Книга чародеяний

— Последнее… ты говорила, что любишь меня. Это больше не так?

Адель глубоко вдохнула. В её голове и сердце опять шла борьба, которую невозможно выиграть — брат против всех остальных. Дома было легче. Сейчас, в пути, в окружении злых чужих магов, Адель чувствовала себя выброшенной на берег рыбой с крючком в брюхе, которой не удаётся ни убить, ни умереть, ни вернуться домой.

Она согласилась на это. Она согласилась на это сама… Ради человека, который сидит сейчас рядом с ней, держит за руку и что-то говорит. Ради человека, которому здесь гораздо лучше, чем ей. Ради брата, который пожертвовал своим спокойствием. Который солгал про ожог, который вылечила Лаура, которая, которая…

— Пора ехать.

Голос Берингара не прервал её мыслей. Арман что-то сказал, заржали кони, зашумела вода — на постоялом дворе кто-то выплёскивал её в пойла для лошадей. Адель подняла голову и резко сказала:

— Отдельную карету. Для меня. С кем хотите, только не с ней.

***

Госпожа Вивиан дю Белле занимала двухэтажный особняк на площади с видом на Мецский собор. К духовному назначению соборов Милош, как любой маг, был равнодушен, а вот архитектура ему нравилась — если получится, надо заглянуть внутрь. Правда, теперь не побегаешь по одиночке: разбойничьего вида преследователи заигрались, Берингар превратился в одно большое ухо и следит за всем, что движется вокруг них. Милош старался не думать о том, что будет, если их всевидящий и всеслышащий когда-нибудь всё-таки устанет, но на этот случай и существовали союзники и визиты в гости.

Чувствовал он себя прекрасно благодаря приближающейся ведьминой ночи. Бальзам определённо готовила Барбара Краус, Лаура тоже приложила руку, причём весьма пылко, да и сам Милош предпочитал думать, что он на треть ведьма — всё сошлось как нельзя лучше, и плечо почти не давало о себе знать. И никакого там божественного промысла! Милош не поленился встать лицом к собору и отвесить шутовской поклон.

— Лучше бы перекрестился, — заметил Арман, от которого не укрылся этот псевдодуховный порыв. — Больше пользы.

— Я даже не знаю, в какую сторону, — соврал Милош. — Ладно, знаю, но из принципа не стану.

Они ждали, пока будут торжественно пущены в дом. Милош понимал, что с взвинченной Адель им ни в одном доме не окажут хорошего приёма, но послы всё-таки дипломаты, вежливые, понимающие люди… И внутри можно не скрываться от обычных людей и не говорить с Лаурой. Очевидное внимание этой девочки многократно смущало Милоша, и он заранее чувствовал досаду, которой покроется неизбежно грядущий разговор. Она точно расстроится, когда услышит то, что услышит… Но не мучить же ребёнка дальше. Главное — подобрать нужный момент. Адель что-то ворчала про «скажи ей наконец», если он не ослышался. Так вот накануне Вальпургиевой ночи — самое время: если Лаура и выйдет из себя, а она выйдет, то… не на него.

Распахнулись богатые резные двери, на пороге выросло сразу несколько слуг. Либо колдуны, либо загипнотизированные люди, они ничуть не удивились внешнему виду гостей и, выслушав пароль от Берингара, повели всех внутрь. А вид-то у них был что надо: Адель, которая бьётся током, её загробного вида братец (Милош уже привык и вообще осознал, что Арман — милейший человек на свете, но хорошие манеры краше труп не сделают), писарь с его отсутствующим взглядом и собственно Милош в заляпанном кровью бежевом костюме. Лаура и Бер выглядели прилично, вот пусть и идут вперёд…

— Добро пожаловать, — внезапные лакеи возникали со всех сторон и демонстрировали зубы в улыбке. — Добро пожаловать, господа… дамы… доброго дня… хорошей встречи…

— Комнату, господа?

— Нам назначена встреча с мадам дю Белле, — Берингар наконец счёл уместным перебить вежливую патоку, льющуюся на них со всех сторон. — Остальное может подождать, я полагаю?

