онъ исправитъ его и уничтожитъ слды, оставленные на немъ грубыми руками освобожденныхъ имъ каторжниковъ.

Умная и лукавая Доротея, знавшая о помшательств Донъ-Кихота и понимавшая, что надъ нимъ смются вс, кром Санчо, ршилась тоже вмшаться въ разговоръ: «благородный рыцарь». сказала она ему, «прошу не забывать даннаго мн слова: не вступать до извстнаго времени ни въ какую битву, какъ бы она ни была важна. Успокойтесь и врьте, что если-бы господинъ лиценціантъ зналъ, какой сильной рук обязаны каторжники своимъ освобожденіемъ, то онъ три раза приложилъ бы печать молчанія къ своимъ устамъ и три раза прикусилъ бы себ языкъ, прежде чмъ вымолвить хоть одно, непріятное для васъ слово.

— Клянусь Богомъ, воскликнулъ священникъ, я прежде вырвалъ бы себ усъ, чмъ ршился бы на что-нибудь подобное.

— Молчу, благородная дама, сказалъ Донъ-Кихотъ; я подавлю справедливый гнвъ, пробудившійся въ моей душ, и буду тихъ и спокоенъ до тхъ поръ, пока не выполню даннаго вамъ общанія. Но, прошу васъ, скажите мн, если только это не особенно непріятно вамъ: какого рода ваше несчастіе, и что это за люди, которымъ мн предстоитъ отмстить за васъ. Какіе они, сколько ихъ?

— Я съ удовольствіемъ разскажу вамъ все это, отвчала Доротея, если только вамъ не скучно будетъ выслушать длинный рядъ моихъ несчастій.

— О, нтъ, нисколько — отвтилъ рыцарь.

— Въ такомъ случа, прошу вашего вниманія сказала Доротея.

Въ ту же минуту Карденіо и цирюльникъ помстились возл нее, интересуясь узнать, какъ она разскажетъ свою небывалую исторію; Санчо сдлалъ тоже самое, обманутый подобно своему господину мнимымъ титломъ Доротеи. Поправившись на сдл и слегка кашлянувъ, Доротея весьма развязно и мило разсказала слдующую исторію:

«Прежде всего я должна сказать вамъ, что меня зовутъ…» начала она, да тутъ и заикнулась, позабывъ какъ ореотилъ ее священникъ; послдній къ счастію, догадавшись въ чемъ дло, быстро явился на помощь.

— Мы нисколько не удивляемся, сказалъ онъ Дороте, что вашимъ высочествомъ овладваетъ смятеніе при воспоминаніи о вашихъ несчастіяхъ. Несчастіе часто отнимаетъ память у своихъ жертвъ; он забываютъ иногда даже свои крестныя имена, какъ это случилось теперь, если не ошибаюсь, и съ вашимъ высочествомъ, забывшемъ, что васъ зовутъ принцесса Микомиконъ, какъ законную наслдницу микомиконскаго царства. Теперь, ваше высочество, вы, быть можетъ, припомните ту грустную повсть, которую собирались намъ разсказать.

— Вы сказали сущую правду, отвчала Доротея; но только съ этой минуты вамъ нечего будетъ напоминать и подсказывать мн. Я доведу теперь свой разсказъ до конца безъ посторонней помощи.

