Книга чародеяний

И он постучал ещё раз, но изнутри так никто и не вышел.

Арман перебирал в памяти все визиты и разговоры, пытаясь отыскать что-нибудь новое. Голова тяжелела от бесплодных размышлений, зато ногам в самом деле становилось легче – возможно, они даже доберутся до города к вечеру, эти ноги. Впереди вырос очередной холм, и Берингар свернул на тропинку, ведущую в обход.

– Не думал, что скажу нечто подобное, но магическому сообществу не хватает централизованной власти, – Арман обошёл дохлого голубя и тут же влетел сапогом в какую-то жижу. – Здесь болото?

– Болота южнее, но всё равно будь внимателен.

– Буду… Это так нелепо. Они не в состоянии решить даже простейшие вопросы, потому что никто не хочет брать на себя ответственность!

– Ты прав, и это проблема, – Берингар дождался, пока они поравняются на более широкой тропе, и продолжил: – Совет старейшин – непостоянный орган и собирается, когда кому-то что-то нужно. Текущими делами занимаются многочисленные послы, но тут у каждого своя точка зрения, в чём ты уже имел несчастье убедиться. Что до централизованной власти, она требует постоянного подчинения, на которое никто не пойдёт. Такие, как мы, привыкли жить вне всякого людского закона и слушать лишь самих себя – ведь сильнее нас никого нет. Впервые за долгие века нас объединило пророчество… И то не всех, как ты помнишь.

– Кому-то, безусловно, подходит такая характеристика, – согласился Арман, вспоминая своенравных колдунов из деревни Кёттевиц, гордых одиночек типа Стефана Мартена, пани Росицкую или собственную сестру. – Но не вам с отцом.

– Маги, поступающие на военную службу, живут в двух мирах и гораздо больше наслышаны о долге и дисциплине. Те, кто хочет развивать только собственную мощь, кто не способен подчиняться и управлять другими, у нас надолго не задерживаются.

– Но кто-то ведь затеял эту историю с книгой. Они вообще подумали, что с ней делать дальше? До того, как сбудется пророчество?

– Не подумали, – безжалостно ответил Берингар. – Должен сказать, я и сам не загадывал так далеко наперёд, а зря. Совет мог позволить себе затягивать с решением, пока книга не была создана, но теперь она готова и в любой момент может угодить не в те руки. Охрана сменяется каждый день – и это остаётся временной мерой.

Задавая столько вопросов, Арман чувствовал себя то занудой, то дураком, но иначе не получалось – он по-прежнему знал о магической части мира прискорбно мало. То, как слабо оказалась структурирована эта часть, ничуть не упрощало задачи. Обещанную охрану, правда, организовали: как-то раз возле жуткого артефакта дежурил пан Росицкий, его сменила рослая молчаливая африканка из приглашённых гостий замка, а перед уважаемым послом книгу опекал колдовской корпус французской армии. Вечно это продолжаться не могло, как проницательно заметил и пан Михаил.

– Надо нам было самим ими заняться, – Арман остановился первым, почувствовав беспокойство своей лошади. Из кустов по правую руку от них высунулась овца, настороженно заблеяла и снова исчезла, шурша листвой. – Я обо всех, кто нас преследовал. Мы ведь оставляли это другим – и сами тела, и другие возможные улики…

– Густав сделал всё, что мог. Сейчас поздно что-то менять, – Берингар остановился, пропуская очередную овцу. Эта оказалась бестолковой и некоторое время маячила перед ними, не догадавшись испугаться. – Магические следы не вечны, особенно если в деле замешан кто-то могущественный. Я полагался на более сильных и опытных колдунов, как выяснилось – зря.

– Ты и так был занят книгой, дорогой и всеми нами, – тут же возразил Арман. Про себя он добавил, что привычка Бера к подчинению и дисциплине сыграла с ним злую шутку за пределами армии. Если бы промахнулся он один! Чем дальше от событий последних месяцев, тем больше становилось ясно, как ненадёжно было всё их предприятие. И то, что «сильные и опытные», на которых полагалась вся команда, не очень-то тщательно продумали операцию.

