Европейская поэзия XIX века

В ЛЕСУ Перевод Арк. Штейнберга

Медлительно и сонно, разморены от зною, плывут в лазури тучки, мерцая белизною. В косом луче касатка порой несется мимо, серебряною каплей сверкнув неуловимо, и золотые блики нет-нет мелькнут на склонах, на травяных лужайках, рекою окаймленных. Смарагдовое солнце сквозит в тенистых чащах, пронизывает ветви пучками стрел горящих. И на земле и в небе, струясь подобно чуду, прозрачно голубеет задумчивость повсюду.

МЕЛОДИЯ НОЧНЫХ ТУМАНОВ (Над Черным Гусеничным Прудом) Перевод Арк. Штейнберга

Тише, тише, не строньте сонной влаги в долинах, лучше с ветром пропляшем средь просторов пустынных, вкруг луны обовьемся, как прозрачные ткани, позаимствуем отсвет многоцветных сверканий. Звон ручьев мы впитаем, и плесканье в озерах, и соснового бора еле слышимый шорох, ароматом цветочным до отвалу упьемся, с легким ветром в пространство голубое взовьемся, и, исполнены красок, ароматов и звонов, снова пустимся в пляску, сонной влаги не стронув. Вон звезда покатилась, в темноте пропадая, и за нею вдогонку понеслась наша стая! Мы играем пушинкой, оброненной осотом, пестрым перышком птичьим, что кружит над болотом, и с летучею мышью мы беззвучно пропляшем, оплетем паутинным, частым неводом нашим. От вершины к вершине мы мостки перекинем, пригвоздим их к утесам звездным лучиком синим, на мостках этих ветер на мгновенье приляжет, и развеет их тут же, и лететь нам прикажет…

* * *

«Молви хоть слово…» Перевод А. Ревича

Молви хоть слово… Мечтал я о встрече Долгие годы… Напев твоей речи Сладок, и сердце сжимается снова. Молви хоть слово… Молви хоть слово… Никто нас не слышит! Голос твой душу так сладко колышет, Нежный, как свежесть цветка полевого. Молви хоть слово…

ЧТО ЗНАЧИТ ЮНОСТЬ БЕЗ ЛЮБВИ? Перевод А. Ревича

Что значит юность без любви? Звезды погасшей свет холодный, Оазис мертвый, ключ безводный, Без благовония букет, Бесплодный яблоневый цвет, Дворец без парка — и колода, Где нет, увы, ни пчел, ни меда. Что без любимой — человек? Дуб одинокий на пригорке, Вьюнок, растущий без подпорки, Стриж, не имеющий гнезда, Текущая в провал вода, Край, где разрушена столица, И вихрь, который в тучах мчится.

СТАНИСЛАВ ВЫСПЯНСКИЙ

Станислав Выспянский (1869–1907). — Вошел в польскую культуру прежде всего как крупнейший драматург и как выдающийся художник-живописец периода «Молодой Польши» (он был учеником Яна Матейки, в 90-е годы продолжал образование за границей, под конец жизни стал профессором Академии художеств в Кракове). Драмы Выспянского посвящены как современности («Проклятие», 1899; «Свадьба», 1901; «Судьи», 1907), так и национальному прошлому («Варшавянка», 1898; «Освобождение», 1903, и др.); они прочно вошли в польский театральный репертуар. Лирике своей он придавал меньшее значение, но и она привлекает современного читателя непритязательной простотой и искренностью.

«Пускай никто из вас не плачет…» Перевод В. Левика

1

Пускай никто из вас не плачет над гробом, — лишь моя жена. Не жду я ваших слез собачьих, мне жалость ваша не нужна

2

Пусть хор надгробный не горланит, не каркает церковный звон, а мессу дождь отбарабанит, и речь заменит ветра стон.

3

И горсть земли рука чужая на гроб мой кинет, а потом пусть солнце высушит, сияя, курган мой, глиняный мой дом.

4

Но, может быть, наскучив тьмою, в какой-то час, в какой-то год я землю изнутри разрою и к солнцу устремлю полет.

5

И вы, узнав мой дух в зените уже в обличии другом, тогда на землю позовите меня моим же языком.

6

И, вдруг услышав ваше слово в своем паренье меж светил, я предприму, быть может, снова тот труд, что здесь меня убил.

