Европейская поэзия XIX века

ПОГРЕБЕНИЕ КАПИТАНА МАЙЗНЕРА [242] Перевод М. Зенкевича

Пришли — убогий гроб взять из больницы, Чтоб кинуть в яму с нищими другими. Над ним не может мать в слезах склониться, И над холмом сиять не будет имя! Вчера он был и молодой и сильный, А завтра не найти — где прах могильный. Хотя б солдаты песню спели хором И был с ним рядом знак восстанья дерзкий, Тот самый карабин его, в котором Еще дымится выстрел бельведерский [243] , Хотя б сразила пуля или шашка,— Нет! — лишь в больнице койка да рубашка! Подумал ли он в ночь ту голубую, Когда с оружьем Польша вся восстала, А он у кармелитов ждал [244] , тоскуя, И весть о воскресенье заблистала, Когда ружье взял, к сердцу прижимая,— Он думал ли, что смерть придет такая! Привратник алчный вышел, и с ним были, Как стражи мертвых, страшные старухи, Вход в дом призрения они открыли, И провели нас, и спросили глухо: «Признаете ли брата, что жил с вами В греховном мире? Вот смотрите сами!» Взглянули — на больничном покрывале Нож мясников посмертных кровь оставил, Глаза открытые свет отражали, Но вдаль от нас он мертвый взор уставил. Просили гроб закрыть, признали брата, Соратником он нашим был когда-то. «Где похоронят?» — юноша смущенный Спросил у ведьм мертвецкой преисподней. Ответила карга: «На освященной Земле, мы там по милости господней Хороним бедняков в огромной яме, В могиле братской, — гроб на гроб рядами». Но юноша, в святую дружбу веря, Дал золотой, хоть ведьма не просила, Сказал: «Над ним пропойте „Miserere“ [245] , Пусть будет крест отдельный и могила». Молчали скорбно, а на цинк тарелки Монеты сыпались и слез дождь мелкий. Пусть будет холм над ним, и пусть в день Судный Он скажет то, что крест вещает свято: Он капитаном был, на подвиг трудный Не раз водил бесстрашно полк девятый, Он долг отчизне отдал в дни восстанья, А холм и крест над ним — дар подаянья. О боже! Ты с небес мечами молний Разишь защитников злосчастной Польши, Внемли мольбе над прахом в тьме безмолвной, В день нашей смерти дай нам света больше! Пусть вспыхнет солнце и над нашим краем, Пусть все увидят, как мы умираем! Париж, 30 октября 1841 г.

242

Погребение капитана Майзнера. — Юзеф Майзнер (1803–1841) — участник восстания 1830–1831 гг., умерший в эмиграции в крайней нужде.

243

Выстрел бельведерский. — Бельведер, дворец в Варшаве, был резиденцией великого князя Константина Павловича. С нападения на него в ночь с 29 на 30 ноября 1830 г. началось польское восстание.

244

…у кармелитов ждал… — Монастырь ордена кармелитов в Варшаве был превращен властями в тюрьму для политических заключенных.

245

«Смилуйся» (лат.).

В АЛЬБОМ ЗОФЬЕ БОБРОВОЙ [246]

Пусть Зося у меня стихов не просит; Едва она на родину вернется, Любой цветок прочтет канцону Зосе, Звезда любая песней отзовется, Внемли цветам, согретым знойным летом, И звездам, — это лучшие поэты. У них давно приветствие готово; Внемли же их напевам чудотворным; Мне любо повторять их слово в слово, Я был лишь их учеником покорным. Ведь там, где волны Иквы льются звонко, Когда-то я, как Зося, был ребенком. Мое никак не кончится скитанье, Все дальше гонит рок неотвратимый… О, привези мне наших звезд сиянье, Верни мне запахи цветов родимых. Ожить, помолодеть душою мне бы! Вернись ко мне из Польши, будто с неба. Париж, 13 марта 1844 г.

246

В альбом Зофье Бобровой. — Посвящено дочери земляка поэта, помещика Бобр-Пётровицкого, с семейством которого Словацкий встречался за границей.

* * *

«На память вам дарю последний мой венец…» Перевод Д. Самойлова

На память вам дарю последний мой венец, Венец былых надежд и грусти вдохновенной… Что я мечтал свершить, безумец дерзновенный! Народам путь открыть замыслил я, гордец! А нынче хватит мне земли, где наконец В дощатой ракушке уйду на дно вселенной.

* * *

«Ничем уже меня не огорчить…» Перевод Д. Самойлова

Ничем уже меня не огорчить, Меня в пути сомненье не тревожит. Еще могу творить, страдать и жить, А большего душа уже не может. Ушли часы сияющего дня, Часы любви и дружеских объятий, И важные деянья ждут меня, Печальные, как солнце на закате. Здесь завершенье дней своих приму, И дух мой в бездну отлетит, как птица. О господи, так помоги ему Повыше вольным жаворонком взвиться. Скажу верней — душа на склоне дней, Как ласточка, покинет землю эту. Так помоги же ласточке моей Возрадоваться вольности и свету.

