"Фантастика 2025-92". Компиляция. Книги 1-26

Может, и зря я это сказал, — думал я о своих последних словах. — А может, и нет. Во всяком случае, приятно заставить его понервничать.

Никто не пришел с нами попрощаться. Демидов с той памятной ночи не выходил из своих покоев — он пускал к себе только Зою, и никого больше не хотел видеть.

— Вероятно, он сам и убил обоих клоунов, — такой вердикт Алекс вынес на следующее утро. — Бимселя — чтобы иметь прецедент для вызова дознавателя — то есть меня. А Брамселя — за то, что тот что-то узнал. В любом случае, им уже ничем не поможешь.

— Мы решили, что Брамсель был одержим злым духом, — напомнил я.

— Ефим обладает слабеньким магическим даром, — вздохнул Алекс. — Его вполне могло хватить для вызова мстительного духа… Жаль, что я не подумал об этом раньше.

Шеф кругом чувствовал себя виноватым. И за то, что не смог вовремя разгадать дело клоунов, и за то, что не убил графа. И за то, что не может ничего поделать с стригоями, окопавшимися в цирке, и чувствующими себя здесь, как дома.

Только в подвалы подручные Фёдора Михайловича ходить опасались: после того, как один за другим там пропали пять охранников, во владения Зигиберта никто больше не совался.

— Кто его знайт, куда подевайся ваш штрейкбрехер, — глаза его вращались с бешеной скоростью, а железная рука угрожающе пощёлкивала сервоприводами пальцев. — Можайт, их загрызайт крыса, а можайт, они попадайт на зуб Щелкунчик…

Щелкунчиком был механический пёс, которого сделал, по словам Зигиберта, его ученик Вайберт. Я видел это чудовище всего однажды. Но до сих пор мне снятся яркие, подобные прожекторам глаза, и широкая, как ковш экскаватора, дружелюбная зубастая ухмылка…

Артисты, вопреки логике, в своем бедственном положении тоже винили Алекса. Умом я понимаю: Демидов был для них папой, мамой и нянькой долгие годы. Они боготворили своего директора. Он давал этим необычным, но тихим и незлобивым существам чувствовать себя защищенными в суровом море современной жизни. Каждый из них пережил в прошлом личную трагедию, и каждый считал цирк своим домом… Почему-то тот факт, что Демидов продал их с потрохами, вызывал у них меньше злобы чем то, что Алекс не сумел вовремя выстрелить…

Не скажу, что мы покидали цирк с совсем уж лёгким сердцем. Но не видеть каждый день лицо Софи, а каждую ночь — лицо Аллегры, лично мне будет приятно.

Одеваясь, я наткнулся взглядом на чётки, которые принесла Алевтина. Почему-то мне казалось: это — те самые, что подарил Светлейший князь. Хотя она запросто могла притащить и подделку…

— Шеф, — позвал я, держа чётки на вытянутой руке. — Может, попробовать расторгнуть договор с графом… таким образом?

— Твой подарок, — пожал плечами Алекс. — Тебе и решать. Только помни: одной жемчужины может оказаться недостаточно. Ты готов пожертвовать… Своими желаниями?

Я молча сосредоточился. Представил договор, и как с него исчезают наши с Алексом отпечатки и подписи. Этого мне показалось мало, и я начал представлять, как исчезают, рассыпаются искрами все бумаги в папке у графа. Мне казалось, я хочу этого очень сильно.

Но открыв глаза, я пересчитал жемчужины. Двадцать одна. Ни больше, ни меньше.

Алекс выдохнул.

— Ну, не судьба, — легко сказал он и направился к двери.

— Шеф, я правда хотел…

— Думаю, ты ни при чём, мон шер ами, — грустно улыбнулся шеф. — Просто сделки — это несколько другое. Законы, уложения, правила — настолько далеки от волшебства, что чудеса на них не действуют. Пошли прощаться с Ефимом. Надо ему сообщить, что мы уходим…

— Я это так не оставлю, — пообещал шеф напоследок, заглянув в кабинет к Демидову. — Я выцарапаю твой цирк из лап мастера.