— В таком случае вы бы хотели привести себя в пристойный вид? — тем же тоном ответил кто-то важный, видимо, мажордом. Из-за этой общей важности и кривоватого пенсне он неумолимо и настойчиво напоминал Милошу родного брата. — Мадам дю Белле…

— Мадам дю Белле примет дорогих гостей в том виде, в каком им будет удобно, — раздался старческий голос, и в приёмную вышла госпожа посол. Милош припомнил красочные описания пани бабушки: песок из Вивиан не сыпался, но она явно прожила достаточно веков, чтобы не тратить больше силы на заботу о поддельной молодости. Обычная седовласая старушка, одетая, впрочем, по последней французской моде. Мажордом почтительно поклонился — судя по броши в виде чёрной кошки с агатовым глазом, он всё-таки был колдуном. — Зависит от того, насколько срочно дело. Берингар?

— Мы не устали, дорога была короткой, — Берингар обернулся к остальным. — Вы готовы к разговору?

Все покивали, кроме безразличных Адель и писаря. Милош не хотел быть, как все.

— Прошу простить, я не могу предстать перед госпожой в подобном виде. Кровь и грязь — не то, что стоит вносить в столь важный дом, — Милош насладился произведённым эффектом и скромно добавил: — Мне хватит одной ванной комнаты, благодарю вас.

Так что он, в отличие от остальных, вошёл в визитный зал благоухающим и чистым. Милош, конечно, важничал, но количество помогающих ему слуг оказалось больше, чем он мог представить — в какой-то момент он даже испугался, что его и эти… залечат, как любящие домашние, но обошлось. Приятно, что без него не начали встречу: только с появлением Милоша открылась дополнительная дверь, и все шестеро гуськом потянулись внутрь, вдоль колонн, статуй и ваз, конвоируемые торжественным мажордомом.

— Что я пропустил? — шёпотом спросил Милош у Армана. Он заметил, что у Лауры покраснели и опухли глаза, а Адель, напротив, приободрилась: при этом дом стоял на месте, а со стены не рухнула ни одна картина.

— Бер велел Лауре не провоцировать Адель, — так же тихо ответил Арман. — Я, конечно, предвзят по отношению к сестре, но сегодня Лаура и впрямь перестаралась.

— Ох, она начала вчера…

— Что?

— Потом.

Основной кабинет Вивиан дю Белле был обставлен со вкусом. Милошу, выросшему в аляповатом доме с огромным количеством ярких пятен, цветов и котов, понравились холодные бело-голубые тона. Место за письменным столом занимала сама старушка, на чьей дряблой шее всё ещё неплохо смотрелся жемчуг, гостям предложили кожаные кресла и софу напротив. На стенах Милош ожидал увидеть портреты, но не увидел — пейзажи с водопадами нравились госпоже дю Белле больше, а ещё они сочетались с цветовой гаммой всего здешнего бытия. Нет, минутку, один портрет всё-таки был: групповой, маленький, за столиком мадам. С удивлением и радостью Милош обнаружил на нём папу. Пан Росицкий стоял совсем близко к хозяйке особняка и мило, наивно улыбался, как умел только он.

— Общечародейское собрание двадцатилетней давности, — пояснила мадам дю Белле, проследив за его взглядом. — Это действительно ваш отец, по правую руку от меня.

Приличия требовали сказать что-то приятное, но Милош совершенно растерялся — с ведьмами, не скрывающими свой возраст, он дела не имел. «Вы чудесно сохранились»? Ага, как музейный экспонат. «Вы ничуть не изменились»? Ну да, она уже тогда выглядела немолодо.

— Моя семья гордится дружбой с вами, — выкрутился Милош, вспомнив обрывки папиных наказов. Мадам благосклонно кивнула и добавила:

— Нет нужды в этих пышных фразах, мы и без них отлично поймём друг друга. Садитесь, садитесь. Спасибо, Клод, вы можете идти… И скажите подать лёгкую закуску.

— Здесь мой дедушка и герр Хартманн, — немного гнусаво отметила Лаура. Милош пригляделся: ещё не такой старый Хольцер и Хартманн пока без трости. Первый похож на сморчка, второй — на лиса, что-то не меняется, только физиономии у обоих подобрее, чем во время комиссии. Рядом с ними — чопорный англичанин, когда-то о нём рассказывал отец; рослая темнокожая дама явно приехала издалека. Папина компания, Милош точно знал их, но имена из головы вылетели.