Гарики на все времена (Том 1)

1041

Российская лихая птица-тройка со всех концов земли сейчас видна, и кони бьют копытами так бойко, что кажется, что движется она.

1042

В двадцатом удивительном столетии, польстившись на избранничества стимул Россия показала всей планете, что гений и злодейство совместимы.

1043

Смешно, когда толкует эрудит о тяге нашей к дружбе и доверию; всегда в России кто-нибудь сидит: одни — за дух, другие — за материю.

1044

Дыша неистовством и кровью, абсурдом и разноязычием, Россия — трудный сон истории с его кошмаром и величием.

1045

Кровав был век. Жесток и лжив. Лишен и разума, и милости. И глупо факт, что лично жив, считать остатком справедливости.

1046

Плодит начальников держава, не оставляя чистых мест; где раньше лошадь вольно ржала, теперь начальник водку ест.

1047

Однажды здесь восстал народ и, став творцом своей судьбы, извел под корень всех господ; теперь вокруг одни рабы.

1048

Ошалев от передряг, спотыкаясь, как калеки, мы вернули бы варяг, но они сбежали в греки.

1049

Мы варимся в странном компоте, где лгут за глаза и в глаза, где каждый в отдельности — против, а вместе — решительно за.

1050

Когда страна — одна семья, все по любви живут и ладят; скажи мне, кто твой друг, и я скажу, за что тебя посадят.

1051

Всегда в особый список заносили всех тех, кого сегодня я люблю; кратчайший путь в историю России проходит через пулю и петлю.

1052

Конечно, здесь темней и хуже, но есть достоинство свое: сквозь прутья клетки небо глубже, и мир прозрачней из нее.

1053

Смакуя азиатский наш кулич, мы густо над европами хохочем; в России прогрессивней паралич, светлей Варфоломеевские ночи.

1054

Мы крепко память занозили и дух истории-калеки, Евангелие от России мир получил в двадцатом веке.

1055

Такой ни на какую не похожей досталась нам великая страна, что мы и прирастаем к ней не кожей, а всем,что искалечила она.

1056

Моей бы ангельской державушке — два чистых ангельских крыла; но если был бы хуй у бабушки, она бы дедушкой была.

1057

За осенью — осень. Тоска и тревога. Ветра над опавшими листьями. Вся русская жизнь — ожиданье от Бога какой-то неясной амнистии.

1058

В тюрьме я поневоле слушал радио и думал о загадочной России: затоптана, изгажена, раскрадена, а песни — о душевности и силе.

1059

Тот Иуда, удавившись на осине и рассеявшись во время и пространство, тенью ходит в нашем веке по России, проповедуя основы христианства.

1060

Рисунком для России непременным, орнаментом, узором и канвой, изменчивым мотивом неизменным по кружеву судьбы идет конвой.

1061

История любым полна коварством, но так я и не понял, отчего разбой, когда творится государством, название меняется его.

1062

В империях всегда хватало страху, история в них кровью пишет главы, но нет России равных по размаху убийства своей гордости и славы.

1063

Любовь моя чиста, и неизменно пристрастие, любовью одержимое; будь проклято и будь благословенно отечество мое непостижимое.

1064

Россия! Что за боль прощаться с ней! Кто едет за деньгами, кто за славой; чем чище человек, тем он сильней привязан сердцем к родине кровавой.

1065

Нету правды и нет справедливости там, где жалости нету и милости; правит злоба и царит нищета, если в царстве при царе нет шута.

1066

Полна неграмотных ученых и добросовестных предателей страна счастливых заключенных и удрученных надзирателей.

1067

Как мальчик, больной по природе, пристрастно лелеем отцом, как все, кто немного юродив, Россия любима Творцом.

1068

Приметы близости к расплате просты: угрюмо сыт уют, везде азартно жгут и тратят и скудно нищим подают.

1069

Беспечны, безучастны, беспризорны российские безмерные пространства, бескрайно и безвыходно просторны, безмолвны, безнадежны и бесстрастн

1070

Россия столько жизней искалечила во имя всенародного единства, что в мире, как никто, увековечила державную манеру материнства.

1071

Сильна Россия чудесами и не устала их плести: здесь выбирают овцы сами себе волков себя пасти.

1072

А раньше больше было фальши, но стала тоньше наша лира, и если так пойдет и дальше, весь мир засрет голубка мира.

1073

Моя империя опаслива: при всей своей державной поступи она привлечь была бы счастлива к доносной службе наши простыни.