Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— До сихъ поръ все идетъ какъ нельзя лучше, продолжалъ Донъ-Кихотъ, но скажи мн, когда ты откланялся ей, что подарила она теб, въ награду за т всти, которыя ты принесъ ей отъ ея рыцаря? потому что узнай, Санчо, если ты этого не знаешь: дарить какія-нибудь драгоцнныя вещи оруженосцамъ, двушкамъ или карламъ, приносящимъ всти отъ рыцарей дамамъ и отъ дамъ рыцарямъ, это старинный и ненарушимый рыцарскій обычай.

— Очень можетъ быть, что это такой обычай, сказалъ Санчо и право нельзя сказать, чтобы онъ былъ дурной, но только видно обычай этотъ былъ въ обыча въ прежнія времена, а нынче вмсто драгоцнныхъ подарковъ даютъ ломоть хлба съ кускомъ овечьяго творогу; по крайней мр мн госпожа Дульцинея ничего больше не дала, а творогомъ точно попотчивала, когда я откланивался ей изъ-за плетня скотнаго двора.

— Дульцинея, сколько я ее знаю, женщина чрезвычайно щедрая, отвчалъ Донъ-Кихотъ, и если ты не получилъ отъ нее дорогаго подарка, то вроятно потому, что въ это время у нее не было ничего подъ рукой, иначе она теб непремнно подарила бы какую-нибудь драгоцнную вещь. Ты впрочемъ ничего не потерялъ, потому что когда я увижусь съ Дульцинеей, я все устрою какъ слдуетъ. Но знаешь-ли, мой другъ, что меня удивляетъ? Ты пропутешествовалъ туда и назадъ, точно на воздух; въ три дня ты сдлалъ тридцать добрыхъ миль. Это заставляетъ меня думать, что покровитель и другъ мой мудрый волшебникъ, — одинъ покровительствующій мн волшебникъ непремнно долженъ быть у меня, иначе я не былъ бы странствующимъ рыцаремъ — должно быть незримо несъ тебя по воздуху во время твоего путешествія. Ты не удивляйся этому; очень часто волшебникъ беретъ соннаго рыцаря съ постели, и рыцарь, самъ не зная какъ, пробуждается утромъ миль за тысячу отъ того мста, гд онъ заснулъ, иначе рыцари не могли бы помогать другъ другу въ опасностяхъ, какъ это длается обыкновенно. Случается, напримръ, что иной рыцарь сражается гд-нибудь въ горахъ Арменіи съ вампиромъ или андріакой или, наконецъ съ другимъ рыцаремъ; смерть грозитъ уже изнеможенному бойцу, но въ ту самую минуту, когда онъ меньше всего ожидаетъ, на облак, или на огненной колесниц, спускается другъ его рыцарь, находившійся за нсколько часовъ передъ тмъ, можетъ быть, въ Англіи. Онъ вступается за своего друга, спасаетъ ему жизнь и къ ночи переносится назадъ въ Англію, ужинаетъ тамъ и ложится спать, не смотря на то, что одно мсто отстоитъ отъ другаго на дв или на три тысячи миль. Все это, другой мой, устраиваютъ охраняющіе насъ мудрецы волшебники: и ты, Санчо, нисколько не сомнвайся въ томъ, что ты дйствительно былъ въ Тобозо и возвратился оттуда; я теб еще разъ говорю, что ты вроятно самъ того не замчая, летлъ, какъ птица, при помощи моего мудраго друга.

— Это очень можетъ быть, сказалъ Санчо, потому что Россинантъ мчался, словно оселъ цыгана съ живымъ серебромъ въ ушахъ.

— Какое тамъ живое серебро! воскликнулъ Донъ-Кихотъ, тебя несъ цлый легіонъ духовъ, которые, никогда не уставая летаютъ сами и помогаютъ перелетать другимъ, какія угодно пространства, безъ малйшей усталости. Но, другъ мой, вотъ чего я не знаю: какъ исполнить приказаніе моей дамы? Если я отправлюсь теперь къ ней, то я не сдержу слова, даннаго принцесс? Къ тому же рыцари должны больше думать о своихъ общаніяхъ, нежели объ удовольствіяхъ и прихотяхъ; и теперь, съ одной стороны, меня толкаетъ желаніе видть мою даму, съ другой — мой долгъ напоминаетъ мн о данномъ мною общаніи и объ ожидающей меня слав. Но вотъ что я думаю: я отправлюсь поскоре туда, гд обитаетъ этотъ ужасный великанъ, и когда я отску ему голову и возвращу принцесс ея царство, тогда поспшу въ этой звзд, озаряющей меня своимъ сіяніемъ. Я извинюсь передъ ней въ невольномъ промедленіи и увренъ, что она не только не разсердится, но осыпетъ еще похвалами меня за подвигъ, который прославитъ и возвеличитъ ее саму, такъ какъ она источникъ всей пріобртаемой и въ будущемъ ожидающей меня славы.

