Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Санчо между тмъ услся, наконецъ, при помощи Донъ-Кихота, на своего осла, рыцарь на Россинанта, и, шагъ за шагомъ, достигли они маленькаго лса, находившагося отъ нихъ не дале одной версты. Отъ времени до времени Санчо тяжело вздыхалъ. «Что съ тобою?» спросилъ его Донъ-Кихотъ, «о чемъ ты вздыхаешь?»

— Охъ, спина у меня такъ болитъ, что просто умъ мутится, отвчалъ Санчо.

— Это совершенно понятно, отвчалъ Донъ-Кихотъ; такъ какъ тебя били палкой вдоль всей спины, поэтому она и болитъ у тебя, а еслибъ били тебя по другимъ частямъ тла, болли бы точно такъ же и другія.

— Спасибо за утшеніе, отвчалъ Санчо, я вотъ этого и не разсудилъ. Да чортъ меня возьми, неужели мн, въ самомъ дл, нужно объяснять, что у меня болятъ т части, по которымъ меня били. Еще еслибъ у меня лодыжка на ног заболла, тогда, пожалуй, можно было бы догадываться, отъ чего бы ей это заболть; а то право, ваша милость, не особенная это мудрость разсудить, что если хватить по спин палкой: то она заболитъ. Ну, да чужія боли, вижу я, никого особенно не огорчаютъ, и тоже вижу я, ваша милость, съ каждымъ днемъ ясне и ясне, что ничего, должно быть, не дождаться на служб у васъ. Сегодня палками изобьютъ, завтра, того и гляди на одяло попадешь, посл завтра тоже самое, и пока еще плечами отдуваешься, а, тамъ, пожалуй, и до глазъ дойдетъ. Я, ваша милость, неучъ, болванъ, и въ жизнь свою ничего путнаго не сдлаю, а все-таки думаю, что лучше мн вернуться домой, кормить жену, да воспитывать дтей, чмъ Богъ пошлетъ, нежели таскаться за вашей милостью по дорогамъ безъ дорогъ и тропинкамъ безъ слдовъ, гд не дадутъ теб ни попить, не пость какъ слдуетъ, если же желательно вамъ, другъ мой, оруженосецъ, вздремнуть, сдлайте одолженіе, отмрьте себ шесть саженей земли, а если этого мало, отмрьте себ еще шесть, или сколько вамъ угодно, — земли у насъ, слава Богу, вдоволь — и располагайтесь, какъ знаете, на чистомъ воздух и чистой земл. Провалиться бы ему сквозь землю, продолжалъ онъ, тому, это изобрлъ это странствующее рыцарство, или тому болвану, который захотлъ быть оруженосцемъ у странствующихъ рыцарей прежнихъ временъ. О теперешнихъ я ничего не говорю, потому что ваша милость тоже странствующій рыцарь. Я ихъ уважаю, зная, что господинъ мой чорта заткнетъ за поясъ, когда заговоритъ, или задумаетъ что-нибудь.

— Санчо, отвчалъ Донъ-Кихотъ, говори, сдлай одолженіе, сколько душ твоей угодно. Когда ты говоришь и никто тебя не останавливаетъ, ты не чувствуешь, кажется, никакой боли; продолжай же говорить что теб на умъ взбредетъ, и лишь бы только ты заглушалъ чмъ-нибудь свою боль, такъ я согласенъ, какъ это ни скучно, слушать вс твои глупости. Если же теб угодно вернуться домой, сдлай милость, позжай, я тебя незадерживаю. У тебя мои деньги, сосчитай сколько времени мы въ дорог, сколько по твоему разсчету слдуетъ теб заплатить за мсяцъ, и разчитайся самъ съ собой.

— Когда я служилъ у омы Карраско, отца бакалавра Самсона Карраско, отвчалъ Санчо, — котораго ваша милость хорошо знаете, я получалъ, кром харчей, два золотыхъ въ мсяцъ. У вашей милости, право, не знаю, что я могу получить, но чувствую, что оруженосцемъ странствующаго рыцаря тяжеле быть, чмъ рабочимъ въ пол; работая у себя, я знаю, по крайней мр, что какъ ни тяжело проработать цлый день, сколько ни придется вытерпть непріятностей, а все же, вечеромъ, поужинаешь изъ своего котла, и заснешь на своей постели, чего не дождаться на служб у вашей милости, если не считать золотыхъ дней, прожитыхъ у донъ-Діего де Мирандо, угощенія Канаша, да вотъ еще того времени, въ которое я полъ и поспалъ у Василія, а остальная — какая моя жизнь была? спалъ я на голой земл, въ погоду и непогоду, питаясь корками черстваго хлба, да овечьимъ творогомъ, и запивая его водой изъ колодцевъ или болотъ, попадающихся намъ въ этихъ пустыняхъ, по которымъ мы съ вами странствуемъ.

