Книга чародеяний

– Вы же знаете, что делать? – спросил пан Михаил с такой наивностью, что хотелось плакать. – Мальчики, вы же знаете?

– Видимо… видимо, да.

Одни требовали немедленно прекратить, другие – продолжать, даже не зная, о чём речь. Кто знал или подозревал, молчали в ожидании. По знаку Бера зашевелился Пауль Лауфер, и вскоре большинство стражников занялось тем, что успокаивало и оттесняло самых буйных несогласных. В конце концов, ничего не противоречило оговоренным правилам: теперь у книги был владелец, избранный всеми и ею самой, и дальнейшая судьба артефакта в его руках. Кого выбрали – того выбрали, причём сами!

– Пойдём, утащим этого придурка, – буркнул Небойша, указывая на Хольцера. – Я не справлюсь. Я дам ему по роже.

– От меня прибавь, – отозвался Милош. Он не сдвинулся с места. – Я останусь здесь.

– Почему? А… ну да, – Небойша покосился на Хартманна и ушёл в тень. Вскоре из темноты послышалось недовольное сопение, и вместе с ним ликвидировать Хольцера отправился сержант Хубер.

То, что говорил Хартманн, затронуло многих, но удивило только содержанием, не подачей. Прежде сокрытая в нём злоба проступала через наигранное добродушие, а теперь забота о людях светилась сквозь притворную, наносную злобу. И то, и другое в равной мере вылепляло его характер и создавало образ человека с живым умом и переменчивым настроением, но заметить разницу, понять, какое именно чувство им движет, а какое поддельно, было практически невозможно.

– Значит, вы решились её уничтожить, – сообразительный и осмелевший сэр Дерби озвучил то, о чём молчали или не догадывались другие. – Оправданно, но жаль… гм… Ни нашим, ни вашим! Благородно, хотя… я такого не ожидал.

Английский посол не скрывал своей досады, но возразить не мог. Ему пришлось бы предлагать альтернативы, а альтернативы у сэра Дерби не было никакой, как и у всех остальных, ведь никто больше не захотел обладать книгой.

– Но как вы это сделаете, Роберт? – глухо спросила мадам дю Белле. – Ни огнём, ни водой…

Хартманн не ответил, старейшины тоже промолчали. Милош постепенно подбирался ближе, стараясь, чтобы никто не заметил его и не вздумал останавливать. Он пытался перехватить взгляд Берингара, но тот по-прежнему следил за… господином послом.

– «Откройся», – Хартманн, не обращая ни на кого внимания, снова начал баловаться с книгой. – «Закройся», – он грустно поглядел на обложку, будто не готовый попрощаться с ней. – «Лети…»

Книга чародеяний поднялась в воздух над постаментом и, повинуясь приказу, снова открылась. Кто-то из толпы возмущённо заревел и бросился на посла, но Милош как раз подоспел и на пару с каким-то французом оттащил колдуна за плечи. К счастью, обошлось без вооружённых атак – оружие носили только стражники, но ещё нескольких «прыгунов» пришлось придержать. И чего им неймётся? Милош точно знал, эти люди даже к созданию руку не приложили. В отличие от него.

– «Умри», – сказал Роберт Хартманн.

На миг все затаили дыхание, книга зависла в воздухе – и ничего не произошло.

– На пол! – Берингар первым выполнил собственный приказ, уложив заодно пару-тройку старейшин. Конечно, большинство присутствующих растерялось и бестолково замахало руками, кто-то куда-то побежал, но хватило умников – или просто послушных людей, – кто не стал выделываться и лёг. Пана Росицкого прикрыла Чайома, сэр Дерби вжался в сырую стену, стражники-французы впятером потащили к выходу мадам дю Белле… некоторые сбежали, не защитив никого, он видел их спины. Сам Милош промешкал только потому, что засмотрелся на книгу, и его, разумеется, отшвырнуло одним из первых – слишком близко стоял.