Директор лишь сумрачно посмотрел на шефа, и ничего не ответил. За эту неделю он словно усох раза в два. Мощные ещё недавно плечи ссутулились, руки бессильно лежали на мёртвых коленях.

Со смертью одного из участников сделка расторгается автоматически, — вспомнил я пункт договора. — Стало быть, если Ефим Демидов, например, покончит с собой…

Я тряхнул головой, чтобы отогнать плохие мысли.

Мы разберёмся. Алекс разберётся.

Я в него верю.

— Кстати: спасибо, — сказал шеф, когда мы сели в такси. Багажа у нас не было. Только куртки, джинсы и кроссовки. Ах да: ещё были подарки Зигиберта. Многозарядный револьвер и набор метательных ножей с таким офигенным балансом, что они сами летели в цель.

— За что?

— За то, что вытащил нас из этого склепа.

Он был прав: с появлением стригоев, и душевной болезнью Демидова представления утратили свой кураж. Артисты работали номера «вполноги», совершенно не заботясь о том, чтобы вызывать восторг публики. Это сразу же сказалось на доходах: половина билетов оставалась нераспроданной.

Я вспомнил, как сам говорил графу про саботаж. Шантаж и психологическое давление — игра не только в одни ворота.

— Но я ничего не сделал, — когда я заходил в здание цирка утром, дождь слегка моросил. Сейчас же над Питером разверзлись хляби небесные. Дождь стоял стеной, я видел, как под тяжелыми струями прогибается капот везущей нас малолитражки. — К тому же, граф надавал столько заданий… По-моему, Гильдии — это серьёзно.

— Мы больше не пленники, — качнул головой шеф. — Мы можем невозбранно передвигаться по городу, можем кое-что разнюхивать… И делать выводы.

Какое-то время он молча глядел в окно, а затем резко выбросил руку в сторону водителя.

— Останови здесь, милейший.

Машина послушно прижалась к поребрику.

— Но мы ещё не доехали, — я был удивлён. Что это шеф задумал?.. Хочет зайти в ресторан, чтобы отметить? В баню?.. Но сквозь сплошную стену ледяной воды я не видел никаких ярких и завлекательных вывесок.

Но вдруг…

Я схватил шефа за предплечье и выпучился в безмолвном вопле.

— Почуял-таки, — Алекс удовлетворённо улыбнулся. — Но всё равно: уже после того, как я его заметил. Простым, смею подчеркнуть, человеческим зрением, без всяких наворотов.

Последнее, я полагаю, доставило шефу особое удовольствие.

Я не стал спорить. Было не до того: под кожей будто бегали огненные муравьи, за каждый волосок на теле дёргали маленькие, но очень злобные гномы. В голове раздавалось громкое жужжание — словно под череп ко мне набились сотни мух…

— Кто это? — такси поспешно уплыло в дождь, получив от Алекса причитающуюся мзду.

— Лучше скажи: почему это? — пробурчал шеф. Волосы облепили его череп, с бровей текла вода, оставляя дорожки вдоль крыльев носа и в уголках рта. Алекс не обращал на дождь никакого внимания. — Какого чёрта всякая нечисть болтается в моём городе? Среди бела дня!

— А вы знаете, кто это?

— Что ты чувствуешь? — спросил шеф.

Я перечислил ему свои ощущения.

— Похоже на вендиго.

— Индейский людоед? — я был удивлён. — Обитатель секвойевых лесов в наших асфальтовых джунглях?

— Они почуяли, — разговаривать под проливным дождём было невозможно, и мы с шефом отступили под козырёк какого-то подъезда. — Все эти твари почуяли, что в городе нет хозяина.

— Вы хотите сказать, договор с Фёдором Михайловичем НА САМОМ ДЕЛЕ отнял у вас власть над городом?