— Положимъ, что все это правда, сказалъ Донъ-Кихотъ, сколько же я долженъ, по твоему мннію, прибавить теб противъ того, что ты получалъ у оны Карраско?

— Если ваша милость прибавите мн два реала въ мсяцъ, отвчалъ Санчо, то съ меня и довольно будетъ — собственно за мои труды; да за островъ, общанный мн вашей милостью, слдовало бы заплатить мн реаловъ по шести, такъ, что всего вмст тридцать реаловъ.

— Очень хорошо, отвчалъ Донъ-Кихотъ; сегодня двадцать пятый день, какъ мы покинули нашу деревню, сосчитай, сколько теб слдуетъ, и получи все это изъ собственныхъ своихъ рукъ.

— Пресвятая Богородице! воскликнулъ Санчо, какъ же вы въ счет ошибаетесь, ваша милость, вдь за островъ намъ слдуетъ разсчитаться съ того дня, въ который вы мн общали его.

— Сколько же времени прошло съ тхъ поръ?

— Я полагаю, лтъ около двадцати, дня три меньше или больше.

Услышавъ это, Донъ-Кихотъ захохоталъ во все горло и, ударивъ себя ладонью по лбу, воскликнулъ: «считая все время, проведенное мною въ Сіерра-Моренн и въ остальныхъ странствованіяхъ, выйдетъ не боле двухъ мсяцевъ, а ты плетешь, что я общалъ теб островъ двадцать лтъ тому назадъ. Ты хочешь, какъ я вижу, оставить въ счетъ своего жалованья вс мои деньги, находящіяся у тебя; чтожъ, бери ихъ, и дай теб Богъ счастія; я же охотно останусь безъ одного обола, лишь бы избавиться отъ такого дряннаго оруженосца, какъ ты. Но, только, скажи мн, измнникъ: гд ты видлъ, чтобы оруженосецъ вступалъ въ торги съ рыцаремъ — своимъ господиномъ и настаивалъ на томъ, чтобы ему дали столько-то и столько то? Пойди, взгляни, углубись, вроломный бандитъ, въ великое море рыцарскихъ исторій; и если ты откроешь тамъ, что-нибудь похожее на то, что ты замышляешь и длаешь, пригвозди тогда это сказаніе къ моему лбу и дай мн четыре оплеухи. Ступай, поворачивай своего осла, и отправляйся себ домой; со мною ты не сдлаешь больше ни шагу. О, хлбъ, воскликнулъ онъ, поданный неблагодарному! О, награды, Богъ всть кому, общанныя! О, человкъ, боле похожій на скота, чмъ на существо разумное! Теперь, когда я готовъ былъ возвысить тебя на такую ступень, что, не смотря на твою жену, тебя стали бы называть господиномъ, ты ршился покинуть меня. Ты уходишь, въ ту минуту, когда я твердо ршился наконецъ даровать теб одинъ изъ лучшихъ острововъ въ мір. Но медъ созданъ не для осла; ты самъ не разъ это говорилъ; а ты осломъ былъ, осломъ остаешься и осломъ умрешь, и умрешь, я увренъ, раньше, чмъ убдишься, что ты скотина и больше ничего».

Пока говорилъ Донъ-Кихотъ, Санчо пристально глядлъ на него, и подъ вліяніемъ горькихъ упрековъ рыцаря слезы выступили за глазахъ его оруженосца. «Добрый мой господинъ», сказалъ онъ ему жалобнымъ, прерывистымъ голосомъ, «ваша правда, мн не достаетъ только хвоста, чтобы быть настоящимъ осломъ, и если ваша милость привяжете мн хвостъ, я скажу, что это такъ и слдуетъ, и какъ оселъ стану служить вамъ во вс дни моей жизни; теперь же, простите мн, сжальтесь надъ моей простотой. Ничего я, ваша милость, не знаю, и если много говорю, то не съ дурнымъ какимъ-нибудь намреніемъ, а просто съ дуру, но кто гршитъ и кается, тотъ къ Богу обращается».

