Гарики на все времена (Том 1)

877

Россия очнулась, прозрела, вернулась в сознанье свободное и смотрит спокойно и зрело на счастье свое безысходное.

878

Живу в неослабном внимании к росткам небанальной морали, что весь наш успех — в понимании того, что мы все проиграли.

879

Жаль тех, кто не дожил до этих дней, кто сгинул никуда и навсегда, но, может быть, оттуда им видней кошмарные грядущие года.

880

Боюсь, что вновь обманна весть и замкнут круг, и снова будем сено есть из властных рук.

881

Не стоит наотмашь и с ходу Россию судить и ругать: Бог дал человеку свободу и право ее отвергать.

882

Вожди протерли все углы, ища для нас ключи-отмычки, чтоб мы трудились, как волы, а ели-пили, как синички.

883

Разгул весны. Тупик идей. И низвергатели порока бичуют прах былых вождей трухлявой мумией пророка.

884

Он был типичный русский бес: сметлив, настырен и невзрачен, он вышней волею небес растлить Россию был назначен.

885

Наследием своей телесной ржави Россию заразил святой Ильич; с годами обнаружился в державе духовного скелета паралич.

886

Российской справедливости печальники блуждают в заколдованном лесу, где всюду кучерявятся начальники с лицом «не приближайся — обоссу».

887

Мир бурлил, огнями полыхая, мир кипел на мыслях дрожжевых, а в России — мумия сухая числилась живее всех живых.

888

Томясь тоскою по вождю, Россия жаждет не любого, а культивирует культю от культа личности рябого.

889

Империя вышла на новый виток спирали, висящей над крахом, и жадно смакует убогий глоток свободы, разбавленной страхом.

890

Нельзя поднять людей с колен, покуда плеть нужна холопу; нам ветер свежих перемен всегда вдували через жопу.

891

Ночь глуха, но грезится заря. Внемлет чуду русская природа. Богу ничего не говоря, выхожу один я из народа.

892

Когда отвага с риском связана, прекрасна дерзости карьера, но если смелость безнаказанна, цена ей — хер пенсионера.

893

Крикунам и евреям в угоду, чтобы Запад ловчей обаять, вопиющую дали свободу понапрасну о ней вопиять.

894

Нельзя потухшее кадило раздуть молитвами опять, и лишь законченный мудило не в силах этого понять.

895

Сквозь любую эпоху лихую у России дорога своя, и чужие идеи ни к хую, потому что своих до хуя.

896

В дыму теоретических сражений густеют очертанья наших бед, злокачественность гнусных достижений и пагуба растительных побед.

897

Свободное слово на воле пирует, и сразу же смачно и сочно общественной мысли зловонные струи фонтаном забили из почвы.

898

В саду идей сейчас уныло, сад болен скепсисом и сплином, и лишь мечта славянофила цветет и пахнет нафталином.

899

Полны воинственных затей, хотя еще не отвердели, растут копыта из лаптей российской почвенной идеи.

900

Растет на чердаках и в погребах российское духовное величие, а выйдет — и развесит на столбах друг друга за малейшее различие.

901

Миф яркий и свежеприлипчивый когда утвердится везде, то красный, сойдя на коричневый, обяжет нас к желтой звезде.

902

Когда однажды целая страна решает выбираться из гавна, то сложно ли представить, милый друг, какие веют запахи вокруг?

903

Зыбко, неприкаянно и тускло чувствуют себя сегодня все; дух без исторического чувства — память о вчерашней колбасе.

904

Немедля обостряется до боли, едва идет на спад накал мороза, естественно присущее неволе зловещее дыхание некроза.

905

Всегда во время передышки нас обольщает сладкий бред, что часовой уснул на вышке и тока в проволоке нет.

906

У России в крови подошвы, и проклятие той беды — настоящее сделать прошлым не дают ей ее следы.

907

Тянется, меняя имя автора, вечная российская игра: в прошлом — ослепительное завтра, в будущем — постыдное вчера.

908

Куда-то мы несемся, вскачь гоня, тревожа малодушных тугодумов обилием бенгальского огня и множеством пожарников угрюмых

909

Я полон, временем гордясь, — увы — предчувствиями грустными, ибо, едва освободясь, рабы становятся Прокрустами.