Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Опустивъ глаза въ землю, красня отъ стыда и волненія, молодая двушка отвчала: «я не могу сказать передъ всми того, что мн слдовало сохранить въ большой тайн. Увряю васъ только, что я не воровка, не злодйка, не плутовка, а несчастная молодая двушка, доведенная ревностью до того, что забыла уваженіе къ самой себ«.

— Господинъ губернаторъ, вмшался мажордомъ, велите толп отойти; пусть эта двушка откроетъ вамъ наедин свою тайну.

Губернаторъ приказалъ толп отойти и при немъ остались только мажордомъ, метръ-д'отель и секретарь. Видя возл себя такъ мало лицъ, молодая двушка сказала: «Я дочь Педро Перезъ Мазорка; отецъ мой занимается здсь обработкой шерсти и часто приходитъ обдать къ моему отцу».

— Что за безсмыслица, перебилъ мажордомъ; я очень хорошо знаю Педро Переза, и знаю, что у него нтъ ни сыновей, ни дочерей; кром того, вашъ отецъ, вы говорите, ходитъ обдать къ вашему отцу.

— Я тоже замтилъ, что тутъ что-то не ладно, сказалъ Санчо.

— Право, я такъ взволнована, что сама не знаю, что говорю, отвчала молодая двушка. Я дочь вовсе не Педро Переза, а Діего Лона, котораго вы вс должны знать.

— Вотъ это сказано по крайней мр съ смысломъ, замтилъ мажордомъ: я знаю Діего Лону; знаю, что онъ богатый и благородный гидальго и что у него есть сынъ и дочь, которой никто не видлъ съ тхъ поръ, какъ онъ овдовлъ, онъ держитъ ее въ заперти и не позволяетъ, какъ говорятъ, взглянуть на нее даже солнцу, тмъ не мене о ней ходятъ слухи, что она чудо какая красавица!

— Это совершенная правда и эта дочь я сама; красавица я или нтъ? объ этомъ вы можете судить теперь сами, сказала молодая двушка, заливаясь слезами.

— Должно быть, въ самомъ дл, съ всю случилось что-нибудь особенное, шепнулъ секретарь метръ-д'отелю, если такая благородная двушка въ такое время и въ такомъ плать убжала изъ дому.

— Вроятно, отвтилъ метръ-д'отель; слезы ея еще больше убждаютъ въ этомъ.

Санчо утшилъ бдную двушку, какъ могъ, и просилъ ее сказать безъ страха все, что случилось съ нею, общая отъ имени всхъ окружающихъ ея лицъ помочь ей отъ души всмъ, чмъ будетъ возможно.

— Вся бда моя въ тонъ, продолжала незнакомая двушка, что отецъ держитъ меня въ заперти, вотъ уже десять лтъ; съ тхъ самыхъ поръ, какъ черви земные дятъ мою мать. У насъ служатъ обдню въ богатой домовой каплиц, и во все это время я видла днемъ только солнце небесное, а ночью звзды и луну. Я не знаю, что такое улицы, города, храмы, ни даже что такое люди, потому что я не видла никого, кром моего отца, брата и Педро Переза, нашего фермера, который часто ходитъ къ намъ; чтобы заставить меня не знать моего отца, онъ выдаетъ себя за моего отца. Это вчное затворничество, это постоянное запрещеніе выходить изъ дому, даже въ церковь, повергли меня въ какую-то безвыходную грусть; и такъ я живу вотъ уже нсколько мсяцевъ. Я хотла увидть свтъ, или по крайней мр край, въ которомъ я родилась; мн казалось, что въ этомъ нтъ ничего предосудительнаго дня благородной молодой двушки. Когда я услышала, что на свт бываютъ бои быковъ, что на свт представляются комедіи и играютъ въ кольцо, я все спрашивала моего брата, — онъ только годомъ моложе меня, — что это такое, спрашивая его вмст съ тмъ о многомъ другомъ, чего я никогда не видла. Братъ отвчалъ мн, какъ умлъ, и только усиливалъ во мн желаніе увидть все это собственными глазами. Но чтобы передать исторію моей погибели, я должна сказать вамъ, что я просила, умоляла моего брата; о, лучше бы никогда не спрашивала его я ни о чемъ…. съ этими словами молодая двушка опять залилась слезами.