Застилающее глаза могущество предполагает некоторую рассеянность, о чём мы говорили в самом начале. Когда это могущество сталкивается с типично человеческими чертами, такими как алчность, властолюбие и корысть, то, что прежде казалось милой слабостью сильного волшебника, превращается в реальную угрозу – так получилось и здесь. Ведь люди, одарённые магическим даром самого разного свойства, по сути своей оставались людьми: пока одни из них стремились сохранить магию и память о себе, другие воспользовались суматохой и сбили с толку всех, ища способы умножить свою выгоду.

– Мы задержимся в городе допоздна?

– Вполне вероятно. Ещё предстоит выяснить, где именно жил господин писарь.

– Я бы тогда задал тебе один неудобный вопрос, пока мы в пути, – решился Арман. – Вдруг потом времени не будет… Тебе ведь известно, где находится Юрген?

Берингар посмотрел на него как-то странно, но в тени шляпы Арман не смог в точности разобрать выражение его лица.

– Нет, этого я не знаю, – сухо ответил он. – Временный совет старейшин небезосновательно решил, что я предвзят, поэтому у меня нет ни адреса, ни ключа, ни дозволения посещать его.

– Мне жаль, – искренне сказал Арман. – Пан Михаил вроде узнал у кого-то, что с ним всё хорошо.

– Спасибо, я слышал. Почти домашний арест безо всяких лишений, только не дома. Арман, ты точно хотел спросить именно об этом?

Ловкий рикошет, нечего сказать. Теперь не предложишь устроить побег… Арман потянул время, любуясь разбушевавшимся вереском, отряхнул грязь с рукава плаща, поправил седло – скоро предстояло забираться обратно. Потом он всё-таки отозвался:

– Наверное, да. Всё, что я хотел узнать про сестру, я уже спросил… тогда.

– И всё-таки нам не помешает прояснить ситуацию, – решил Берингар, и теперь его не остановил бы и конец света. Арман почувствовал что-то вроде облегчения, хотя и заблаговременно, и вслед за ним забрался в седло. Отступившая было боль пронзила бёдра, но деваться некуда. – Ты не возражаешь?

– Не возражаю. Проклятое пламя, не оставляй мне таких лазеек, Бер… Я не настолько крепок духом, как ты думаешь.

– Разумеется. Ты гораздо крепче, – что он имел в виду, Арман так и не понял. – Хорошо. Я буду говорить прямо, хотя многим это кажется неудобным… – Как и в прошлый раз, Берингар отступил перед атакой на полшага, незаметно для себя самого угодив в трясину вежливых ничего не значащих фраз. Только это и выдавало его подлинное волнение, хотя обмануться невозмутимым бесцветным взглядом было легче лёгкого. – Пожалуй, я виноват перед тобой больше, чем мне казалось, и за это стоит попросить прощения.

– Ещё чего! Если бы я не вёл себя, как обиженный ребёнок, тебе бы такая глупость в голову не пришла, – разозлился Арман. Обычно вежливый и сдержанный до предела, он утрачивал контроль внешний и внутренний, когда речь заходила о сестре. – Ты не будешь извиняться передо мной за то, что полюбил мою сестру. Это же просто замечательно…

– Пожалуйста, не смешивай всё так сильно, – упрёк показался почти мягким. Берингар тактично воздержался от комментариев насчёт того, что «обиженный ребёнок» был старше его на несколько лет. – Мы совершили ошибку, не рассказав тебе сразу о своих отношениях. Я не знал, как это лучше сделать, и полагался на Адель, но она тоже не могла подобрать слова. Для нас обоих наберётся немало оправданий, веских и не очень, но это не отменяет твоей совершенно заслуженной обиды.

У Армана сложилось престранное чувство, будто его разложили на столе и препарировали, как лягушку. Вообще-то он никому такого не позволял, но наблюдательность и обстоятельность Берингара почти не задевала, потому что Берингар просто видел мир именно так. Обижаться на него за это было так же глупо, как на снег за то, что он холодный.

– Ты прав во всём, – просто согласился Арман. – Что вышло, то вышло. Я уже убедился, что вы оба счастливы, а ничто другое меня волновать и не должно.

– Не обманывай себя. Мы о тебе тоже беспокоимся.