Когда раздался взрыв, он был только звуком. Никакого огня, никаких осколков, никаких ошмётков книги или обгоревших страниц, просто нарастающий гул в ушах, сравнимый со стуком крови, с биением собственного сердца. Свет появился потом, как и жар, и всё это Милош застал, уже валяясь на полу, но он до последнего пытался видеть, что происходит. Замершую в воздухе книгу окружал идеально ровный – даже не круг, настоящий шар света, в котором теплилась жизнь, и шар этот пульсировал, он вздрогнул в последний раз, как будто сама магия вздыхала и так вздымалась её грудь. Вдох прервался новой вспышкой, ослепительной и горячей, и Милошу пришлось зажмуриться. Пол под ним дрожал, в отдалении то ли кричал, то ли плакал нечеловеческий голос, сотня голосов… иногда они смеялись, иногда пели. И потом раздался щелчок, как если бы кто-то выстрелил, или цокнул языком, или уронил монетку. Или закрыл дверь.

XXV.

« – Что произошло?

– Они перестали быть магами.

– Почему?

– В силу человеческой природы».

А. В. Жвалевский, И. Е. Мытько. «9 подвигов Сена Аесли» («Магии – нет! И не будет»).

***

Арман Гёльди не существовал. Его не было нигде, и виной тому вовсе не метаморфоза, благодаря которой он становился другим человеком – не было никакой телесной оболочки, равно как и пространства, где эта оболочка могла бы находиться. Гулкая пустота без конца и края, без света и тени, без самого понятия света; пустота без времени, без звуков, но и без тишины. Это было невыносимо и в то же время прекрасно. Когда Арман снова смог думать, он догадался, что это настоящая свобода. Или смерть.

То ли пытка, то ли эйфория кончилась, и постепенно к нему возвращались обрывки настоящего, обрывки жизни. Он напрочь забыл, что происходит вовне, но чувствовал, что безнадёжно упускает что-то важное; он забыл, что от него зависит, но знал – был уверен – многое. Он ошибался: от него больше ничего не зависело.

Постепенно Арман приходил в себя, и к нему поочерёдно возвращались телесные ощущения и воспоминания. Першит в горле. Он уничтожил книгу. Голова тяжёлая. Он уничтожил книгу чародеяний. Нога не болит, он просто не чувствует обе. Испуганные лица старейшин, испуганные – но не удивлённые, цепкий взгляд Берингара… Плохо, очень плохо. Когда Арман вспомнил всё, включая уговор с Хартманном, ему стало совсем худо, хотя он не мог пошевелиться. Он не рассчитывал на обморок, на сильный взрыв, он просчитался – нужно было сначала предупредить Берингара, предупредить кого угодно, чтобы они действовали сразу же, как только он закончит. Честно говоря, Арман не представлял, о чём бы он попросил, что бы приказал: сейчас он думал только о том, что надо было уберечь сестру. Ведь теперь, когда он нарушил условия сделки, нет никаких… гарантий, снова эти гарантии, что Хартманн пощадит Адель. Только бы она не ложилась пораньше, только бы не спала, выиграть время ещё есть шанс…

Или нет – время оставалось недосягаемым для Армана, или сам Арман оставался недосягаем для времени. Когда омут ненадолго отпускал его, он видел рядом с собой разных людей.

В первый раз он увидел Милоша: тот глядел с неподдельным беспокойством и что-то спрашивал, одно и то же, но Арман не разобрал звучания слов и ничего не понял по губам.

Во второй раз он увидел пана Михаила, который заботливо обтирал влажным полотенцем его лицо.

В третий раз он увидел Чайому – она заставила выпить какой-то горячий напиток, от которого стало так легко, что Арман тут же забылся снова.

Присутствие кого угодно из них не давало ответа на главный вопрос: кто он?

Между пробуждениями проходило не так много времени, но каждый промежуток казался Арману вечностью, упущенными часами и днями. Наконец он снова разлепил глаза, и окна, шпалеры и узоры на потолке обрели давно утраченную чёткость. Рядом сидел Берингар, прямо на краю постели. Он быстро повернул голову и осмотрел Армана.

– Лежи, – велел Берингар прежде всего, не задавая никаких вопросов.

– Я…

– Арман.

Он не звал, давал ответ. Арман испытал невероятное облегчение и закрыл глаза, но тут же распахнул их – чему он радуется, ведь всё должно быть наоборот!

– Я должен идти.

– Нет. Идти уже некуда, успокойся и лежи.

– Ты не понимаешь, – зачем-то упрекнул Арман. Он знал, что Берингар всё отлично понимает, но не до конца контролировал себя. – Мне нужно обратиться. Как можно скорее… это важно…

– Я так не думаю, – ответил Берингар и снова внимательно оглядел его. – Арман, ты больше не сможешь ни в кого превратиться.