Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)
Шрифт:
— Ты самъ можешь поврять меня, говорилъ Лотаръ, зорко слдя за моими дйствіями, хотя, впрочемъ, всякое наблюденіе съ этой минуты станетъ излишнимъ; я и безъ него постараюсь осязательно убдить тебя, что не буду сидть, сложа руки. Ансельмъ вполн доврился своему другу, и чтобы доставить ему возможность дйствовать съ наибольшей свободой, ршился покинуть Камиллу и провести нсколько дней за городомъ, у одного изъ своихъ друзей. Онъ самъ заставилъ пригласить себя на нсколько дней къ этому другу, и такимъ образомъ нашелъ возможность оправдать свое отсутствіе въ глазахъ Камиллы. Злосчастный и неосторожный Ансельмъ! Что замышляешь, что длаешь ты, что приготовляешь себ! Жена твоя непорочна, и ты въ мир живешь съ ней; никто не замышляетъ твоей погибели; ты самъ возстаешь на себя, самъ роешь себ могилу. Мысли Камиллы не уносятся за предлы ея жилища; ты земной рай ея, цль всхъ ея желаній, радость ея, мрило ея воли, согласуемый лишь съ волей твоей и небесъ. Если красота и доброта ея осыпаютъ тебя, безъ всякаго, съ твоей стороны, труда, всми своими богатствами, свыше которыхъ ты не можешь желать, въ чему же принялся ты искать въ глубин ея какой-то новый, невдомый кладъ, рискуя пошатнуть и обрушить то, чмъ ты ужь обладаешь, потому что все это покоится на слабыхъ основахъ своей тлнной натуры. Ансельмъ! помни, что искать невозможнаго значитъ не находить возможнаго,
На другой день Ансельмъ ухалъ на дачу, попросивъ Камиллу принимать какъ можно лучше Лотара, и предупредивъ ее, что все время отсутствія его, Лотаръ приметъ на себя заботы охранять Камиллу и ежедневно будетъ у нее обдать. Это извстіе нсколько оскорбило самолюбіе еще непорочной Камиллы, и она замтила Ансельму, что мужу не совсмъ прилично на время своего отсутствія отдавать свое мсто другому; что если онъ это длаетъ по недоврію къ ней, изъ боязни, что она не съуметъ одна управлять, какъ слдуетъ, домомъ, то теперь ему представляется прекрасный случай: испытать ея хозяйственныя способности. Она увряла мужа, что ее станетъ и на что-нибудь боле серьезное, чмъ умніе вести домашнее хозяйство. На все это Ансельмъ отвчалъ, что такова его воля, и что Камилл не остается ничего боле, какъ слушаться, что бдная женщина и исполнила, скрпя сердце.
Ансельмъ ухалъ, и Лотаръ поселился въ его дом, принятый весьма радушно женой его, устроившей, однако, дло такъ, чтобы ей ни минуты не оставаться наедин съ Лотаромъ. При ней постоянно находилась, или любимая ею и воспитанная вмст съ нею горничная ея Леонелла, которую Камилла взяла въ себ посл свадьбы, или кто-нибудь изъ прислуги. Въ теченіи первыхъ трехъ дней Лотаръ не сказалъ Камилл ни слова, не смотря на то, что урывками, въ то время, какъ люди, прибравъ со стола, уходили обдать на скорую руку, какъ того требовала госпожа ихъ, ему приходилось оставаться съ нею наедин. Леонелл, правда, приказано было обдать раньше, и непремнно находиться возл Камиллы въ то время, когда прислуга обдала; но горничная, занятая совершенно другимъ дломъ, приходившимся ей боле по вкусу, и сама нуждавшаяся именно въ этомъ самомъ времени, нердко ослушивалась свою госпожу. Она даже какъ будто нарочно старалась оставлять ее, какъ можно чаще, наедин съ Лотаромъ. Не смотря на это, скромность, женственная