Книга чародеяний
Шрифт:
— Я и сам сомневался до последнего. Вплоть до вечера я был уверен, что дурные чары всё же пролетели мимо, и только тогда они меня настигли.
— Причём с такой силой, — Густав покачал головой и повернулся к одной из своих спутниц, которая до сих пор молчала. — Что скажешь, Мари? Ты прокляла достаточно молодых людей, чтобы разбираться в этом.
Одна из сестёр, что постарше, пожала плечами. Для неё, холодной, уверенной и отстранённой, вопрос прозвучал как приказ. Арман по привычке проследил за сестрой, но Адель не вызывала опасений и даже не казалась оскорблённой, хоть она и наблюдала за незнакомыми ведьмами настороженно и исподлобья.
— Что я скажу? В деревне Кёттевиц нет
— Что ты имеешь в виду?
— Неважно, с какой силой и искренностью насылал проклятье мальчик, при смене цели это уже не имеет значения. Чтобы отвести подобную порчу в тот момент, когда она обретает силу, нужно сильнее всего на свете этого желать. Тогда первая жертва будет спасена, но второй достанется в разы больше. Разумеется, если всё сделано правильно.
— Желать перевести на себя порчу другого человека? — Густав присвистнул. — На это способен только безумец или влюблённый. Или капрал Клозе, когда кто-то покусился на его людей, других вариантов нет!
— Верно, — спокойно ответил Берингар. Адель совершенно некстати подавилась пивом и кашляла ещё минуты три.
— Получается, чтобы свести порчу или что-то подобное, тоже нужно применить чувства? — заинтересовалась Лаура.
— Тут у каждого свои методы, — чуть проворнее ответила Адельхейд. — Но стоит помнить о том, что, когда проклятье достигает тела, одной воли уже будет недостаточно. Нужно лечить, и не только чарами… В ход идут зелья, травы, куклы для исцеления.
— Вот бы отправился кто-то способный, а не я, — грустно сказала Лаура и схватила кружку Милоша. Тот вскинул брови, но промолчал. — Барбара, например. Было бы гораздо лучше.
— И кто бы тогда вытащил нас из кошмара? — возразил Арман. — Барбара с котлами?
Никто уже на это и не надеялся, но спонтанный ужин всё-таки перетёк в праздную беседу. Они пересказали Густаву приключения с кошмаром, заодно поведав новые подробности Берингару и Адель. Сёстры-охранницы выразили скупую похвалу ловцам Лауры, не скрывая, впрочем, своего недовольства её волосами. Адель проявила чудеса общительности и спросила у них, как они стали боевыми колдуньями, и те ответили чудом на чудо — не стали шарахаться от Гёльди, зная её фамилию, а с некоторым уважением посвятили её в детали. После шабаша об Адель стали говорить совсем иначе, хоть и не без былой боязни.
Воспользовавшись гомоном за столом, Арман пересел к непривычно тихому Милошу.
— Ты в порядке? Бер сказал, что ты можешь отправить с ними письмо, быстрее будет.
— Да, — отозвался Милош и стащил с тарелки последнюю сосиску. — Я просто зверски не выспался, и вообще… терпеть не могу немцев. Ну, кроме Берингара.
— Действительно, — Арман хмыкнул с облегчением: как-то он не учёл, что Милош может забыть что угодно, но не какие-нибудь замшелые гуситские войны. — Правда, кто-то говорил, что сейчас колдунам не до национальных распрей. Сдаётся мне, это был ты.
— Я слишком много всего говорю, чтобы за это отвечать, — лениво ответил Милош и душераздирающе зевнул. — Во имя древнего духа, если Бер найдёт в этой дыре приличную спальню, я его расцелую.
— Милош, это лишнее. Ты сегодня уже выражал ему свою любовь, думаю, с него хватит.
— Я был слишком нежен?
— Ты был слишком с пистолетом.