— Пресвятая Богородице! воскликнулъ Санчо; право вы не въ своемъ ум. Да скажите на милость, изъ-за чего же отправляетесь вы за тридевять земель? прогуляться, что ли? Ужели вы, въ самомъ дл, намрены выпустить изъ рукъ невсту царицу, которая принесетъ вамъ въ приданое царство тысячъ въ двадцать миль, то есть больше Испаніи и Португаліи вмст и производящее все, что-только нужно для человка. Замолчите, ради Бога, господинъ рыцарь; какъ вамъ не стыдно даже говорить объ этомъ. Послушайтесь меня и обвнчайтесь съ этой принцессой въ первой деревн, въ которой найдется священникъ; да къ чему священника? разв нашъ господинъ лиценціатъ не съуметъ обвнчать васъ. Я, ваша милость, слава Богу не мальчикъ, и могу, кажется, подать кое-какой совтъ, а ныншній приходится какъ нельзя больше кстати, потому что знаете вы эту пословицу; лучше синица въ руки, чмъ журавль въ неб, и когда даютъ теб перстень, протягивай палецъ.

— Санчо! отвчалъ рыцарь; если ты совтуешь мн жениться только для того, чтобы убивши измнника великана, я вступилъ на престолъ и осыпалъ тебя милостями, то вдь я могу сдлать это и безъ женитьбы. Видишь-ли, прежде чмъ я вступлю въ битву съ великаномъ, я заключу съ принцессой такого рода условіе: если я одержу побду, то все равно, женюсь я или нтъ, она должна будетъ уступить мн извстную часть своего царства съ правомъ передать его, кому я захочу, а кому же другому отдать мн его, если не теб.

— Вотъ что умно, то умно, отвтилъ Санчо, но только ваша милость вы ужь потрудитесь выговорить себ часть королевства при мор, чтобы я могъ, въ случа чего, снарядить со всми моими подданными неграми корабль и отправить ихъ туда, куда мн желательно будетъ. Къ вашей же дам вы ужь пока не трудитесь отправляться, а покончите поскоре съ этимъ великаномъ къ прославленію Бога и нашей выгод.

— Санчо! я вполн согласенъ съ тобою, отвчалъ Донъ-Кихотъ, и прежде чмъ отвратиться къ Дульцине, поспшимъ поразить великана; но только Боже тебя сохрани передать разговоръ нашъ кому бы то ни было, даже изъ тхъ лицъ, которыя дутъ теперь съ нами; потому что если скромная Дульцинея не желаетъ открывать своихъ тайнъ, то было-бы очень не хорошо съ моей стороны, или со стороны кого бы то ни было, обнаруживать ихъ.

— Да если вы желаете держать любовь вашу въ тайн, сказалъ Санчо, такъ зачмъ же вы то и дло посылаете представляться вашей дам разныхъ побжденныхъ вами господъ? Разв это не значитъ говорить каждому встрчному, что вы въ нее влюблены? И какъ умудряться сохранить ваши тайны вс эти господа, преклонявшіе передъ нею, по вашему повелнію, колна и повергавшія себя въ ея распоряженіе?

— Какъ ты, однако, тупъ, Санчо, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Ужели ты не понимаешь, что все это возвеличиваетъ мою повелительницу и возвышаетъ ея славу? Гд видлъ ты такую даму, которая бы не гордилась имть въ своемъ распоряженіи нсколькихъ странствующихъ рыцарей, думающихъ только о томъ, какъ бы служить ей, не ожидая за это другой награды, кром позволенія быть ея рыцарями и слугами.

— Слышалъ я, что такъ слдуетъ любить Бога, отвтилъ Санчо; любить Его изъ-за него, а не изъ надежды попасть въ рай, или изъ боязни отправиться въ адъ, любить и служить Ему, не разбирая какъ и за что.

— Чортъ его разберетъ этого человка, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; какія счастливыя минуты бываютъ у него; право, иной разъ подумаешь, что онъ учился въ Саламанк.

— И не выучился читать, добавилъ Санчо.

Въ эту минуту послышался голосъ цирюльника, просившаго рыцаря остановиться, потому что спутники его желали отдохнуть у ручья, протекавшаго на конц поляны. Донъ-Кихотъ остановился, къ великой радости Санчо, который усталъ даже, такъ ужь сильно вралъ онъ, и въ добавокъ еще боялся, чтобы не поймали его на слов и не уличили во лжи, ибо, хотя онъ и зналъ, что Дульцинея простая крестьянка, онъ все же никогда въ жизни не видлъ ее. Карденіо усплъ между тмъ переодться въ старое платье Доротеи, платье незавидное, но все же несравненно лучшее его прежнихъ лохмотьевъ. Путешественники услись на берегу ручья и позавтракали провизіей, которой священникъ запасся въ корчм. Тмъ временемъ, какъ они закусывали, на полян показался молодой мальчикъ; остановившись на минуту, чтобы разглядть группу, расположившуюся у ручья, онъ подбжалъ вдругъ въ Донъ-Кихоту и сказалъ ему заливаясь горючими слезами: «о, добрый господинъ! узнаете ли вы меня? Я тотъ самый бдный Андрей, котораго вы заставили отвязать отъ дуба.»