строгость и сдержанный разговоръ Камиллы сковывали языкъ Лотара. Но то, что ограждало ихъ сначала, это же самое вскор и погубило ихъ; потому что воображеніе могло свободно дйствовать тмъ временемъ, какъ бездйствовалъ языкъ. Созерцая безпрепятственно красоту Камиллы, способную тронуть даже мраморную статую, не только сердце человка; глядя на нее тмъ временемъ, какъ онъ могъ бы говорить съ ней, Лотаръ боле и боле убждался, на сколько эта женщина достойна быть любимой. Но это убжденіе напоминало ему вмст съ тмъ объ обязанностяхъ его къ другу. Сто разъ въ голов его мелькала мысль: покинуть городъ и ухать куда-нибудь далеко, чтобы никогда ужь не встртиться съ Ансельмомъ, никогда не увидть Камиллы, но онъ уже чувствовалъ, что удовольствіе видть эту женщину удерживаетъ и удержитъ его на мст. Онъ боролся съ своими чувствами, онъ порывался измнить самъ себ, желая оттолкнуть отъ себя наслажденіе, доставляемое ему видомъ чарующихъ прелестей Камиллы, и уврить себя, что это наслажденіе — мимолетный обманъ. Вдали отъ нее, онъ проклиналъ свою безумную страсть, считалъ себя и вроломнымъ другомъ и безчестнымъ человкомъ, но мало-по-малу умъ его успокоивался, и онъ незамтно начиналъ проводить паралель между собою и Ансельмомъ; и всегда приходилъ къ тому заключенію, что въ случа чего, вина должна пасть не на него, а на того, чья безразсудная доврчивость такъ неосмотрительно толкнула его въ эту бездну. Онъ убждался боле и боле въ той мысли, что если бы онъ могъ такъ же хорошо оправдать себя предъ судомъ Божіимъ, какъ предъ судомъ людскимъ, то ему нечего было бы страшиться кары небесной за свое увлеченіе. Словомъ, дло кончилось тмъ, что красота Камиллы и случай, безумно доставленный ему самимъ Ансельмомъ, скоро сломили его поколебленную твердость. Спустя три дня посл отъзда Ансельма, въ продолженіе которыхъ Лотаръ употреблялъ вс усилія потушить загоравшуюся въ душ его страсть, но, не видя, во все это время, вокругъ себя ничего инаго, кром предмета этой страсти, онъ открылся, наконецъ, Камилл въ своей безумной любви. Весь взволнованный, онъ сдлалъ это признаніе въ такихъ страстныхъ выраженіяхъ, что растерявшаяся Камилла не нашла ничего лучшаго сдлать, какъ встать съ своего мста и удалиться въ свою комнату, не произнеся ни слова. Но этотъ презрительный и холодный отвтъ не ослабилъ надеждъ Лотара, зарождающихся, какъ извстно, всегда въ одно время съ любовью, напротивъ, онъ только усилилъ желаніе его восторжествовать надъ любимой женщиной, которая, услышавъ совершенно неожиданно, отъ Лотара признаніе въ любви, сама не знала, на что ей ршиться. Чтобы не допустить, однако, повторенія чего-нибудь подобнаго, она ршилась въ туже ночь послать гонца къ Ансельму съ слдующимъ письмомъ:
Глава XXXIV
«Плохо, говорятъ, арміи остаться безъ начальника и дому безъ хозяина; но я скажу, что молодой, замужней женщин еще хуже оставаться безъ мужа. Вдали отъ тебя, я не знаю, теперь, что мн длать; и если ты не вернешься тотчасъ же домой, то я принуждена буду покинуть хозяйство наше безъ присмотру и перехать къ роднымъ, потому что опекунъ мой, если только человкъ этотъ стоитъ подобнаго названія, думаетъ, кажется, больше о своемъ удовольствіи, чмъ о моемъ спокойствіи. Ты догадливъ, поэтому я не скажу больше ни слова, да думаю, что этого и не слдуетъ длать».
