Европейская поэзия XIX века

СТИХ Перевод М. Талова

Гомер воспел Ахилла, подвигнутого гневом, А Данте Тартар воспевал. В дни горести рожденный, веселым чужд напевам, Не посвящает песен поэт беспечным девам, Его не опьяняет вакхический фиал. Я прерываю арфы безмолвье поневоле, Когда я скорбью опален. Надорванное сердце молчать не в силах доле, Истерзанное мукой неутолимой боли, В агонии роняет короткий, резкий стон. Поэзии суровой безрадостные свитки! Моя поэзия — гранит. В ней ненависть клокочет, в ней ужаса избытки, И голосом охрипшим на лоне страшной пытки В ней каждый слог о долгих страданьях говорит! Петь о цветах и звездах достойно ли поэта В наш век, который глух и слеп, Когда под пестрым гримом всего лишь черви это, А правда проклинает, ища напрасно света… О, бедствие! О, мерзость! Могила, мгла и склеп! Оставьте прозе блестки продажного обмана! Певец восторженный поет, Коварное отбросив веселье балагана; Когда вокруг, как злая гноящаяся рана, Все трупным ядом дышит и заживо гниет. Гомер воспел Ахилла, подвигнутого гневом, А Данте Тартар воспевал. В дни горести рожденный, веселым чужд напевам, Не посвящает песен поэт беспечным девам, Его не опьяняет вакхический фиал.

БЕДНОСТЬ Перевод Г. Перова

Как стрелок в своей засаде, Бедность, пропитанья ради, Держит палец на курке. На него нажмет легонько, И пичуга, пискнув тонко, Упадет невдалеке. Только труд, большой, усердный, От судьбы жестокосердной Бережет еще меня. Так века назад кольчуга Грудь охватывала туго, Тело рыцаря храня. Но сменяет мрак осенний Пору юного цветенья. Злая старость тут как тут. Дни зловещие, пустые, Словно вороны седые, Тело времени клюют. Труд мой стонет и вздыхает, О покое умоляет — Безнадежный инвалид. После длительных кампаний, При последнем издыханье Он судьбы не победит. Тщетно я свой разум вялый Подымаю, как бывало, К сферам вечной красоты. На мгновенье он взлетает И обратно упадает, Словно камень с высоты. Но, оглохшие к страданью, Все спешат за новой данью, Просят, требуют, клянут. За мечты сулят подачку, За идею, как собачке, Кость негодную швырнут. А погаснет в сердце пламя, Вмиг растопчут сапогами, Омерзенья не тая. Им, скажи, какое дело, Что для них одних горела До конца душа моя? Как стрелок в своей засаде, Бедность, пропитанья ради, Держит палец на курке. На него нажмет легонько, И пичуга, пискнув тонко, Упадет невдалеке.

АЛЕКСАНДРУ ВЛАХУЦЭ Перевод Р. Морана

Александру Влахуцэ (1858–1919). — Сын крестьянина. Был корректором, учителем, школьным инспектором. Поэт и прозаик. В Бухаресте сблизился с передовыми румынскими писателями И. Л. Караджале, Дж. Кошбуком, издавал журналы «Вяца» и «Семэнэтороул», отстаивавшие реалистические традиции в литературе. Его поэтические книги — «Стихотворения» (1887) и «Любовь» (1896).

К ЭМИНЕСКУ [271]

Я неразлучен с дивной книгой, Хотя я помню каждый стих. Брожу по строчкам, как по всходам, Живым посевам дум твоих. В мир красоты я погружаюсь, Что, утренней звезды ясней, Горит на темном небосводе В ночи твоих печальных дней. О, как понятны мне, как близки Задумчивый и нежный взгляд И на лице твоем усталом Печаль страданий и утрат! Не диво, что твой жребий грустен, Что, боль таких страстей тая, Ты к тем испытываешь зависть, Кто сбросил бремя бытия; Что мысли черные копятся, Бушуют под твоим челом, Ведь сумрачные тучи — сестры Вершин, покрытых вечным льдом! О, если б гений твой, который Сокровище певучих строк Со дна расколотого сердца, Как из морских глубин, извлек,— Не сжег тебя, виски обуглив Глухими всплесками огня, В необозримом царстве мысли Все ярким светом осеня, И если бы тебе достался Простого смертного удел,— Как ты легко б мятежный разум Смирил и боль преодолел! С каким бы черствым равнодушьем Ты слушал безответный стон, Взирал на бедствия, в которых Мир задыхаться осужден! Но нет, ты выше этих мелких Сердец, остуженных давно, Боль, не замеченную миром, Всю выстрадать тебе дано, И выплакать все наши слезы, И в буре жизненных тревог Стихи, как вспышки молний, высечь, В них сердца твоего кусок, И взлетом дум зажечь светила… О пламя!.. Свету дела нет, Что ты само себя сжигаешь, Во мраке порождая свет!

271

Эминеску Михай (1850–1889) — выдающийся румынский и молдавский поэт (см. т. 126 БВЛ).

СЕЯТЕЛЬ

На пашне — сеятель трудолюбивый, Он в борозду, что от росы влажна, Бросает новой жизни семена, Они взойдут в грядущем тучной нивой. Шуршит зерно, и снова горсть полна… И сеет он рукой неторопливой Свою святую веру в мир счастливый, Надежду на иные времена. Трудись прилежно, благодетель скромный! Вослед придут другие и в степи В дни жатвы снимут урожай огромный. Готовый к славной жертве, все стерпи. Чтоб семя зрело силой неуемной, Своею кровью землю окропи.