ПОРТУГАЛИЯ Перевод Инны Тыняновой

ЖОАН АЛМЕЙДА ГАРРЕТ

Жоан Алмейда Гаррет (настоящее имя — Жоан Баптиста да Силва Лейтао, 1799–1854). — Драматург, поэт, романист, основоположник португальского романтизма; политический и общественный деятель либерально-демократического направления.

Известность Гаррету принесла постановка его трагедии «Катон» (1822). После реакционного государственного переворота 1823 года он эмигрировал во Францию, а затем в Англию. 1825 год, когда вышла в свет поэма Гаррета «Камоэнс», одно из лучших произведений португальской литературы XIX века, считается годом рождения романтизма в Португалии. Романтизм Гаррета основан на изучении национальных поэтических традиций; творческое использование фольклора поэт считал непременным условием создания национальной литературы. Главный герой поэмы «Камоэнс», вернувшийся на родину изгнанник, скорбит о ее несчастьях, непонятый и преследуемый современниками. Наряду с заметным влиянием европейского романтизма в поэме ощущается обращение к отечественным традициям, в частности, к «Лузиадам» Камоэнса. В романтическом духе написана и другая поэма Гаррета— «Дона Бранка» (1826). Возвратившись в 1826 году в Португалию, Гаррет активно включается в политическую жизнь и за либеральную направленность издаваемых им газет «Португалец» и «Хроникер» подвергается тюремному заключению. В 1828 году он публикует вдохновленный народным песенным творчеством поэтический сборник «Адозинда». В 1838 году Гаррета назначают главным инспектором театров; нынешнее поколение португальцев обязано ему созданием национального театра, консерватории и классического репертуара. Он пишет ряд романтических драм. Широко известны сборники стихов Гаррета «Цветы без плодов» (1845) и «Опавшие листья» (1853). Ему принадлежат также романы на современные и исторические темы.

Поэзия Гаррета исполнена напряженного драматизма, ей свойственна пылкость и непосредственность; стихи Гаррета полны автобиографических намеков. Во многих своих стихотворениях поэт отходит от классической ученой поэзии, лексически и интонационно приближая свой стих к разговорной речи. В поздних сборниках он расстается с белым стихом и классическими жанрами, предпочитая прихотливо рифмующиеся строки редондильи и куадры— жанров, заимствованных из народной поэзии.

КАМОЭНС (Фрагмент поэмы)

Тоска по родине! О, горький вкус несчастья, О, рана сладкая, нанесена шипами, Что сердце скорбное в груди моей пронзают Глубокой болью, ткань души порвавшей. Но боль таит усладу… О, томленье! Святое таинство, что оживляешь Сердца разбитые, чтобы они сочились Не кровью жизни уж, но сывороткой тонкой Застывших слез неслышных… О, томленье! Тебе дано особенное имя, Звучащее так нежно и певуче Из лузитанских [263] уст, — тебя зовут «саудади»… Его не знают гордые сигамбры [264] В далеких этих землях… О, томленье! Магическое таинство, ты душу Оставленного друга увлекаешь К тоскующему одиноко другу, Неверного — к возлюбленной забытой, А бедного изгнанника-страдальца — Несчастнейшего из земных созданий — На лоно родины во сне уносишь, Во сие, скорее сладком, а не горьком, Хоть пробужденье тяжко! — О, святыня! Я пел уже твои дары и кары В унывных плачах, набожно оставил На алтарях твоих, слезами окропленных, Мое еще трепещущее сердце, Когда из горестной груди я вырвал Его над устьем Тежо… К водам Тежо Меня уносит мысль, что бьет крылами, Бессильно оробев средь этих вязов, Волнами бедной Сены орошенных, Когда-то бурной Сены… О, Киприда [265] , Явись на колеснице, что влекома Голубками, воркующими страстно, За грустною душой, тобою полной.

263

Лузитания — древнее название Португалии.

264

Сигамбры — древнегерманское племя, упоминаемое в литературе как риторическое обозначение франков.

265

Киприда. — В «Лузиадах» Камоэнса богиня любви Венера изображена покровительницей португальцев, любящей их за храбрость, равную храбрости римлян, и за мелодичность языка.