Получивъ это письмо, Ансельмъ понялъ, что Лотаръ принялся уже за дло, и что Камилла сдлала ему такой пріемъ, какого Ансельмъ и ожидалъ. Восхищенный этимъ извстіемъ, онъ отвчалъ Камилл, чтобы она оставалась дома, и что онъ возвратится къ ней въ самомъ скоромъ времени. Отвтъ этотъ крайне удивилъ и встревожилъ Камиллу; теперь она боялась и оставаться дома, и ухать къ роднымъ. Оставаться дома было не безопасно для чести ея, ухать же, значило бы прямо ослушаться мужа. И какъ всегда случается, что колеблющійся выбираетъ изъ двухъ золъ худшее, такъ и Камилла ршилась сдлать худшее что могла, то есть не только остаться дома, но и не убгать Лотара, чтобы не возбудить подозрнія въ своихъ людяхъ. Она уже начинала раскаиваться, что написала мужу; начала бояться, какъ бы Ансельмъ не вообразилъ себ, что своимъ поведеніемъ, она сама подала поводъ Лотару позволить себ какую-нибудь вольность. Но, поручая себя защит Бога и чувству своего собственнаго достоинства, она ршилась ничего не отвчать Лотару и ничего не говорить о немъ Ансельму изъ страха, чтобы не вышло
изъ того какой-нибудь ссоры. Она стала даже пріискивать предлоги оправдывать Лотара передъ своимъ мужемъ, въ случа, если бы послдній спросилъ, что заставило Камиллу написать извстное письмо. Подъ вліяніемъ этого ршенія, боле благороднаго, нежели благоразумнаго, Камилла увидлась на другой день съ Лотаромъ, зашедшимъ, на этотъ разъ, такъ далеко, что твердость Камиллы поколебалась, и ей слишкомъ зорко нужно было наблюдать за собой, чтобы глаза ея не подали какой-нибудь надежды Лотару, не заставили его подозрвать, что его признанія и слезы пробудили сочувствіе въ ея сердц. Колебаніе это не скрылось отъ глазъ все боле и боле увлекавшагося Лотара. Пользуясь отсутствіемъ своего друга, онъ ршился усилить осаду крпости. Раздувая тлющую въ каждой женщин искру тщеславія, онъ восхвалялъ красоту Камиллы, — самое врное средство заставить женщину слушать насъ и сломить ея тщеславіе, это избрать орудіемъ дйствія это самое тщеславіе, разжигая его языкомъ демона обольстителя; что и сдлалъ Лотаръ. И онъ такъ ловко воспользовался превосходствомъ своего положенія и находившимся въ рукахъ его орудіемъ, что Камилла, кажется, растаяла бы даже тогда, еслибъ вылита была изъ чугуна. Лотаръ клялся, рыдалъ, умолялъ, торопилъ и, наконецъ, выказалъ столько искренности и страсти, что твердость Камиллы рушилась, и онъ достигъ того, чего наиболе желалъ и наимене надялся достигнуть. Камилла пала, — удивляться ли этому? Единое средство одолть любовь, это бжать отъ нее; побороть этого страшнаго врага, восторжествовать надъ его земными силами, могутъ лишь силы неземныя.Одна Леонелла знала тайну своей госпожи; отъ нее одной новые любовники не могли скрыть того, что между ними произошло. Лотаръ, конечно, не сказалъ Камилл, какъ хотлъ испытать ее Ансельмъ при помощи своего друга, какъ самъ онъ способствовалъ успху Лотара, справедливо опасаясь, дабы это открытіе не ослабило, или, даже, не потушило, вспыхнувшей въ сердц Камиллы любви въ нему, дабы она не подумала, что онъ соблазнилъ ее случайно, безъ всякихъ особыхъ намреній.
Спустя нсколько дней вернулся Ансельмъ, и не замтилъ — чего не доставало теперь въ его дом, не смотря на то, что это было самое драгоцнное для него въ мір сокровище, потерять которое онъ такъ страшился. По прізд своемъ, онъ прежде всего отправился въ Лотару. Друзья обнялись, поцловались, и Ансельмъ, не медля ни минуты, спросилъ у своего друга о томъ, — что было для него въ эту минуту вопросомъ о жизни и смерти.
— Жена твоя, воскликнулъ Лотаръ, образецъ благородства и женской врности. Все, что я говорилъ ей, не привело ни къ чему. Она съ негодованіемъ отвергла мои признанія и подарки, и смялась надъ моими притворными слезами. Словомъ, перлъ красоты Камилла можетъ назваться алтаремъ, на которомъ покоится цломудріе, застнчивость и вс достоинства, украшающія и возвышающія жену и женщину. Возьми твои деньги, твои подарки, они не нужны мн; не этимъ мишурнымъ игрушкамъ и не пустымъ признаніемъ поколебать непорочную душу Камиллы. Удовольствуйся же этимъ испытаніемъ, Ансельмъ, и не прибгай отнын къ другимъ. Ты вышелъ сухимъ изъ моря тревоги и ревности, въ которое повергаютъ насъ женщины; не предпринимай же новыхъ плаваній по этому бурному морю, и съ другимъ кормчимъ не испытывай прочности того корабля, съ которымъ Богъ предназначилъ теб пройти твой жизненный путь. Но убдясь въ томъ, что ты попалъ въ хорошую гавань, укрпи себя осмотрительне на якор благоразумія, и не двигайся съ твоего превосходнаго мста, пока не призовутъ тебя заплатить тотъ долгъ, отъ котораго ничто не избавляетъ.