— Сдлайте одолженіе, продолжайте, сказалъ ей мажордомъ; скажите, что съ вами случилось: ваши слова и слезы держатъ насъ въ недоумніи.

— Еще иного остается выплакать мн слезъ, отвтила двушка, но немного остается сказать вамъ. Что длать? неблагоразумныя, дурно направленныя мечты всегда приводятъ къ печальнымъ послдствіямъ.

Красота молодой двушки тронула за душу метръ-д'отеля. Онъ еще разъ поднесъ въ лицу ея фонарь, чтобы еще разъ взглянуть на нее, и ему показалось, что изъ глазъ красавицы текли не слезы, а хрустальныя росинки, или даже жемчужины востока; и сильно хотлось ему, чтобы несчастіе ея было далеко не такое страшное, какъ это можно было предположить по ея вздохамъ и слезамъ. Губернатора между тмъ безпокоило то, что она не кончаетъ своего разсказа, и онъ попросилъ ее, наконецъ, не задерживать его, потому что уже поздно, а ему между тмъ остается обойти еще значительную часть города.

— Все мое несчастіе, вся бда моя въ томъ, продолжала двушка, что я попросила брата дать мн свое платье, въ которомъ я могла бы ночью, когда отецъ спитъ, осмотрть городъ. Докучаемый моими просьбами, братъ согласился, наконецъ, дать мн свое платье, а самъ одлся въ мое; и оно такъ пришлось ему, какъ будто нарочно сшито для него; у брата моего нтъ еще совсмъ усовъ, продолжала она, и въ моемъ плать онъ очень похожъ на хорошенькую молоденькую двушку. Толкаемые нашимъ глупымъ, неопредленнымъ желаніемъ, мы ушли переодтые — я думаю часъ тому назадъ — изъ дому, и когда захотли вернуться, тогда увидли большую толпу народа. «Сестра», оказалъ мн братъ, «это должно быть караулъ; повсь же ноги на шею и бги за мною; если насъ узнаютъ, бда намъ.» Сказавши это, онъ повернулся назадъ и пустился не бжать, а летть. Я же, пробжавши шесть шаговъ, упала, — такъ ужасно я испугалась; тутъ подошли во мн эти люди и привели къ вамъ; мн такъ стыдно теперь показаться передъ всми переодтой безстыдницей.

— И больше ничего не случилось съ вами? сказалъ Санчо; и вовсе, значитъ, не ревность, какъ вы говорили, заставила васъ уйти изъ дому?

— Больше ничего не случилось со мною, отвтила молодая двушка, и вовсе не ревность заставила меня уйти изъ дому, а только желаніе взглянуть на свтъ, или просто на здшнія улицы.

Въ эту минуту, какъ бы въ подтвержденіе словъ молодой двушки, стрлки привели ея брата, пойманнаго впереди сестры. Онъ былъ одтъ въ дорогую штофную юбку, покрытую голубымъ штофнымъ бурнусомъ съ золотой бахромою, на голов у него не было ничего, кром его волосъ, казавшихся золотыми кольцами; такіе были они свтлые и кудрявые.

Губернаторъ, мажордомъ и метръ-д'отель отвели его въ сторону и спросили такъ, чтобы ихъ не слышала молодая двушка, почему онъ одлся въ женское платье? Пристыженный и смущенный молодой человкъ разсказалъ имъ то же, что и его сестра, и своимъ разсказомъ до нельзя обрадовалъ успвшаго влюбиться въ незнакомую двушку метръ-д'отеля.

— Пустяки какіе-то вы говорите, сказалъ бглецамъ губернаторъ; разсказывая такую глупую шалость не къ чему столько плакать и вздыхать. Сказали бы прямо: я такой-то, я такая-то; мы вотъ такіе-то, ушли тихонько изъ дому, собственно изъ любопытства и безъ всякаго другаго намренія, и все было бы разсказано безъ вздоховъ и всхлипываній.