УЕДИНЕНЬЕ

О, как свободно бьется В груди моей измученное сердце! Живительною силой Меня дарит пустынный этот воздух! Не застилает очи Тлетворный ветер городских кварталов, Не оглушает рокот Вокруг меня теснящегося сброда, И дерзкою толпою Ленивцев праздных здесь не окружен я. В сем уголке забытом, Что незаметен суетному взору, Вкушая наслажденья, Которые дано познать лишь мудрым, От многих тягот жизни На лоне сладкого Уединенья Я отдыхаю мирно. О, почему на утре лет туманном И с первою зарею Моей едва лишь восходящей жизни Тебя ищу так страстно, Уединение, прибежище страдальцев, Опора всех печалей? У сердца моего, еще в покое, Не ведавшего страсти, Что есть твоим поведать гулким долам, Твоим нагорным чащам?.. И все ж ищу тебя и так благоговейно Душою погружаюсь В блаженную печаль отрадной неги, Которой все здесь дышит! Мне сказывали, это скверный признак — Вот так бежать от жизни Еще у врат ее… Но, гость старинный, Тобой, Уединенье, Я буду принят вновь, когда, спасаясь От всех невзгод и бедствий, Приду к тебе просить об утешенье В моих грядущих бедах.

ТОНУЩИЙ КАМОЭНС [266]

Пред гневом Нептуна в соленую влагу Корабль погружается с даром бесценным; Со смертью в потоке сражается пенном Прославивший Васко да Гамы отвагу. Стихии уносят священную сагу!.. Камоэнс великий, над чревом бездонным Напрасно плывешь ты к брегам отдаленным, На дно твои строки бесценные лягут. Сыны Лузитании, плачьте… Но правой Рукою он режет волну все свободней, А в левой — листы с лузитанскою славой. О, вечная Песнь, ты жива и сегодня! А грубая зависть с враждою кровавой Пусть канут в кипящую тьму преисподней.

266

Тонущий Камоэнс. — В 1560 г. корабль, на котором плыл пленный Камоэнс, был разбит бурей; поэт спасся вплавь и спас рукопись «Лузиад».

ГИМН ПОЭЗИИ

Моя наперсница, моя святая тайна, Ты, что всегда со мною, В несчастии, в сомнениях, в печали, Дабы меня утешить; Дарующая мне звенящий голос, Когда так много счастья, Что давит на душу, так полно сердце, Что разорваться может! Как мне назвать тебя, какое имя, О дочь небес далеких, Я дам тебе, Поэзия, отрада Моей весны веселой? Когда б я ни позвал — ты отзовешься, Голубизну покинешь И принесешь охапки свежих, пышных Цветов, цветущих вечно В садах небесных… Ты всегда приходишь, Но каждый раз — иная! Тебя я вижу то прекрасной нимфой В задорном легком беге, Свободной, обнаженной, своенравной, С очами голубыми, Порой сверкающими жаждой жизни И плотских наслаждений, Порой струящими тепло и томность Испытанного счастья. То вижу я, как шелковые пряди Тебе на плечи льются И треплются по ветру в бурном танце На греческих равнинах, Когда летишь в кругу крылатых гимнов, Под пенье лиры звонкой, Плетя замысловатые узоры, Иль плавно проплываешь, Или стремишься ввысь, отдав зефиру Прозрачные одежды. То, тронув струны сладкозвучной цитры В порыве благородном, Хвалы богам, героям ты возносишь К высоким звездам неба; То, нежная, в простых наивных песнях Красу природы славишь, Покой и радости безгрешной жизни, Невинности отраду; Или поешь, так тихо, вдохновенно, О счастье верной дружбы. Порой, в пылу любви, в восторге страсти Ты раздуваешь пламя, Что только красота зажечь способна, И оживляешь чудо, Что в тайной глуби двух сердец сокрыто, Соединенных богом… Как робок в этот час твой нежный голос, С каким глубоким вздохом Хранить сей хрупкий дар ты умоляешь! Но, осмелев внезапно, Ты с чистых губ срываешь поцелуи, О коих так недавно С подобным умиленьем умоляла! Тогда ты вся — горенье… Но сколько раз тебя я зрел в печали, Усталой от страданий, Растрепанной, в слезах, с потухшим взором, Когда, моля о смерти, Поникшая челом, ты уж не пела — Стонала вместе с лирой! И ревность злая, черные измены, Упреки, подозренья Вокруг тебя летали с воем скорбным. И что ж? Не подурнела Ты от таких мучений! Ты лишь краше, Когда на струны лиры Из скорбных глаз медлительным потоком Твои струятся слезы И оживляют дремлющие звуки, Гармонию святую, Пронзая сердце сладостной стрелою, Которая зовется Печаль… иль радость неба!