Ансельмъ, восхищенный словами Лотара, врилъ ему какъ оракулу. Тмъ не мене, онъ просилъ его продолжать ухаживать за Камиллой, хотя бы только для препровожденія времени, умривъ, конечно, теперь свою страстность и настойчивость. «Я хочу еще, чтобы ты написалъ ей нсколько хвалебныхъ стиховъ, говорилъ Ансельмъ, ну, хоть подъ именемъ Хлорисъ. Я уврю Камиллу, будто ты влюбленъ въ одну даму, которой далъ это имя, съ цлію воспвать, не компрометируя ее. Если къ теб не время заниматься стихами, я не прочь снабдить тебя ими».
— Напрасный трудъ, отвчалъ Лотаръ. Я живу вовсе не въ такомъ разлад съ музами, чтобы имъ не приходила охота навстить меня хоть разъ въ годъ. Говори Камилл о моей мнимой любви, сколько хочешь, а стихи ужь позволь написать мн самому. Быть можетъ они выйдутъ и не вполн достойными воспваемаго предмета, но будутъ, по крайней мр, лучшіе — какіе я въ состояніи написать.
Вполн довольные собой разстались наконецъ — одинъ измнившія, а другой наглупившій другъ. Возвратясь домой, Ансельмъ спросилъ Камиллу, что побудило ее написать извстное письмо? Камилла, которой показалось страннымъ, почему не спросили у нее этого раньше, отвчала, что ей показалось, будто Лотаръ обращался съ нею нсколько вольне, чмъ обыкновенно, но что теперь она разубдилась въ этомъ совершенно, такъ какъ Лотаръ началъ убгать ея и даже, какъ будто боялся оставаться съ нею наедин. Ансельмъ просилъ ее освободить себя отъ подобныхъ подозрній; ему очень хорошо извстно, говорилъ онъ, что Лотаръ безъ памяти влюбленъ въ одну молодую двушку, которую воспваетъ подъ именемъ Хлорисъ, но, добавилъ Ансельмъ, если бы даже сердце Лотара было совершенно свободно, и тогда бояться его было бы совершенно напрасно.
Если бы Камилла не была предувдомлена Лотаромъ обо всей этой комедіи съ Хлорисъ, которую онъ приплелъ сюда только затмъ, чтобы отвести глаза Ансельму и свободно воспвать, подъ этимъ именемъ, саму Камиллу, — то она, безъ сомннія, была бы поймана въ жгучія сти ревности, но предувдомленная обо всемъ заране, Камилла выслушала это совершенно спокойно.
На другой день, посл десерта. Ансельмъ попросилъ Лотара прочесть какое-нибудь стихотвореніе въ честь возлюбленной его Хлорисъ, замтивъ ему, что такъ какъ Камилла не знаетъ Хлорисъ, поэтому онъ можетъ смло говорить и читать въ честь ея все, что ему угодно.
— Да хотя бы Камилла и знала ее, отвчалъ Лотаръ, я и тогда не видлъ бы никакой нужды скрываться. Если влюбленный воспваетъ красоту своей дамы и коритъ ее за холодность, то въ этомъ, кажется, нтъ ничего оскорбительнаго ни для кого. Но, какъ бы тамъ ни было, вотъ стихи, которые я набросалъ вчера въ честь этой холодной красавицы:
Въ тиши ночной, когда лелетъ смертныхъ Сонъ сладостный, я небесамъ и Хлорисъ Про муки жгучія мои шепчу. И въ часъ, когда, на розовомъ восток, Взойдетъ заря, я съ судорожнымъ вздохомъ Встрчаю Божій день. Когда же солнце, Съ его престола звздоноснаго Отвсными лучами гретъ міръ, Страданья умножаются мои. Ночь наступаетъ вновь: и съ ней рыданья Мои возобновляются. Но въ этой Томительной борьб я нахожу Всегда глухимъ къ моимъ моленьямъ небо И Хлорисъ равнодушной къ нимъ.