Гарики на все времена (Том 1)

17

Прекрасен мир, где всякий час любой при деле понемногу: прогресс к обрыву катит нас, а мы — мостим ему дорогу.

18

Судьба решается на небе и выпадает нам, как рыбам: она подкидывает жребий, предоставляя шанс и выбор.

19

Предупредить нас хоть однажды, что их на небе скука гложет, толпа ушедших остро жаждет, но, к сожалению, не может.

20

Пусты, сварливы, слепы, дерзки, живем ползком или бегом — свои черты ужасно мерзки, когда встречаются в другом.

21

Я радуюсь, умножив свой доход, страхующий от голода и холода; бессребреник сегодня только тот, кто ценит преимущественно золото.

22

От замаха сохнут руки, от безделья разум спит, гулко трескаются брюки у неловких волокит.

23

Когда на всех, на всех, на всех удушье мрака нападает, на смену слез приходит смех и нас, как смерть, освобождает.

24

Течет зима. Близ моря пусто. Но вновь тепло придет в сады, и миллионы нижних бюстов повысят уровень воды.

25

Тонул в игре, эпикурействе, любовях, книгах и труде, но утопить себя в еврействе решусь не раньше, чем в воде.

26

Есть во взрослении опасность: по мере близости к старению высоких помыслов прекрасность ужасно склонна к ожирению.

27

Аскетом я б весь век провел, но тайным страхом озабочен: святого блесткий ореол для комаров приманчив очень.

28

Годы, будущим сокрытые, вижу пламенем объятыми; волки, даже очень сытые, не становятся ягнятами.

29

Поэты бытие хвалой венчают с дописьменной еще эпохи древней; дух песенности стены источают, и тем они звучнее, чем тюремней.

30

Сегодня день истек в бесплодной, пустой и мелкой суете, и мерзкий серп луны холодной зияет в мертвой пустоте.

31

Фортуна если жалует немилостью, не жалуйся, печаль душе вредна, и недруга встречай с невозмутимостью, убийственной, как пуля из говна.

32

Медицины гуманные руки увлеченно, любовно и плохо по последнему слову науки лечат нас до последнего вздоха.

33

Стяжательством и суетностью затхлой измотанный, однажды выйдешь в ночь и вздрогнешь от гармонии внезапной, раскрывшейся тебе, чтобы помочь.

34

В реке времен, как в море — рыбы, не зря безмолвствуют народы: свобода — это страх и выбор, ломает плечи груз свободы.

35

Когда средь общей тишины ты монолог сопишь ученый, услышь себя со стороны и поумнеешь, огорченный.

36

Мы — необычные рабы, мы быть собой не перестали, есть упоение борьбы в грызенье проволочной стали.

37

Вполне по справедливости сейчас мы трудимся, воруем и живем: режим паразитирует на нас, а мы — паразитируем на нем.

38

Воспринимая мир как данность, взгляни на звезды, не спеша: тягчайший грех — неблагодарность за то, что воздухом дышал.

39

Мы все — опасные уроды, мы все достойны отвращения, но в равнодушии природы есть величавость всепрощения.

40

В горячем споре грудь на грудь, уже не видя ничего, войдя в азарт, не позабудь на ужин выйти из него.

41

Мы из любых конфигураций умеем голос подавать, мы можем стоя пресмыкаться и на коленях бунтовать.

42

В любви, трудах, игре и спорте, искусстве, пьянстве и науке будь счастлив, если второсортен: у первосортных горше муки.

43

Война ли, голод — пьет богема, убийства, грязь — богема пьет, но есть холсты, но есть поэмы, но чьи-то песни мир поет.

44

Мы часто ходим по воде, хотя того не замечаем, висим над бездной в пустоте и на огне сидим за чаем.

45

Безумство чудаков — их миллион, толкующих устройство мироздания, — вливается в витающий бульон, питательный для вирусов познания.

46

Зря нас душит горечь или смех, если учат власть интеллигенты: в сексе понимают больше всех евнухи, скопцы и импотенты.

47

Не ограничивайся зрением, пусть обоняние не чахнет: что привлекательно цветением, порой кошмарно гнилью пахнет.

48

На трупах и могилах вдруг возник шумливый рай пивных и кабаков, и лишь «за что боролись?» хилый крик стихает у последних стариков.

49

Духа варево и крошево нынче так полно эрзацев, так измельчено и дешево, что полезно для мерзавцев.