Элизабет Дэвидсон и Тайна янтарного кулона

Профессор Шеррингтон сидела на самом краю стола с поникшим, но уверенным видом. Элизабет стало, даже жаль ее, но как говориться, виновата сама. Она ведь не послушала Тома, а если бы сделала это, то сохранила бы работу и себе и отцу Элизабет и еще трем ни в чем не виноватым людям. Макриди же с самодовольным выражением лица оглядывал столовую. На миг его глаза задержались на лице Элизабет. Почувствовав крайнее отвращение, девочка сделала вид, что слушает разговор Эммы и Джули Бланк, а лицо мужчины стало довольнее прежнего. Он лениво поднял длинные пальцы и поправил белоснежные волосы.

Наконец пустые места за преподавательским столом заполнились учителями. Ученики расселись по места в ожидании начала. Макриди медленно поднялся на ноги и лучезарно улыбнулся детям.

— Добрый вечер, ученики, — сказал он на весь зал. Разговоры угасли. — Я хочу поздравить вас с прошедшим праздником Рождества и Новым годом. Надеюсь, вы провели эти превосходные праздники в кругу семьи. Так же хочу принести извинения за то, что случилось по дороге в Хеалинг. Преступника вот-вот вычислят. Все важные сообщения висят на доске объявлений. Не стану томить вас разговорами. Приятного аппетита!

Официанты забегал по залу. Столы пополнились тарелками с чипсами, огромными горшками с печеной картошкой, множеством салатов, куриными ножками, рыбой, овощами и фруктами. В белых кувшинах плескались различные сорта соков и чая. Элизабет была слишком голодна, что бы думать о Макриди или о чем-то еще. Навалив себе в тарелку отбивных котлет, картошки и мясного пирога принялась все это поглощать со скоростью, которую могла побить только Эмма.

Подруга же сидела с кислым выражением лица и вялыми движениями вилки раскрашивала пирог с мясом.

— Что случилось? — спросила Элизабет, с огромно неохотой отрываясь от овощного рагу.

— Этот гад сидит и улыбается, а всем по барабану, что он виноват и в тех увольнениях и в вашем долге и в аварии, — воскликнула Эмма.

— Тише! — прошипела Элизабет. — Никому не по барабану. Ты думаешь, это не волнует моего отца или меня? Просто это сложно. И толку не будет от того, что ты станешь хандрить и голодать.

Эмма посмотрела на Элизабет взглядом, в котором точно читалось «Ах так!» и резко встав со скамьи, пошла прочь.

*

Первый урок нового семестра Элизабет провела, пересказывая Тому события Рождественского бала в королевском поместье. Они сели вместе, так как Эмма принципиально отсела к Джинни Хэнгроут. Тома очень заинтересовал конкурс журналистов и его участники так, что после урока он словно в воду канул. Гадая, куда так подевался мальчик, девочка пошла в гостиную доделать домашнее задание по географии. Теперь Элизабет больше времени стала уделять этому предмету. Возможно главным образом, что бы ни заработать дополнительных занятий еще и на февраль. На первом же уроке профессор Трэйд похвалила Элизабет, но решения своего не изменила, и девочке все равно нужно было прийти к ней в одиннадцать в субботу.

Макриди, наконец, вспомнил о наказании, которое обещал им еще перед осенними каникулами в ночь когда «Аладонские лисицы» вместе со школьника громили школу в честь начала межфакультетского чемпиона по футболу, и в понедельник перед ужином просветил их по этой теме. Элизабет выпало мыть полы в Зале Наград. Эмме в Зале Славы. Тому досталось больничное крыло и все его утки. Джеймс смеялся, пока не услышал свое наказание: уборка гостиной Рэджойса на протяжении месяца. Эмили заставили пересаживать Жгучих листиков вместе с профессором Ройтингом. Притом без перчаток и каких-либо средств защиты. Профессор Сэйсон и профессор Ройтинг пришли в возмущение от таких наказаний, но Макриди лишь холодно ответил: «Директор здесь я!». Так что вечером в понедельник после ужина все пятеро отправились по назначениям. Элизабет взяла у миссис Фокс — школьной смотрительницы швабру и ведро с водой и отправилась драить полы в Зале Наград. Когда она вошла в Зал Наград чуть в обморок не упала.