— Правда? Не заметил, — улыбнулся Милош и зевнул ещё раз. — Надо прибрать в следующий
раз.Берингар объявил, что на ночь глядя они никуда не поедут, и отправился искать комнаты. Все куда-то разбежались, и Арман остался сидеть с бездушным писарем, как никогда в своей жизни радуясь компании Лауры. У них и без того сложились хорошие отношения, а после давешнего кошмара Арману совершенно не улыбалось оставаться с писарем наедине.
— Снова грустишь? — спросил он, отхлёбывая пива, которым в здешних землях поили от души. Лаура улыбнулась.
— Мне уже не очень грустно. Не так, как в начале, — она всё время что-то плела, и в этот раз в тонких пальцах красовался новенький амулет. — Нравится? Это будет ловец солнца. Такой, знаешь, с красивыми камнями, которые ловят свет… Их используют поздней осенью и зимой, чтобы было теплей и веселей, но плести надо сейчас, пока солнце живое.
— Это замечательно, — не приукрасил Арман. — И в самом деле, прекрати себя во всём обвинять. Ты и без львиной гривы можешь кого-то выручить из беды.
— Ты не злишься на меня из-за Адель?
— Нет… Это в прошлом, — поняв, что звучит слишком наигранно, он добавил: — В самом деле в прошлом. Не имеет значения, что для неё, что для меня. Даже если бы злился, это бы не отменяло того, что ты сегодня всех спасла.
— Перестань, — пробормотала Лаура, опустив голову. — Знал бы ты… ладно… Я не потому грустила. Бер говорил, что мы скоро закончим, правильно? Я так рада, если честно.
— Почему? — спросил Арман, уже зная, что услышит.
— Потому что я здесь совсем чужая, — на удивление спокойно ответила она. — Так было с самого начала, и неважно, сколько я для вас сделала и как помогла. Не своя — и всё… Всем было ясно, что я не особенно пригожусь команде. Помнишь, Барбара говорила, что мне одной важна книга? Это совсем не так… Важна, конечно, но я всего лишь повторяла за дедушкой. Это его мнение, а не моё, его ценности, а не мои. Вы все оказались гораздо более… увлечёнными, что ли? Пока я только мучилась, хотя иногда мне было весело, чаще — нет… Я как тень, и это не то чтобы плохо, но мне теперь спокойнее всего оттого, что скоро я перестану ползти за вами. Прости, я опять наговорила тебе всего, а ты никогда не говоришь.
— Говорю, — возразил Арман. — И мне не в тягость тебя слушать. Не буду переубеждать тебя, хотя и не согласен. Скажу только, что буду по тебе скучать.
Лаура просияла одними глазами и продолжила плести.
— Спасибо, Арман. Я тоже буду…
Конечно, не по всем, но об этом она говорить не стала. Арман никогда не надеялся, что они подружатся с сестрой, не стал и теперь чушь городить, только налил себе ещё кислого пива. Ему не очень нравилось, но он почему-то пил, думая о том, что так должна чувствовать себя Лаура день за днём. Иногда солидарность оборотня проявлялась самым дурацким образом.
— Ты не расскажешь про своё задание? — вполголоса спросил он.
— Не хочу, — беспомощно прошептала Лаура, ещё тише. — Тогда ты… ты точно не будешь по мне скучать. У меня и так немного друзей…
— Это связано с Адель? — молчание было хорошим ответом. — Понятно… Лау, я ведь уже знаю, что ты её не любишь. Что нового я могу услышать? Вряд ли ты сможешь причинить ей вред, особенно теперь. Да и захочешь ли…
— Я хотела, — она крепко сжала ленты в пальцах. — Я в самом деле хотела, и это не имеет отношения к тому, что я должна была… ой… Зачем ты это сделал? Так хочешь услышать, что я должна была вывести её из строя до начала шабаша? Дедушка и другие, они очень не хотели, чтобы Адель становилась сильной… она была сильной и неуправляемой, но плохо соображала, что творит, а шабаш подарил ей контроль… Они боятся, что теперь она будет мстить.