Эта тьма и есть свет

— Тебе, парень, лучше отсюда бежать, — говорит терцианец, но мои ноги приросли к брусчатке. Городок вокруг шумит, зеваки сбегаются поглазеть. Вижу на крышах знакомые силуэты. Начнут стрелять — считай, мертвый.

— Жан! — не унимается Анна.

Может быть, она объелась этой чудной травы? От нее у всякого портится характер.

— Засела там, как змеюка, — терцианец опять сплевывает. — Тебе туда надо, парень? Позарез?

Чувствую себя дневной шлюхой, которую незнакомец решил спасти. Из-за нас с ней он попал в переплет, а гляди-ка, туда же — помогает. Анна про такого сказала бы, что он сует нос не в свои дела.

— Парень, слышь меня? — отвешивает мне затрещину. — Я за просто так туда лезть не стану!

— Там папка, — голос получается жалостным, будто милостыню у гетто просить вздумал.

— Папка, говоришь? — вздыхает, бросает рубашку вперед себя, дожидается новой стрелы и прыгает внутрь.

Слышу треск разбитого дерева, грохот стекла, потом кричит Анна. Для чего она вздумала стрелять?

Прижимаюсь к брусчатке и понимаю, что давно уже не стою на ногах. Сижу, прижавшись к стене таверны, а надо мной — братья. Смотрят наконечниками стрел с крыш.

Взгляды у них злые, будто у голодных волков. Наконечники направлены прямо в мое сердце.

Щеки мокнут, а глаза начинает резать от боли. Так сильно вглядываюсь в блеск стали.

— Бегите! — слышу, как закричал, а голос будто чужой. — Бегите! Тут повсюду лучники! Бегите!

Крик мой перекрывает шум всего городка. Анна теперь укорила бы меня за то, что я стал, как другие. Слился с толпой, научился шуметь.

— Бе-ги-те! — ору, что есть сил, а наконечники все продолжают нависать сверху.

Терцианец выходит из дверного проема, и в одной руке у него шкатулка со сбережениями Анны, а в другой руке — её голова.

— Всё, расходимся, — говорит он, выбрасывая голову на брусчастку. Улица окрашивается алым, вижу, как перед глазами начинает растворяться день.

Наконечники стрел исчезают в вечернем сумраке.

— Кому нужна будет работа — честная, без дураков, жду завтра на рассвете в порту. Кому нужны деньги — забирайте.

Он выбрасывает на брусчастку шкатулку Анны, а из нее валятся разноцветные камни. Сапфиры, рубины, алмазы — она принимала все.

— Пошли, парень, нечего здесь сидеть, — он протягивает мне руку и поправляет воротник моей куртки. — Надует еще. Пойдем, дел невпроворот.

========== 1. Терция. Копыта и соль ==========

Строительство кораблей заняло почти четыре года. Мы потеряли восточные провинции. Портовый городок на севере, ведущий торговлю с Вестурландом, сожгли мятежники. Фредди утверждал, что среди них были эльфы, но вряд ли он говорил правду — существа из гетто слишком боятся людей после того, что случилось в столице, а Башни никогда бы не разрушили настолько выгодную точку для переброски войск.

Мы постарели, и в первую очередь — я, потому что пять тысяч купленных на фамильные драгоценности вестурландских воинов гибли от голода один за другим. Климат был слишком жарким, еда — слишком скудной, а без вечного запала Арен они начали устраивать потасовки в казармах. Фредди не мог унять их. Днем он приходил к ним, отчитывал, наказывал, кое-кого отдал висельникам, но уже вечером все повторялось.

— Почему вы не слушаете своего генерала? — спросил я у Бальдра, игнорируя послание Морохира о том, что мне нужно оставить мнение рабов рабам.

— Он должен вести нас в бой, — ответил Бальдр. Язык давался ему с трудом, но прошло почти два года — теперь он говорил, как терцианец из провинции. — Мы сидим взаперти, войны нет, боя нет — нужно чем-то занять руки.

— Прежде ты говорил, что твоя жизнь потеряет смысл, если я — погибну, — это было два года назад, я был еще недостаточно стар и говорил глупости.

— Моя жизнь уже потеряла смысл, а вы все еще живы, — ответил Бальдр, за что получил сорок ударов плетью на площади. Вестурландцы пришли смотреть на него, кричали: «Давай!». Я до сих пор не знаю, кого они поддерживали: палача или Бальдра.

После этого разговора я собрал войско и отправил к развалинам портового городка. Тихий Залив? Кажется, так он назывался, пока его не разрушили. Войско повел Фредди, убедив меня, что сделает все «в лучшем виде». Так и сказал:

— Все будет в лучшем виде, — отвесил шутливый поклон и ушел готовиться к бойне.

Тогда я вспомнил, что мятежи в гетто прекратились только после того, как последний эльф ушел из сожженного дотла городка. Но все же Фредди был единственным, кому я мог доверять. Второсортные офицеры из числа преданных домов аристократов не годились даже для того, чтобы доверить им подготовку новобранцев.

Новобранцы! Их было так много в тот год — третий после высадки моих золотых воинов с северного островка. Новобранцы текли рекой, каждый здоровый мужчина мечтал попасть на службу Его Величества. Им давали еду. Голод накатил на Терцию и не выпускал из своих тисков четыре года. Все поставки, которые мы пытались наладить из близлежащих провинций, терялись по дороге. Грабители и солдаты — терцианцы осваивали новые ремесла. Королевство вытекало у меня из рук. Оставался один выход — ускорить подготовку и начать военные походы.

— Если бы я попросил тебя пойти против терцианцев? — я хорошо помню тот вечер, мы стояли недалеко от казармы Бальдра. Он вернулся из похода, украшенный новыми шрамами — один из них пересекал лицо. Мне казалось, его зачеркнула рука неумелого художника.

— Мне все равно, кого убивать, хозяин, — ответил он. Я видел в его глазах, что ему было все равно. Он мог убить мать и ребенка, если бы я сказал ему. В тот вечер возле казармы я понял, что он не считает то, что совершает — убийством. Его и еще четыре тысячи оставшихся в живых вестурландцев ограждает от мира безоговорочная вера в то, что каждая смерть, записанная на их счета, на самом деле записана на мой. Они считали себя инструментами в руках хозяина, и были свободны делать все, что захотят, если хозяин приказывал им сделать это. Пойти против терцианцев? Конечно, он сделает это, ведь на самом деле его совесть останется чиста. Это я пойду против терцианцев, это я буду убивать собственных подданных, своими руками.

— Вот как, — мне было нечего ответить ему. Наверное, мое лицо изменилось, потому что он поклонился и пошел прочь, не спрашивая разрешения, оставив меня наедине с моими мыслями.

Мы организовали новый поход наутро. Взяли три сотни лучших воинов и отправились к ближайшему замку. Там осел дом Веттин. Герцоги, которые были графами в прежнем поколении. Они провернули несколько ловких партий при дворе, выменяли деньги на титул, но остались при достатке. Дом Веттин неоднократно просил поддержки в подавлении восстаний крестьян, но в гвардию прислали десятилетнего мальчишку, который вечно ронял учебный меч. Помощи с продовольствием от них не поступало, а верные люди в прислуге нашептали, что в погребах Веттин россыпи пшеницы, вяленое мясо, моченые фрукты.