Ирландия. Тёмные века 1

Руарк нахмурился, пересчитывая на пальцах:

— Пять провинций — пять сотен в год. Через пять лет…

— Две с половиной тысячи, — подсказал Финтан, гордый, что освоил арифметику. — И все обучены по римскому стандарту старых легионов.

— А если Айлиль нападет раньше? — спросил Руарк, сверля меня взглядом.

Я развернул чертеж новой крепости у брода через Шаннон — низкие башни с арбалетными гнездами, подземные хранилища, колодцы с фильтрами из гравия.

— Эти стены построят за три месяца. Камни уже везут из карьера.

— И кто будет охранять стройку?

— Те, кому дороги важнее войны. — Я указал на окно, где внизу, у кузницы, толпились крестьяне. Они принесли Коналлу сломанные плуги и получали новые — легкие, с железными лемехами. — Каждый, кто работает на Эйре, защищает её лучше любого солдата.

Солнце садилось за холмом, окрашивая стены школы в Глендалохе в золотистый цвет. Я вошел в класс, где двадцать детей сидели на дубовых скамьях, вытесанных отцом Кайртира. На стене висела доска из полированного сланца, исписанная мелом: «Закон. Знание. Единство».

— Брат Бран! — закричали ученики, вскакивая. Учитель, молодой монах с оспинами на лице, одернул их:

— Приветствуем гостя как положено!

Дети хором прочли стих, сочиненный менестрелями:

«Корни дуба крепки в земле,

Закон сильнее короля!

Кто грамоту в руках несет —

Тот будущее Эйре жнёт!»

Я подошел к девочке, которая старательно выводила буквы на глиняной табличке.

— Что пишешь?

— Письмо отцу, — она покраснела. — Он на стройке дороги. Хочу сказать, что научилась считать до ста.

— Твой отец грамотный? Он сможет прочесть что ты написала?

— Да, он из первого выпуска дорожных инженеров, он не только знает грамоту и счёт, но и знает, как сделать дорогу, чтоб она служила долго.

В углу класса стоял деревянный макет Чо-ко-ну — подарок от арбалетчиков. Мальчишки облепили его, споря, как работает рычаг.

— Вот тут пружина! — кричал рыжий сорванец. — Дядя Коналл говорил!

— Нет, это тетива! — возражал другой, тыча пальцем в веревку.

Я вышел на крыльцо, где Финтан курил трубку с вересковым дымом.

— Через поколение они даже не вспомнят, что такое междоусобицы, — сказал он, выпуская кольцо дыма.

— Если Айлиль даст нам время, — пробормотал я, глядя на зарево за холмами. Там, в землях Лейнстера, крепла новая буря.

Но когда я вернулся в Гаррхон, меня ждало письмо от Хальфдана. Конунг Дублина требовал удвоить поставки виски, угрожая «напомнить, у кого самые доблестные воины». На обороте, детским почерком, было приписано: «Ваши школы — смешные игрушки. Настоящая сила в оружие и броне, а не в буквах».

Я бросил пергамент на стол и взялся за чертеж водяной мельницы. Каждое колесо, каждая шестерня приближали тот день, когда Эйре станет не крепостью, а идеей. А идеи, как корни старого дуба, рано или поздно пробьют даже камень.

***

Дым от костров смешивался с туманом над долиной Шаннон, окрашивая закат в багровые тона. Я стоял у каменного алтаря друидов, переделанного в трибуну, и слушал, как тысяча пятьсот легионеров бьют мечами в щиты. Ритм напоминал гром, но это был гром закона, а не войны. Сегодня мне исполнилось восемнадцать, и толпа кричала мое имя, словно я был королем. Но королем здесь становился не человек — им становился свиток с чернилами, который я держал в руках.

— Бран! Бран! Бран!

Руарк, стоявший рядом, усмехнулся. Его плащ, расшитый серебряными змеями, блестел в свете факелов.

— Ну что, монах? Чувствуешь, как тяжела корона из пергамента?

Я не ответил. Вместо короны на мне был простой шерстяной плащ, а на поясе

— нож с рукоятью из дуба, подарок Келлаха. «Чтобы резать не врагов, а глупость», — сказал он тогда. Сегодня нож напоминал о другом: я больше не отрок, рисующий чертежи в монастырской келье.

Праздник урожая в этом году отмечали три дня. На площадях каждой провинции ставили столбы с бюллетенями — глиняными табличками, на которых писали имена кандидатов. В Гаррхоне старуха Мор, чьи пальцы дрожали от возраста, опустила бересту со знаком кандидата в корзину, украшенную дубовыми листьями.

— Выбираю сына кузнеца, — объявила она. — Он выкопал нам колодец, когда вожди только пировали!

Судьи, избранные три года назад, теперь носили на шеях бронзовые таблички с выгравированными знаком правосудия. Один из них, бывший солдат с шрамом через глаз, разбирал спор о границе полей. Вместо меча он использовал огромный циркуль и веревку с узлами — римский способ измерения земли.

— Суд решил: межа проходит по старому валуну, — провозгласил он, и крестьяне, еще вчера готовые схватиться за вилы, покорно кивнули.

Легион Эйре маршировал по новым дорогам, вымощенным плитами. Три когорты по пятьсот человек — в доспехах из эйрита, с арбалетами за спиной. На привале у брода через реку Лиффи я нашел Кайртира, чистящего «Ворона». Его лицо, обветренное за три года в легионе, уже не было детским.

— Скоро нас будет пять тысяч, — сказал он, не отрываясь от тетивы. — Хальфдан из Дублина шлет угрозы. Говорит, что «книжники не остановят топоры».

Я посмотрел на реку, где отражались звезды. Пять тысяч — не просто число. Это пять тысяч ртов, которых нужно кормить, пять тысяч умов, которые должны верить в закон больше, чем в кровную месть.

— Пусть Хальфдан боится не топоров, а школ, — ответил я. — Его воинов ещё будут учить наши дети.

В ту ночь в Гаррхоне собрался Совет Старейшин. Двенадцать человек — по двое от каждой провинции. Среди них была и Айне, дочь рыбака, избранная за то, что организовала больницу в Уи Энехглайсс. Её голос дрожал, когда она говорила:

— Народ ждет выборов рига. Но что, если победит не Руарк?

Зал замер. Руарк, сидевший в тени, медленно поднялся. Его меч, висевший на стене, замерцал в свете свечей.

— Если победит достойный — я передам полномочия. Если нет… — Он посмотрел на меня. — Бран научил меня: закон сильнее меча.

На рассвете я отправился в монастырь Глендалох. В скриптории, где когда-то подделывал римские трактаты, теперь сидели дети. Мальчик лет девяти, сын пахаря, выводил на пергаменте: «Закон. Единство. Память».

— Это твои слова, брат Бран? — спросил он.

— Нет. Это ваше будущее.

Через месяц на холме Тара, где короновали древних королей, начали строить Тинн — круглый зал для выборов. Камни для фундамента везли из всех провинций. Старейшины спорили, сколько окон должно быть — двенадцать, по числу месяцев, или семь, по числу кланов.