ДУМИТРУ НЕКУЛУЦЭ

Думитру Некулуцэ (1859–1904). — Сын крестьянина-бедняка, скитался по стране в поисках заработка. Примкнув к рабочему движению, он стал революционным поэтом, участвовал в создании социалистической газеты «Ромыния мунчитоаре», где и опубликовал большинство своих стихотворений. Сборник стихов Некулуцэ «К берегу справедливости» вышел посмертно, в 1907 году.

МУЧЕНИКИ И ПАЛАЧИ Перевод Вс. Рождественского

Бедный трудится народ, А плоды труда крадет У него богатый. Ты судьбу свою клянешь И на шее век несешь Свой ярем проклятый. Под бичом и кулаком Ты молчишь, стоишь столбом, Опустивши руки. Нету силы, чтоб восстать. Плачут дети, плачет мать, Дом твой полон муки. Ты поплатишься тюрьмой, Дом оставишь сиротой И жену вдовою, Коль осмелишься сказать, Что пришла пора восстать, Кончить с нищетою. Только втайне ты клянешь Псов-мучителей грабеж, Злое надруганье. Слезы в песнях у тебя. Лишь они, с тобой скорбя, Гасят дум пыланье. С каждым годом тяжелей От попов и королей, От налогов новых. Слез и пота нам не счесть, Дома дети просят есть, Век несешь оковы. Бык от голода ревет, Еле-еле плуг ведет, Падает в бессилье. Пашешь, сеешь ты в слезах, Наг и бос, ты лишь в мечтах Видишь изобилье. Истощен трудами ты, Вся одежда — лоскуты, Грустны песни звуки. Света нет в твоей судьбе, Даже некому тебе Рассказать про муки. На земле ведь правды нет, Небеса молчат в ответ, Позабыт ты богом. Ветер плачет над тобой, Плачут и ручьи весной Вслед твоим тревогам Улетают журавли… Ты же в рабстве у земли Отдыха не знаешь. А воротятся они — Ты, влача все те же дни, Стоном их встречаешь. И, как раб перед зарей, Ты встаешь полунагой, Хлещет дождь по нивам, По плечам твоим все злей. Ты хоть раз встречался ль с ней, С той зарей, — счастливым? Солнце видит с вышины — На войне твои сыны Погибают в поле, Но не видело оно, Чтоб им было суждено Свет узнать в неволе. Лучших сыновей твоих, Клеветой позоря их, Враг зовет лжецами Лишь за то, что путь себе Они выбрали — в борьбе С гнетом, с богачами. Их великие мечты Ядом злобы облиты. Цепи им, могилы: Им нельзя жалеть, любить И пытаться гнет разбить, Мрак судьбы постылой. Ведь хозяева твердят: Если люди захотят Льва пустить на волю, Кто ж за них пойдет тогда Спину гнуть в ярме труда, Встретить злую долю? О народ, ты угнетен. Подлецами загражден Путь твой настоящий. Твердо жди иной судьбы, Прям и стоек, как дубы, Под грозой шумящей.

АЛЕКСАНДРУ МАЧЕДОНСКИЙ Перевод Р. Морана

Александру Мачедонский (1854–1920). — Получил образование за границей и в Бухаресте. В 1873–1876 годах издавал газету «Олтул», где выступал против румынской монархии, за что подвергся тюремному заключению. В 1880 году основал журнал «Литературол» и литературное общество под тем же названием. Демократические тенденции в его творчестве сочетались с формальными эстетическими поисками, которые положили начало румынскому символизму. Основные сборники его стихотворений — «Первые слова» (1872), «Стихи» (1882), «Необычайный» (1897), «Священные цветы» (1912).

ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!

Плачь, румынская держава, Пухнет с голоду народ… Королю — почет и слава, А крестьянам — пот кровавый, Так их небо создает! Сила наша без утайки Вся Берлину отдана… Наша бедная страна Кормит рейнских принцев шайки. Муки, кровь и труд — для нас, Деньги — для берлинских касс. Плачь, румынская держава! Что, невеселы дела? Королю — почет и слава, А крестьянам — пот кровавый; Вся страна с ума сошла. Разве счастье миновало? Во дворце сокровищ нет? Удивляют целый свет Торжества и карнавалы. У любого подлеца — Родич в челяди дворца! Смейся, гордая держава! Смейся, заглушая боль! Королю — почет и слава, А крестьянам — пот кровавый, Да и тот слизнет король. Всех румын владыка светский, Он язык румынский знал: Как приехал, не сказал — Ни словечка по-немецки! Как не чтить нам этот трон? Мы — внизу, а сверху — он!

РОНДО ВЫСОТ

В сумрачной мансарде той Все так бедно и убого. Профиль молодого бога Гений клонит в час ночной. Ежедневных дрязг тревога. Ежедневный спор с судьбой. В сумрачной мансарде той Все так бедно и убого. Воспарит он — ждать немного! Ввысь, в Элизий золотой… Но его уж день седьмой Все не видно у порога В сумрачной мансарде той.

В ЧАЩЕ БОРА

В чаще бора тьма чернеет все угрюмей, все страшней, Лист к листу прижался молча, и не слышно треска в сучьях; Ночь глухая, ночь немая, ночь мертва, все небо в тучах.— Но не молкнет соловей, но не молкнет соловей. В чаще бора стонет буря все злорадней, все страшней, В блеске молний ливень хлещет, прах потопом затопляя, Строй гармонии нарушив, ярость мечется слепая,— Но не молкнет соловей, но не молкнет соловей. В чаще бора пляшет нежить все безумней, все страшней, Запоздал рассвет надолго… Над обителью лесною, Преградив заре дорогу, мрак стоит сплошной стеною,— Но не молкнет соловей, по не молкнет соловей.