— Это правда, сказала молодая двушка, но я такъ была взволнована.

— Ну, бда не Богъ знаетъ какая, замтилъ Санчо; ступайте съ нами: мы отведемъ васъ назадъ къ вашему отцу, онъ, можетъ быть, не замтилъ вашего отсутствія; только впередъ не будьте такими любопытными дтьми и не желайте такъ сильно взглянуть на свтъ. У хорошей двушки сломана нога и сидитъ она дома; женщину и курицу бганіе къ добру не приведетъ, и та, которая хочетъ увидть другихъ, хочетъ, чтобъ и другіе ее увидли, и довольно.

Молодой человкъ поблагодарилъ губернатора за себя и за сестру, и толпа направилась къ дому молодыхъ бглецовъ; — до него было не далеко. Подойдя къ нему, молодой человкъ швырнулъ камнемъ въ окно, и ожидавшая этого знака служанка въ ту же минуту отворила двери, въ которыя и вошли братъ съ сестрою. Отведши ихъ домой, губернаторъ и его свита остались удивлены красотой этихъ дтей и желаніемъ ихъ посмотрть свтъ, ночью, не выходя изъ своего мстечка; фантазію эту приписали, конечно, ихъ молодости. Пораженный въ самое сердце метръ-д'отель ршился на другой же день предложить руку молодой бглянк, увренный, что ему не откажутъ; онъ такъ близокъ былъ къ особ герцога. У Санчо тоже явилось нкоторое желаніе женить брата этой двушки на Саншет; и онъ ршился въ свое время устроить это дло, увренный, что никакой женихъ не можетъ отказать дочери губернатора. Такъ кончился обходъ, сдланный ночью губернаторомъ; черезъ два дня рушилось его губернаторство и съ нимъ вс надежды Санчо, какъ это мы увидимъ впослдствіи.

Глава L

Подробный изслдователь атомовъ этой истинной исторіи Сидъ Гамедъ говоритъ, что когда донна Родригезъ покинула свою комнату и отправилась къ Донъ-Кихоту, спавшая съ ней рядомъ дуэнья услышавъ, что ея сосдка ушла и движимая свойственнымъ дуэньямъ желаніемъ все знать и обнюхать, тихо отправилась вслдъ за донной Родригезъ, такъ что та не слышала, какъ ее слдили. Увидвши, что она вошла въ комнату Донъ-Кихота, слдовавшая за него дуэнья, не желая отстать отъ своихъ, обо всемъ доносящихъ, сплетницъ — сестрицъ, отправилась тотчасъ же къ герцогин и сказала ей, что донна Родригезъ сидитъ у Донъ-Кихота. Герцогиня сказала объ этомъ герцогу и попросила у него позволенія отправиться съ Альтизидорой узнать, зачмъ донн Родригезъ понадобился Донъ-Кихотъ? Получивъ это позволеніе, герцогиня подошла съ Альтизидорой къ комнат Донъ-Кихота и подслушала все, что говорилось за дверьми. И когда донна Родригезъ бросила, какъ говорятъ, на улицу тайну ея фонтанелей, разгнванная герцогиня, горя желаніемъ отмстить своей дуэнь, ворвалась съ Альтизидорой въ комнату Донъ-Кихота, выпорола такъ дуэнью и исцарапала всего Донъ-Кихота; въ такую ярость приводитъ женщинъ оскорбленіе, нанесенное ихъ красот, такую неукротимую жажду мщенія возжигаетъ оно въ имъ сердцахъ. Исторія эта порядкомъ насмшила герцога, узнавшаго ее отъ своей жены. Намреваясь продолжать свои шутки съ Донъ-Кихотомъ, герцогиня отправила на другой день пажа, представлявшаго въ лсу Дульцинею, — объ этомъ происшествіи Санчо совершенно забылъ среди своихъ губернаторскихъ занятій, — съ большимъ коралловымъ ожерельемъ и съ письмомъ отъ себя и отъ Санчо къ жен его Терез Пансо.