Книга чародеяний

Стефан отдал должное каждому из них — замахал рукой на фамилию Клозе, восторженно округлил глаза на фамилию Росицкого и с неопределённым лицом покивал, когда Берингар добрался до Гёльди. Надо полагать, он прямо или косвенно знал их всех. Адель по привычке напряглась, но скандала не последовало. Пока.

— Я помню вас ещё ребёнком, — поделился Стефан, переводя своё внимание на Берингара. Тот не ответил, попивая предложенный чай. — Было время!

— Да уж, я бы посмотрел, — пробормотал Милош в чашку. Адель едва не прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Столько лет прошло! — продолжал мастер. — А ведь мы давно не виделись. Я рад, что ты… что вы теперь при деле, да при таком большом и важном. И всё лучше поля брани, думаю, Юрген тоже так считает, хоть он и человек войны…

— Отец предоставил мне выбирать самому, — пожал плечами Берингар. Адель хотела бы думать, что ему неловко или неприятно говорить при них о семье, но на этом человеке вообще никакие эмоции не имели привычки отражаться. — Потом обстоятельства переменились, и мы решили, что я нужнее здесь.

— Понимаю, понимаю. Как дела у Вильгельмины? Я был бы рад снова поцеловать её прелестную ручку! Почему она давно не пишет, Бер?

— Она умерла.

О ком бы ни шла речь, он всё так же не подавал виду, и только Стефан опустил чашку, так и не отпив. На лице мастера проявились горечь и скорбь, но всё-таки он ничего говорить не стал. Так и пили молча, в неловкой атмосфере; Адель было всё равно, она рассматривала чудные часы, да и Милош не болтал, прислушиваясь к входной двери. Почему его не отправили с Арманом? Наверное, из-за выходки в Марльё. Что ж, брат и Лаура складываются в отличную команду — оба вежливые до чёртиков и с милыми лицами, которые так нравятся идиотам.

Адель сделала глубокий вдох. Она опять начинала злиться… Как не вовремя! Ещё и преследователь этот, будь он неладен.

— Возможно, момент не самый подходящий, — подал голос Милош, — но у меня что-то неладно с часами, мастер. Вы не могли бы посмотреть?

— Да, да, — расстроенный новостями Стефан был рад ухватиться за любую работу. Он отставил чашку, пролив несколько капель на и без того заляпанную скатерть. — Разумеется. Давайте я взгляну на них… О! Ах… Ого, ну надо же, — бормотал он, вертя в руках часы Милоша. — Ну-ну… дела.

— Что такое? — забеспокоился стрелок. — Видите ли, это мой талисман, и не хотелось бы…

— Вижу, вижу, — теперь Стефан ухмылялся, подкручивая пружину или что он там делал, Адель не разобрала. Что она знала точно — чиня механизм, мастер приговаривал какие-то ритуальные слова, а пружинки в его пальцах слушались легко, как слушались того же Милоша его заговорённые пули. — Ага. Так-так… то-то же.

— Это часть заклинания такая? — не выдержала Адель. Её проигнорировали, и хвала духам — пока она в состоянии, лучше держать язык за зубами. Как же тяжело без Армана рядом…

— Я так понимаю, недавно ваши часы подверглись мощной магической атаке, — торжественно заявил мастер Стефан. — Сила была столь высока, что она сбила не только время, но и вашу защиту. Удивительно, что вы добрались без приключений.

— Неудивительно, — нескромно ответил Милош. — Но что могло… ах да…

— Матушка? — лукаво уточнил Стефан. Милош мрачно кивнул, мол, матушка, кто ж ещё.

— Вы на удивление близко знакомы с сильными ведьмами, — бросила Адель раздражённо. Теперь её заметили, пусть и с явной неохотой.

— Да, — коротко ответил мастер. — Я, знаете ли, не последний человек в сообществе, и многие знатные колдуньи заказывали мои часы. Вам, мадемуазель, вряд ли это знакомо.

То ли из франкоговорящей части Швейцарии, то ли издевается, намекая на бегство во Францию. Адель промолчала, специально заняв рот чаем, который давно остыл и был ужаснейшим на вкус. Что ж, повезло с Жизель — не повезёт со всеми остальными. Нельзя забывать, что её ненавидят… Чай был холодным, а кровь — горячей. В висках Адель начинало стучать, и она опасалась, что разнесёт мастерскую на щепки, если этот кривоногий часовщик скажет что-нибудь ещё.

— Они возвращаются, — Берингар указал на штору, за которой располагались мастерская и входная дверь. — Мастер, прошу вас встретить гостей. Можете не подвергать их дополнительному допросу, Арман не знает второго пароля.

Стефан вышел, прихрамывая, и пошёл караулить. Адель чувствовала — никто не идёт, но положенная благодарность из неё не лезла ни в какую. Перед глазами снова плясали чёрные мушки, алая пелена пока не показалась, лишь предупреждая о своём появлении ядовито-розовыми волнами гнева. Она не столько видела цвета, сколько чувствовала их внутри себя.

Когда Адель немного отпустило, она увидела, что ничего не изменилось: Берингар сидел напротив, Милош — рядом, только оба внимательно смотрели на неё. Не желая чувствовать себя подопытным кроликом, Адель отвернулась к стене. Требовалось что-то сказать, но как же она не хотела! Колени дрожали, сведённые вместе, дышать становилось нелегко. Протянув руку к шее, Адель сорвала с себя простые чёрные бусы.

— Пожалуйста, — начал было Берингар, но она перебила:

— Ради всего на свете, заткнись.

Милош попытался разбавить атмосферу своими байками, но получил такой же ответ. Через какое-то время Адель действительно успокоилась, однако заставить себя извиниться так и не смогла — она понимала, что эти двое хотели как лучше, но понимала также, что старались не ради неё. Они не Арман, чтобы она извинялась за то, что не может контролировать.

Теперь в комнату набились все: кривоногий мастер, уставшие от беготни по городу Лаура и Арман, долгожданный писарь. Последний полностью соответствовал описанию Берингара: снулая рыба без тени эмоций и мыслей на лице втиснула себя в кресло и молчала. Не заботясь о том, что о ней подумают, Адель пересела к Арману — только рядом с братом она могла надеяться на своё спокойствие. К счастью, Арман всё понял и незаметно для остальных погладил её по плечу.

— Господа и дамы, — деловой тон Берингара превращал любое помещение в важный замковый зал. Наверное, вещай он из кладовки, эффект был бы такой же. — Я рад представить вам главного человека в нашей миссии, господина писаря. Стоит прояснить несколько моментов: на время работы этот достойный человек лишён имени, памяти и чувств. Он добровольно принёс обет, запрещающий вышеперечисленное, и поклялся работать на благо книги.

— К чему такие меры? — воскликнула Лаура. — Разве не мы должны защищать его и книгу?