— Я право удивился, какъ это ты чуть было не обошелся безъ пословицы, сказалъ Донъ-Кихотъ. Санчо! прощаю теб, съ условіемъ, продолжалъ онъ, чтобы ты исправился и не былъ такимъ корыстолюбцемъ. Вооружись мужествомъ и терпливо ожидай общанныхъ теб наградъ; раньше или позже, но только ты получишь ихъ.

Санчо, какъ и слдовало ожидать, общалъ Донъ-Кихоту ожидать и слушаться его отнын во всемъ. Въ эту самую минуту они въхали въ лсъ, гд Донъ-Кихотъ расположился у подножія вяза, а Санчо подъ букомъ, деревомъ, похожимъ на то, какъ будто у него есть только ноги безъ рукъ. Оруженосецъ провелъ ночь довольно безпокойно, — палочная боль чувствуется особенно сильно на свжемъ воздух; — Донъ-Кихотъ же предался, по своему обыкновенію, мечтамъ и любовнымъ воспоминаніямъ. Сонъ вскор однако смжилъ глаза господина и слуги; а на другой день, рано утромъ, они пустились въ путь въ берегамъ славнаго Эбро, гд съ ними и приключилось то, что разскажется въ слдующей глав.

Глава XXIX

Спустя двое сутокъ по вызд изъ лса, наши искатели приключеній достигли береговъ Эбро. Видъ этой прекрасной рки невыразимо обрадовалъ Донъ-Кихота. Онъ восхищался ея живописными берегами, ея зеркальными, тихими водами, и много воспоминаній пробудили он въ душ рыцаря. Вспомнилъ онъ тутъ чудеса Монтезиносской пещеры, и хотя обезьяна Петра сказала, что все виднное имъ тамъ было частью правда, частью ложь, онъ больше тянулъ, однако, на сторону правды, въ противоположность Санчо, находившему что все это приключеніе — гиль.

Прозжая по берегу рки, Донъ-Кихотъ увидлъ маленькую лодку безъ веселъ, кинутую, повидимому, на произволъ судьбы. Оглянувшись во вс стороны, и не видя вокругъ никого, онъ въ туже минуту соскочилъ съ Россинанта и приказалъ Санчо привязать покрпче осла и коня къ осин или верб.

— Это къ чему? спросилъ Санчо

— Санчо, отвчалъ Донъ-Кихотъ, эта лодка стоитъ здсь не даромъ, она понесетъ меня безъ всякой помощи по волнамъ на помощь къ какому-нибудь рыцарю, находящемуся въ великой опасности. Знай, мой другъ, что между рыцарями и волшебниками — это видно изъ всхъ рыцарскихъ книгъ — длается постоянно такъ: чуть лишь рыцарю грозитъ такая опасность, отъ которой онъ можетъ избавиться только при помощи другаго рыцаря, то хотя бы послдній находился въ это время тысячъ за двнадцать, или даже больше миль, волшебники тотчасъ же подымаютъ его на облак и во мгновеніе ока уносятъ по воздуху, или по морю, туда, гд нуждаются въ его помощи. Другъ мой! не остается никакого сомннія, что эта лодка поставлена здсь волшебникомъ для меня, это также врно, какъ то, что теперь день; поэтому привяжи осла и Россинанта и потомъ, поручивъ себя Богу, пустимся въ путь.

— Ужъ если, ваша милость, положили вы себ пускаться то и дло въ разныя, совсмъ безумныя, по моему, предпріятія, отвчалъ Санчо, нечего длать, нужно слушаться и преклонять голову по пословиц: «длай, что велятъ и обдай рядомъ съ тмъ, кто теб приказываетъ». Но все же, ваша милость, я, для успокоенія собственной моей совсти, долженъ сказать вамъ, что лодка эта, какъ мн кажется, принадлежитъ вовсе не волшебнику, а какому-нибудь рыбаку, потому что въ этомъ мст водится отмнная рыба.

Санчо проговорилъ это, привязывая къ дереву осла и Россинанта и оставляя ихъ, къ великому горю своему, на попеченіе волшебника. Донъ-Кихотъ, какъ бы въ утшеніе, сказалъ ему: «не безпокойся, пожалуйста, о нашихъ животныхъ; тотъ, кто пронесетъ насъ чрезъ отдаленное пространство, вроятно, позаботится о нихъ».