Гарики на все времена (Том 1)

132

Мой разум честно сердцу служит, всегда шепча, что повезло, что все могло намного хуже, еще херовей быть могло.

133

Живу, ни во что без остатка не веря, палю, не жалея, шальную свечу, молчу о находке, молчу о потере, а пуще всего о надежде молчу.

134

Клянусь компотом детства моего и старческими грелками клянусь, что я не испугаюсь ничего, случайно если истины коснусь.

135

Что расти с какого-то момента мы перестаем — большая жалость: мне, возможно, два лишь сантиметра до благоразумия осталось.

136

В жизненной коллизии любой жалостью не суживая веки, трудно, наблюдая за собой, думать хорошо о человеке.

137

Я не верю вранью отпетому о просвете во мраке мглистом. Я отчаялся. И поэтому стал отчаянным оптимистом.

138

На всех перепутьях, что пройдены, держали, желая мне счастья, стальные объятия родины и шею мою, и запястья.

139

На дереве своей генеалогии характер мой отыскивая в предках, догадываюсь грустно я, что многие качаются в петле на этих ветках.

140

Склонен до всего коснуться глазом разум неглубокий мой, но дошлый, разве что в политику ни разу я не влазил глубже, чем подошвой.

141

Во всем со всеми наравне, как капелька в росе, в одном лишь был иной, чем все, — я жить не мог в гавне.

142

Любому жребий царственный возможен, достаточна лишь смелость вжиться в роль, где уничтожен — лучше, чем ничтожен, унижен — как низложенный король.

143

За то, что смех во мне преобладает над разумом средь жизненных баталий, фортуна меня щедро награждает обратной стороной своих медалей.

144

Замкнуто, светло и беспечально я витаю в собственном дыму; общей цепью скованный случайно, лишь сосед я веку своему.

145

В этом странном окаянстве — как живу я? Чем дышу? Шум и хам царят в пространстве, шумный хам и хамский шум.

146

В эту жизнь я пришел не затем, чтобы въехать в сенат на коне, я доволен сполна уже тем, что никто не завидует мне.

147

Отнюдь я не был манекен, однако не был и в балете; я тот никто, кто был никем, и очень был доволен этим.

148

Есть мечта у меня, беречь буду крепость ее настоя: когда вновь будут книги жечь, пусть мою огня удостоят.

149

Что стал я пролетарием — горжусь; без устали, без отдыха, без фальши стараюсь, напрягаюсь и тружусь, как юный лейтенант — на генеральше

150

Средь шумной жизненной пустыни, где страсть, и гонор, и борение, во мне достаточно гордыни, чтобы выдерживать смирение.

151

Господь — со мной играет ловко, а я — над Ним слегка шучу, по вкусу мне моя веревка, вот я ногами и сучу.

152

Каков он, идеальный мой читатель? С отчетливостью вижу я его: он скептик, неудачник и мечтатель, и жаль, что не читает ничего.

153

Всю молодость любил я поезда, поэтому тот час мне неизвестен, когда моя счастливая звезда взошла и не нашла меня на месте.

154

Тюрьма была отнюдь не раем, но часто думал я, куря, что, как известно, Бог — не фраер, а значит, я сижу не зря.

155

Множеству того, чем грязно время, тьме событий, мерзостных и гнусных, я легко отыскиваю семя в собственных суждениях и чувствах.

156

Блуд мировых переустройств и бред слияния в экстазе — имеют много общих свойств со смерчем смыва в унитазе.

157

Эпоха, мной за нравственность горда, чтоб все об этом ведали везде, напишет мое имя навсегда на облаке, на ветре, на дожде.

158

Куда по смерти душу примут, я с Богом торга не веду; в раю намного мягче климат, но лучше общество в аду.

Семья от бога нам дана, замена счастию она

159

Женщиной славно от века все, чем прекрасна семья; женщина — друг человека даже, когда он свинья.

160

Тюремщик дельный и толковый, жизнь запирает нас надолго, смыкая мягкие оковы любви, привычности и долга.

161

Мужчина — хам, зануда, деспот, мучитель, скряга и тупица; чтоб это стало нам известно, нам просто следует жениться.

162

Творец дал женскому лицу - способность перевоплотиться: сперва мы вводим в дом овцу, а после терпим от волчицы.

163

Съев пуды совместной каши и года отдав борьбе, всем хорошим в бабах наших мы обязаны себе.

164

Не судьбы грядущей тучи, не трясина будней низких, нас всего сильнее мучит недалекость наших близких.