Книга чародеяний

— Не знаю, что у тебя на уме, но мы могли бы зайти в дом.

Путь по лестнице до комнаты Адель ощущала очень плохо — ей в глаза до сих пор бросались вспышки пламени, и она изо всех сил боролась с внутренним огнём. Когда дверь закрылась, стало очень тихо. Адель увидела перед собой низкое маленькое окно, грязноватый стакан с водой, свои дрожащие на коленях руки — она сидела — и подол юбки. Звуки до сих пор не проникали извне. Горячо, как же горячо… пламя воистину проклятое… Она сорвалась с места и три раза прошлась по комнате рваными шагами, тыкаясь в стены, пошатываясь и тяжело дыша, как будто борясь с невыносимой болью. Наконец Адель остановилась, опустив голову, возле того же неказистого окна.

Арман ждал; застывший у двери, он не напоминал Берингара, который застывал так, что его можно было спутать со статуей. В отличие от привыкшего выжидать охотника, Арман был человеком. Человеком! Даже не будь он братом, внезапно поняла Адель, он был бы ей приятней этого ледяного чучела, слишком наблюдательного, чтобы убить, и слишком неприступного, чтобы ненавидеть.

— Я готов, — сказал Арман. Он не улыбался, внимательно и с лёгкой тревогой глядя на сестру. Он знал, когда не стоит вмешиваться… — Ты всё ещё хочешь, чтобы я разделся?

— Да, — голос Адель всё ещё напоминал карканье больной вороны. — Да, хочу.

— Совсем?

— Нет, только… только сверху.

Брат кивнул и, сбросив верхнюю одежду, принялся расстёгивать рубаху. И ни одного вопроса, ни одного затравленного взгляда! Адель смотрела на него и успокаивалась — ей было приятно знать, что рядом хотя бы один родной человек, который способен не злить её… Настроение юной ведьмы менялось быстрее, чем она замечала — совсем недавно Арман был виноват в каких-то мелочах, но сейчас, прямо сейчас, она этого не помнила. Места для памяти в голове не осталось, только затихающее пламя, зыбкое подобие спокойствия и любовь к брату.

Он отбросил рубаху и встал напротив, слегка усмехнувшись. Раскинул в сторону руки. Доверительный жест — сердце в бледной груди так близко, и оно ничем не защищено! Адель сделала глубокий вдох и, стараясь забыть обо всём, что ненавидела, медленно обошла Армана со всех сторон. Ни на груди, ни на спине, ни на животе… ключицы, руки, шея… снова руки… Нет, неужели всё было в порядке? Она не могла поверить.

— Снимай штаны. Вообще всё снимай!

— Сестрица, — поморщился Арман, — мне не пять годиков. И всё равно, чего ты там не видела?

— Оставь свои пошлые шутки при себе, — потребовала Адель. Она уже не злилась, боялась возвращения вспышки. — Пожалуйста, Арман. Я должна знать, не ранен ли ты.

Понимание на его лице не утешало, однако после этих слов Арман покорно разделся. Не считая каких-то старых шрамов, дорожных синяков (ноги Берингара?) и пары царапин от серпа, он был абсолютно цел. Адель отошла и присела на подоконник, угрюмо уставившись в пол. Не привиделось же ей…

— Что ты хотела найти? — мягко спросил Арман, одеваясь в другом углу. — Скажи мне.

Тот самый голос, после которого все его слушались. Проникновенный и такой простой. Адель ответила, не поднимая головы:

— Внизу я разозлилась и чуть не обожгла Берингара. Чёрт бы с ним, но я вспомнила, что недавно делала что-то подобное… и вспомнила, когда… — Она резко вскинула голову и поглядела на брата: тот слушал с вниманием, не меняясь в лице, и никак не давал понять, о чём думает. — Дома, на Круа-Руссе. Я как будто обожгла тебя, и потом ты был странный… и я вспомнила, как Мельхиор лизал тебе руку, и как в дороге ты много молчал… Я была уверена, что ранила тебя, но не вижу никаких следов.