Оказалось, задача состояла не в том, что бы просто помыть полы, которые были ужасно загрязнены, да так словно кто-то это сделал специально, а еще и расставить разбросанные серебряные и золотые кубки в застекленные шкафчики, притом строго по именам, на строго определенные полки, развесить медали согласно фамилиям и годам вручения и разложить старые помятые и потерявшие с годами цвет грамоты в алфавитном порядке. Пыли здесь обнаружилось не меньше чем травы на территории школы, так что работа затянулась до поздней ночи. С расстановкой кубков и развешиванием медалей она не разделась даже до трех часов ночи. Очень скоро нервы сдали, и Элизабет со всей силы бросила один из серебряных кубков, что как раз был под рукой в серую стену. Кубок с гулким звоном, что эхом отбился от потолка и стен угодил в пустое место между двумя досками с именами прежних старост и отличников школы.

Неожиданно послышался скрежет и в стене прямо, откуда отлетел кубок, появилась черная деревянная дверь. Элизабет удивленно расширив глаза и нервно дыша, медленно поднялась на ноги и подошла к двери. Тоненький голосок где-то внутри предупреждал об опасности, но любопытство взяло верх. Девочка подошла к двери и положила руку на дверную ручку. Ручка была холодной как лед. Сдержавшись, что бы ни отдернуть пальцев Элизабет болезненно сглотнула и повернула ее.

Дверь медленно отворилась. На девочку повеял холодный легкий ветер. Элизабет прошла сквозь дверной проем. Она оказалась в небольшой комнатке тускло освещенной факелами в железных канделябрах на черных мраморных стенах. На противоположной стене виднелась еще одна дверь. Любопытство пересилило здравый смысл, и девочка двинулась дальше.

Следующим помещением оказалась пятиугольная комната с еще одно дверью и высоким потолком, что терялся из виду. На высоте двух-трех метров над полом были установлены маленькие круглые окна. Но в них было темно. Элизабет двинулась дальше, чувствуя как в груди, что-то болезненно давит на сердце. Ее шаги эхом разбежались по комнате, и с каждым таким шагом волнение в груди так и нарастало. Девочка прямо чувствовала, как оно разбухает, перекрывая воздух, и давит на ребра.

Следующее что увидела Элизабет, был маленький коридорчик с ее огромным портретом размером с дверь, но ручки нигде не было. Девочка неуверенно подошла к собственному изображению. Элизабет на картине была одета в примерно такое же платье, как и женщины на Рождественском балу — пышное, золотое с множеством бантиков и кружевными круглыми рукавами. Волосы собраны в красивую прическу, поддержанную мелкими золотистыми цветочками. Над портретом полукругом шла позолоченная узорчатая надпись «Элизабет София Дэвидсон». «Ну, я это и без вас знаю», — подумала настоящая Элизабет. Девочка с портрета улыбнулась сама себе и, повернувшись на петлях, открыла перед собой же проход дальше.

Дальше Элизабет вошла в пустую прямоугольную комнату похожую на первую, только там был высокий потолок и хоть какие-то окна. Здесь же было почти темно. Лишь несколько факелов тускло-тускло освещали дальний угол комнаты. Снова виднелась дверь. Элизабет уже пожалела о том, что пришла сюда. А вдруг она не сможет вернуться, и будет бродить здесь всю жизнь? Тем не менее, не придется чистить кубки и развешивать медали, подбодрила она себя и пошла дальше. Теперь ее ожидала не просто проход. Это были огромные двери, усыпанные драгоценными камнями (почему-то только темных оттенков) с серебряной дверной ручкой искусной работы. Одного камешка не хватало. В самом центре двери был маленький выем в древесине. Элизабет снова сглотнула и повернула ручку.

На это раз это было огромное помещение с высоким теряющимся где-то высоко потолком. Комната была кругла с круглым полированным черным столом в середине. Вокруг стола стояли железные стулья вероятного того же изготовителя что и ручка на двери. Помещение, как и другие комнаты, освещалось факелами, но намного больше. За большим креслом с подушками из черного бархата виднелась еще одна дверь. Элизабет уже хотела открыть ее, как вдруг послышались голоса. Они слышались за маленькой двери за креслом, и девочка от греха подальше снова вернулась к двери украшенной камнями.