— Король отецъ мой, Тинакріо мудрый, продолжала она, былъ мудрецъ чрезвычайно сильный въ наук, называемой магіей; при помощи ея онъ открылъ, что мать моя, королева Ксарамилла, умретъ прежде его, но что онъ не долго переживетъ ее, и оставитъ меня на свт круглою сиротою. Это безпокоило его однако не такъ сильно, какъ то открытіе, сдланное имъ также при помощи его науки, что ужасный великанъ Пантофиландо Мрачнаго Взора, — названный такъ, потому что, хотя глаза у него расположены какъ слдуетъ, онъ тмъ не мене смотритъ косо, желая наводить ужасъ на всхъ своими взорами, — отецъ мой, повторяю, узналъ, что этотъ ужасный великанъ, владтель одного острова, вторгнется, по смерти моихъ родителей, съ огромнымъ войскомъ, въ мое царство, отниметъ его у меня, не оставивъ мн ни одной деревни, и что только бракъ мой съ этимъ чудовищемъ въ состояніи будетъ спасти меня отъ совершеннаго разоренія. Предвидя, что я ни за что не соглашусь на это, и онъ былъ правъ: мн и въ голову никогда не приходило обвнчаться съ какимъ бы то ни было великаномъ, — отецъ повеллъ мн, не защищаться противъ Пантофиландо, а добровольно уступить ему мое царство, и тмъ спасти себя отъ смерти, а подданныхъ моихъ отъ разоренія, такъ какъ противустоять его демонической сил для меня было бы совершенно невозможно. Но, повинувъ мое царство, я должна была, согласно вол моего родителя, отправиться съ нсколькими придворными въ Испанію, гд, какъ онъ предсказывалъ, я найду защитника въ лиц одного странствующаго рыцаря, слава котораго будетъ гремть по всему королевству; имя этого знаменитаго рыцаря, если память не измняетъ мн, кажется, донъ-Фрипотъ или донъ-Гиготъ.

— Донъ-Кихотъ, сударыня, перебилъ Санчо, или иначе рыцарь печальнаго образа.

— Именно, именно такъ, отвчала Доротея; отецъ мой говорилъ, что рыцарь этотъ долженъ быть высокаго роста, сухощавъ, и что съ правой стороны, подъ лвымъ плечомъ, или около этого мста, у него должно быть родимое пятно, темнаго цвта, покрытое волосами, на подобіе кабаньей щетины.

— Санчо, помоги мн раздться, сказалъ въ ту же минуту Донъ-Кихотъ; я долженъ убдиться, тотъ ли я рыцарь, о которомъ пророчествовалъ этотъ мудрый король.

— Къ чему же вамъ раздваться? спросила Доротея.

— Чтобы узнать, есть-ли у меня родимое пятно, о которомъ упоминалъ вашъ отецъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ.

— Для этого не къ чему вамъ раздваться, отвчалъ Санчо; у вашей милости, я знаю, есть такое родимое пятно на самой середин спины, это знавъ, говорятъ, великой силы.

— И довольно, сказала Доротея: къ чему эта щепетильная точность между друзьями. Пусть пятно будетъ на плеч или на спин, или гд ему угодно, все равно, лишь бы оно было. По всему видно, что добрый отецъ мой угадалъ этого рыцаря, продолжала она, и я нашла его въ лиц господина Донъ-Кихота; это несомннно о немъ говорилъ король отецъ мой, потому что примты его лица вполн соотвтствуютъ великой слав, стяжанной имъ не только въ цлой Испаніи, но даже въ цломъ Ламанч. И кром того, не успла я высадиться въ Оссун, какъ уже услышала про такіе подвиги его, что сердце мое сейчасъ же сказало мн, кого именно слдовало мн искать.

— Позвольте узнать, однако, какъ это вы высадились въ Оссун; Оссуна кажется не приморскій городъ, сказалъ Донъ-Кихотъ. Но прежде чмъ успла отвтить Доротея, отвтилъ священникъ.

— Принцесса вроятно хотла сказать, что высадившись въ Малаг, она въ Оссун услышала про ваши подвиги.

— Да, да, да… сказала Доротея.

— Дло совершенно ясное, замтилъ священникъ Теперь, ваше высочество, можете продолжать вашъ разсказъ.

— Я кончила его, сказала Доротея; и могу только добавить, что это было великимъ счастіемъ для меня — встртить рыцаря Донъ-Кихота. Благодаря ему, я уже вижу себя царицей и властительницей своего царства; потому что великодушный рыцарь общалъ послдовать за мною туда, куда я поведу его. А поведу я его противъ Пантофиландо Мрачнаго взора, да поразитъ онъ этого великана и возвратить мн то, что измнникъ похитилъ у меня, поправъ всякіе законы божескіе и человческіе. И рыцарь поразитъ его, какъ сказано въ пророчествахъ отца моего Тинакоріо мудраго, записавшаго это въ своихъ книгахъ по гречески или по халдейски, наврное не знаю, потому что я неграмотная, и прибавившаго, что если рыцарь побдитель захотлъ бы посл побды жениться на мн, то я должна, безъ возраженій исполнить его желаніе и передать въ его обладаніе себя и свое царство.