— Посмотри на меня ещё раз, — предложил Арман и протянул руки. — Посмотри, чтобы убедиться.

Она посмотрела и ничего не нашла.

Какое-то время они сидели молча, слушая, как в окно опять стучится дождь. В голове Адель всё потихоньку приходило в порядок, и она вспоминала события минувших дней. Пять городков, три истории. Косые взгляды ведьм и равнодушные — одного сельского колдунишки, который слыхом не слыхивал фамилию Гёльди и вообще почти ослеп. Скверная еда в трактире, долгие весенние дожди, ветер, заставлявший слезиться глаза, и бесконечная выматывающая борьба с собой. Адель не вникала, о чём говорят остальные — знала только, что Берингар чем-то недоволен. Борьба… как же она устала.

— Я просто хотела знать, не ранила ли тебя, — почти шёпотом сказала Адель. Её щеки коснулась холодная ладонь брата — единственного человека, чьё прикосновение было ей приятно. Тёмные глаза Армана оказались совсем близко.

— Послушай меня… ты знаешь, что я люблю приврать, но между нами не должно быть лжи. Мы умеем причинять друг другу боль, такое бывает со всеми, даже когда люди любят… особенно когда они любят. Так?

— Так.

— Сейчас на мне нет никаких следов, — тихо, но твёрдо сказал Арман. — Ты видела это сама. Адель, на мне нет никаких следов, нанесённых тобой.

Адель смотрела на него в ответ, чувствуя, что печаль затопила её сердце до краёв. Он совершенно точно врёт, но врёт так, чтобы она поверила — чтобы он сам поверил. Врёт ради неё и ради них обоих. То, что не осталось ожога, действительно странно, но Адель не могла припомнить мази, которая свела бы след так быстро. То, что она не находила решения, не означало, что Арман говорит чистую правду.

— Никаких следов от меня? — она попыталась улыбнуться и выпрямила спину, высвобождаясь из полуобъятий. — Сейчас оставлю.

Любой другой при этих словах сбежал бы. Арман, конечно, напрягся, но не сдвинулся с места. Адель подалась вперёд и легко поцеловала его в лоб.

— Пусть будет хотя бы этот. Я люблю тебя.

Арман опустил голову, чтобы она не видела его лица, и быстро сжал руку сестры.

— Я знаю.

***

Они шли дальше, но легче не становилось. Писаря и книгу чаще всего охранял Милош со своими пистолетами, к ним в компанию набивалась Лаура — она тихонько плела свои амулеты, неловко поддерживая разговор. Берингар был занят поисками новых следов магии, ему помогал Арман, чему-то научившийся от следопыта. Адель приходилось проводить время либо с теми, либо с другими, и она почти нашла гармонию: в первом раскладе её утешал писарь, во втором — Арман. Увы, от Лауры и Берингара никуда не деться, а Милош был бы гораздо более милым, если б почаще молчал. Его разговоры по делу не казались пустопорожней болтовнёй, но Адель раздражал голос — слишком высокий для мужчины, звонкий какой-то, как колокольчик, который висит на линии ветра и никак не может заткнуться.

Злость закипала в ней, как варево в котле. Такое всегда случалось в предвестии Вальпургиевой ночи. Ночь всех ведьм… всех, кроме Адель. Лаура Хольцер расцветала, больше улыбалась, и даже её волосы казались пышнее. Адель едва могла держать себя в руках. Тысяча проклятий, она вообще не могла! Всё её естество готовилось к тому, чтобы выпустить силы на волю на верхушке горы, расслабиться, набраться сил у других, и только голова понимала — этого не будет.

Теперь они направлялись в Мец, город-крепость на северо-востоке Франции. Первые попытки пересечь границу по-людски не увенчались успехом, и Берингар договорился с кем-то важным, чтобы их провели или дали магический ключ — подробностей Адель не держала в голове, ей перестало быть интересно всё, кроме… да что уж говорить об интересе, все силы уходили на то, чтобы казаться спокойной. Хотя бы казаться. Похоже, маленькая деревня, где они заняли пустой дом накануне въезда в город, могла ей в этом помочь.