Донъ-Кихотъ узналъ его въ ту же минуту, и взявъ за руку несчастнаго мальчика, величественно повернулся съ нимъ къ своимъ спутникамъ. «Господа! гордо сказалъ онъ имъ, «дабы вы убдились на дл, какъ полезны для міра странствующіе рыцари, какъ они всюду преслдуютъ и прескаютъ неправду и зло, совершаемое безчестными и развратными людьми, скажу вамъ, что прозжая недавно около одного лса, я услышалъ чьи-то жалобные крики. Вспомнивъ свой долгъ, я, ни минуты не медля, поскакалъ туда, гд слышались вопли и нашелъ тамъ этого мальчика, который стоитъ предъ вами и можетъ подтвердить мои слова. Обнаженный до поясницы, онъ привязанъ былъ въ дубу, и грубый вилланъ, оказавшійся его хозяиномъ, разрывалъ на немъ кожу ремнями своихъ возжей. Когда зрлище это поразило мои глаза, я спросилъ грубаго мужика, за что онъ такъ ужасно бьетъ мальчика? Грубіянъ отвтилъ; что это слуга его, котораго онъ наказываетъ за нкоторыя неисправности по хозяйству. Неправда! воскликнулъ ребенокъ, онъ бьетъ меня за то, что я требую отъ него свое жалованье. Хозяинъ его проговорлъ тутъ что-то такое, что я готовъ былъ выслушать, но не принять въ оправданіе, и когда онъ кончилъ, я веллъ ему отвязать бднаго мальчика и поклясться мн, что онъ уплатитъ ему сполна все жалованье, реалъ въ реалъ, даже съ процентами. Не правду ли я говорю Андрей? сказалъ Донъ-Кихотъ, обращаясь въ мальчику. Ты кажется видлъ, какъ я ршительно приказывалъ твоему хозяину, какъ умиленно общалъ онъ исполнить все, что ему, предписывала моя воля. Говори, не запинаясь, все, какъ было; пускай узнаютъ друзья мои, какую пользу приносятъ странствующіе рыцари на большихъ дорогахъ.

— Все, что вы сказали, отвчалъ Андрей, все это сущая правда; бда только, что конецъ былъ совсмъ не такой, какъ вы думаете.

— Что? воскликнулъ Донъ-Кихотъ; разв хозяинъ не заплатилъ теб?

— Не только не заплатилъ, отвчалъ бдный мальчикъ, но какъ только вы выхали изъ лсу, и мы остались съ нимъ вдвоемъ, онъ привязалъ меня къ прежнему дубу и такъ избилъ ремнемъ, что содралъ вожу, какъ съ святаго Вароломея, и съ каждымъ ударомъ онъ такъ посмивался надъ вами, что еслибъ не боль, то я отъ души посмялся бы вмст съ нимъ надъ вашей милостью. Посл расправы его, я пролежалъ цлый мсяцъ въ больниц, такъ избилъ меня этотъ злой человкъ. А всему виною вы, господинъ рыцарь; еслибъ вы хали своей дорогой и не совались туда, гд васъ не просятъ, хозяинъ мой стегнулъ бы меня разъ десять или двнадцать и отпустилъ бы съ Богомъ, заплативъ мн, что слдовало. А ваша милость, такъ некстати подвернулись тутъ и обругали моего хозяина, что только въ пущую злость его ввели; и такъ какъ кром меня ему не на комъ было выместить свою обиду; поэтому на мою шею и обрушилась вся бда, да такая, что право не знаю, поправлюсь ли я ужь когда-нибудь отъ нее.

— Да, я дурно сдлалъ, что скоро ухалъ, сказалъ Донъ-Кихотъ; мн слдовало дождаться, пока хозяинъ не заплатитъ теб всхъ денегъ. Я долженъ былъ, по опыту знать, что сволочь эта никогда не исполняетъ своихъ общаній, если не видитъ въ томъ своихъ выгодъ. Но, мой милый, ты, вроятно не забылъ, что я поклялся, если хозяинъ не заплатитъ теб, отыскать его гд бы онъ ни былъ, хотя бы во чрев китовомъ.

— Правда ваша, отвтилъ Андрей, но только это ни въ чему не послужитъ.

— А вотъ мы увидимъ, послужитъ ли это въ чему-нибудь, сказалъ Донъ-Кихотъ, и въ ту же минуту кликнувъ Санчо, веллъ ему осдлать Россинанта, который мирно пасся себ тмъ временемъ, какъ господа его закусывали.