Хозяйка усадьбы "Детское счастье"

Но в глазах пожилого лекаря не было и тени насмешки. Мало того, его лицо выражало искреннее сочувствие. Я даже головой помотала. А вдруг мне показалось? Но нет.

– Я сам найду выход, - лекарь деловито подхватил свой саквояж и быстрым шагом направился к двери.
– Вы останьтесь с ним. Промокайте лоб прохладным полотенцем и, - он еще раз повернулся ко мне и поднял вверх указательный палец.
– Не забываем про лекарство! Через полчаса!

Я энергично закивала.

– Спасибо! А я вам принесу потом... мои пирожки. Ладно?

Старик хмыкнул, неловко потоптался на месте и, наконец, исчез в коридоре. Глухо хлопнула входная дверь. Гравий ритмично заскрипел под тяжелыми, мужскими шагами. А потом воцарилась тишина...

Я присела на краешек кушетки и посмотрела на неподвижно лежащего парня.

Кто ты? Как же тебя угораздило?

Окунула полотенце в таз с водой и осторожно промокнула горячий лоб. Внезапно, веки молодого человека дрогнули и распахнулись, открывая удивительно красивые, серо-голубые глаза.

"Как зимнее, пасмурное небо", - промелькнуло в голове. А в груди всколыхнулась волна странной, щемящей нежности. Я непроизвольно погладила горячую щеку.

Зимние глаза удивлённо смотрели на меня. Но это длилось всего лишь несколько секунд. Потом слабость, всё же, одержала верх, и парень с тихим стоном снова сомкнул веки, а его голова заметалась по подушке.

– Ничего, ничего, всё будет хорошо...
– зашептала я.
– Я не дам тебе умереть.

Странно. Я ведь уже была замужем. И давно похоронила любые мечты о том, что смогу когда-либо влюбиться. И ведь я совсем не знала этого парня, а сердце тянулось к нему, словно...

Нет! Нельзя даже думать о таком! Это всё гормоны моего нового, молодого тела! Это они виноваты! Всё равно он сейчас уедет, и мы больше никогда не встретимся. Так что забудь, Джейн!

Резко отвернулась, словно боялась, что он может увидеть моё волнение и смущение. Щеки горели, как будто и у меня был жар.

С минуту я так и сидела, тяжело дыша и всеми силами пытаясь вновь обрести контроль над своими свихнувшимися чувствами. Наконец, дыхание выровнялось, и я снова повернулась к своему пациенту. Голова перестала метаться, парень дышал мерно, глубоко, а на пересохших губах играла слабая улыбка. Казалось, ему снится что-то очень хорошее.

Я невольно улыбнулась в ответ и вновь приложила к его лбу прохладное полотенце...

***

Сознание вынырнуло из густой, чернильной тьмы...

Скай с трудом разомкнул воспалённые веки. В глаза ударил странный, рассеянный свет, похожий на тот, что исходит от пламени свечи. И сквозь желтовато-оранжевую туманную пелену он различил чьё-то лицо...

Огромные, темно-карие глаза, в которых отражались золотистые искорки, с тревогой и нежностью смотрели на него. А вокруг витал аромат чего-то сладкого, пряного, уютного. Вишня с шоколадом? Или это яблоки и корица? А еще немного ванили и сдобы...

Наверное, это горячечный бред, - подумал Скай.
– Или я уже умер.

Веки снова отяжелели, став свинцовыми. Сил держать глаза открытыми больше не осталось. Но, даже проваливаясь обратно во тьму, Скай продолжал чувствовать этот чудесный, уютный аромат.

Его губы сами собой сложились в блаженную улыбку...

Глава 26

Я напряженно посмотрела на часы. Стрелки уже почти приблизились к полуночи. А это означало, что Ханны нет уже более получаса.

За это время я с трудом влила в рот раненому парню очередную порцию лекарства и теперь нервно нарезала круги по комнате. Тревожные мысли метались в моём мозгу, как стая растревоженных пчёл, и я то и дело подбегала к окну, прислушиваясь, не звякнет ли калитка, не заскрипит ли гравий...

Но нет. За окном царила глубокая, ночная тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом листвы и редкими, протяжными вскриками совы, доносящимися из прилежащего леса.

Где же они? А если на Ханну тоже напали?

Эта мысль заставила меня на мгновение заледенеть от ужаса. Но я нечеловеческим усилием воли отогнала ее.

Снова - уже в сотый раз - посмотрела на часы. Стук маятника бил по ушам, как тяжелый молот по наковальне.

Если она не придет через десять минут, я пойду за ней, - решила я, мысленно моля небеса о том, чтобы эти десять минут никогда не заканчивались.

И тут, наконец, снаружи раздался долгожданный скрип калитки. А еще через секунду до моих ушей донёсся радостный стук копыт и бойкое дребезжание колёс.

Слава всем богам!

Я шумно выдохнула и непроизвольно вскинула руки в благодарном жесте. Потом бросилась к выходу. Распахнула дверь и чуть не врезалась в раскрасневшуюся от быстрого шага Ханну. На лице старушки играла гордая улыбка.

– Я его уговорила! Повозка готова! Только...
– она переступила пород и смущенно замялась.

– Что?
– я напряглась.

– Накорми его перед поездкой... У нас ведь остались остатки твоего супа?

С моих губ сорвался вздох облегчения.

– Конечно! Зови его!
– и, не дожидаясь ответа, ринулась на кухню.

Разводить огонь уже не было времени, но кастрюля, оставленная в печи, была еще теплой. Я споро достала из буфета глубокую тарелку, заполнила ее до краев густым борщом, щедро сдобрив его мясом. И поставила плошку на стол, положив рядом два толстых ломтя хлеба.

В это мгновение входная дверь снова хлопнула, и в проёме двери возник невысокий, пожилой, пухленький человечек. Его лысая макушка уютно блеснула золотистым светом в пламени свечи. Он смущенно потоптался на месте и, глядя в пол, пробормотал:

– Доброй ночи, госпожа, - голос у него был тихим, чуть скрипучим, но таким же уютным, как его лысина и круглый, немного выпирающий живот. Вообще этот человек напоминал этакого плюшевого мишку, только лысого.
– Я не хотел обременять вас...
– Было видно, что он тщательно подбирает слова, стараясь выражаться правильно.
– Но Ханна настояла на том, чтобы...

– Садитесь!
– я бросилась к нему и крепко сжала его сильную, натруженную руку. Потом настойчиво потянула к столы. Мои пальцы почувствовали под собой твердые мозоли.