* * *

«Друзья, надел земли мне дайте в Польше…» [247] Перевод А. Ревича

Друзья, надел земли мне дайте в Польше, Хотя б клочок, коль много запросил! И друга дайте, одного — не больше, Чтоб духом был свободен, полой сил, И вместе с ним — две равных половицы — Мы явим людям образ двуединый. Вы дайте мне одну из малых звезд,— Пускай мелькнет кометой среди мрака И над лесами свой расстелет хвост, Означив смерть лишь одного поляка. Я силу неземную обрету, Расправлю крылья, взмою в высоту. Когда молюсь я, лежа, как распятье, За человека, за родимый край, Я слышу: скачут рыцари — о, братья! — Мне видится смятенье вражьих стай. Под звезды сам бегу, как бесноватый, Глумятся звезды надо мной: куда ты? О дьявольский, холодный звездный свет! Меня твоя сражает укоризна. В беспамятстве твержу какой-то бред, Мне чудится, что в пламени отчизна. Разбрасываю тысячи огней, Но это пламя лишь в груди моей.

247

«Друзья, надел земли мне дайте в Польше…» — В стихотворении отразились настроения поэта в 1845 г., когда конспираторы-патриоты вели в разных частях Польши приготовления к новому восстанию и эмиграция жила надеждами на близкий революционный взрыв.

* * *

«Когда нисходит ночь и мир — в глубоком сне…» Перевод В. Левика

Когда нисходит ночь и мир — в глубоком сне, Когда небесных арф душе доступны звуки, Навстречу солнцу я лечу, раскинув руки, Паря в его лучах, как в золотом огне, Внизу печаль и ночь — все дремлет в тишине. А там, над Польшей, день уже зажегся в небе. Крестьянин ладит плуг и молится о хлебе, И с ним и за него молюсь я в вышине. А звездам нет числа, и небу нет предела. Вдруг пронеслась одна по темной синеве И в землю польскую как ангел полетела. И верить я готов, как пахарь на Литве, Что вспашет небеса молитвой ангел тот, А из его зерна дух праведный взойдет.

* * *

«Сплетен венец из недостойных дел…» Перевод Д. Самойлова

Сплетен венец из недостойных дел; Огонь лампад священных оскудел; Одна секира всех нас наказует, И все часы измену указуют; К святым трудам подняться нам невмочь. Глухая ночь! томительная ночь! Так бодрствуйте! Вот-вот вскричит петух, И вечной тьмы умчится черный дух…

ЗЫГМУНТ КРАСИНСКИЙ

Зыгмунт Красинский (1812–1859). — Представлял в польском романтизме консервативное течение. С открытой неприязнью относясь к демократии как польской, так и европейской, он вместе с тем обнаруживал незаурядную зоркость, признавая бессилие и обреченность старого мира, основанного на неравенстве. Его взгляды во многом определились под влиянием происхождения и воспитания: он был сыном наполеоновского генерала и графа, после 1815 года ставшего усердным слугой царского режима. Поэт большую часть жизни провел за границей, изредка приезжая на родину. В Париже им были анонимно изданы драмы «Небожественная комедия» (1835), картина будущей революции в Европе, и «Иридион» (1836), из времен упадка императорского Рима, — лучшее в наследии поэта. Красинский был мастером романтической прозы (драмы, романы, повести, философские отрывки, многочисленные письма), стихотворная форма давалась ему труднее. Из написанного им выделяются прежде всего лирические миниатюры.

О, ЕСЛИ БЫ… Перевод Д. Самойлова

О, если бы я был почтен удачей! И если б слава в жизни мне досталась! Я их бы отдал с радостью горячей За то, чтоб ты красивою осталась. За тень улыбки, что мелькнет во взоре, За выраженье радости невинной Я испытать готов любое горе И сократить счет дней, не слишком длинный. Ведь жизнь моя переплелась с твоею, Так два ручья, соединяя струи, Текут, один темней, другой светлее. Увянешь ты, и я умру, тоскуя.

* * *

«Бог не судил…» Перевод Д. Самойлова

Бог не судил мне чувства меры строгой, По коей мир поэта узнает. Я с нею бы украсил мир убогий, А без нее я просто виршеплет. Мне звон небесный часто душу нежит, Но на устах дробится песнь моя, И люди слышат только жалкий скрежет, А я… одно лишь сердце слышу я. Оно во мне, на волнах крови бьется, Как в синеве поющая звезда. И в шумных залах песнь не отзовется, Лишь бог ее услышит иногда. Киссинген, 7 июня 1836 г.

В СИБИРЬ! Перевод Л. Цывьяна

Уйду от вас — как от лодки волна, Уйду от вас — словно птица от стаи, Уйду от вас — как видение сна,— Уйду в простор без конца и без края! Нежданным будет для вас расставанье, От вас уйду я порою ночной, Никто не даст мне руки на прощанье, Никто пойти не сумеет за мной! Напрасно вы соберете совет, Узнать мою захотите дорогу, Для вас сокрытым пребудет мой след, Как след души, возносящейся к богу! Но не лететь мне к извечной стране, Но не идти мне к цветущему брегу — В цепях пойду по сибирскому снегу, И позабудете вы обо мне!