Книга снов

Меня что-то пугает.

Ее взгляд. И то, что в нем читалось сегодня.

Сегодня.

Я чувствую ее тень, когда она босая ступает на белую простыню, чувствую легкую прохладу ее тени на своем лице.

Я чувствую, как скольжу к критической точке, словно по мокрому травяному откосу. Это одно из тех «сегодня», когда жизнь поворачивает либо в одну, либо в другую сторону.

Мне хочется откинуть одеяло, чтобы она прилегла, спиной ко мне. Чтобы не видела меня. Чтобы молчала.

Но Эдди не молчит.

– Я люблю тебя, – говорит она. – Я люблю тебя, мне нужен только ты, сейчас и навеки, в этой жизни и во всех последующих.

Я открываю глаза.

– А я тебя нет, – отвечаю я ей.

Эдди смотрит на меня так, будто я ударил ее без предупреждения.

В ту же секунду я понял, что солгал. Но от стыда и смущения упорно продолжаю молчать, вместо того чтобы немедленно взять свои слова обратно: «Я люблю тебя! Я просто запаниковал. Прости, я могу все объяснить или не могу, но…»

Момент упущен, и я вижу, как Эдди закрывает дверь, которую три лета держала для меня открытой, открытой настежь. Вижу, как жизнь, которую я только что мог бы начать, все быстрее отдаляется от меня, словно бревно, сброшенное в бурный речной поток.

– Нет, – прошу я, и просьба моя касается расставания, но ее голос дрожит от боли, когда она рычит мне в ответ:

– Вон! Исчезни! Прочь! Прочь!

Голос отказал. Из-за того, что мне известно: я только что разбил Эдди сердце, я слышу, как оно кричит, хотя сама Эдди, бледная, овладела собой и требует: «Убирайся, Генри. Исчезни!»

Я встаю, одеваюсь, она не смотрит на меня. Я чувствую, как исчезаю, как уменьшаюсь в размерах, потому что ее глаза больше не смотрят на меня.

Но мне так и не удается хоть что-то выдавить из себя, не получается пройти три метра до нее, туда, где я смогу слышать ее дыхание. Она не плачет.

Господи, что же я натворил?

Я беру свою сумку и иду к двери.

Что я тут делаю?

Я оборачиваюсь, и смотрю прямо в ее подернутые зимним холодом глаза, и загадываю, МОЛЮ, чтобы она хоть что-то сказала. Чтобы сказала «Останься!», или «Не уходи!», или «Ты ведь соврал?».

Потому что именно это я и сделал.

Я понимаю это, потому что боль нарастает, и только сейчас я распознаю сопровождающее эту боль чувство.

Так, значит, это и есть любовь?

Я не в состоянии что-либо произнести.

В молчании уходит жизнь, будто я сам отгородился от всего, что могло произойти.

Любовь, дети, ночи, когда я снова мог бы спать. Больше никакого страха смерти.

Когда семь дней спустя я попытался найти ключ в потайном месте, его там не было.

СЭМ

– Черт! – ругается Скотт, когда мы переходим по мосту к станции «Хаммерсмит». Он никак не может успокоиться, ведь мы идем в издательство Эдди «Реалити крэш». Но пытается скрыть свое волнение: держит в руке незажженную сигарету, надел солнечные очки и нарядился, как французские экзистенциалисты на фотографиях семидесятых годов. Черная водолазка, серые штаны, высоко поднятый ворот пиджака.

– Черт! – повторяет он, – мы совершенно не подготовлены к реальной жизни, mon ami. Я имею в виду арендную плату, страховки, смерть… Есть у нас обо всем об этом хоть какое-то представление? – Он держит сигарету большим и указательным пальцем и водит ею по воздуху. – Вместо этого нас посылают на экзамены по векторной геометрии и аминокислотам. Только тебя, мой бунтарь по недоразумению, не могут туда отправить. Ты вообще собираешься возвращаться к учебе или будешь и дальше игнорировать экзамены и наблюдать закат своего недалекого будущего?

Я не отвечаю. Я пропустил не все вступительные экзамены в колледж Святого Павла. Только незначительные. Хотя моя мама, возможно, рассудит иначе. Но мне все равно. Не могу сидеть в школе, когда отец борется за жизнь. И когда Мэдди, возможно, только и ждет человека, который разузнает, что ей нравится.

– Постой-ка, – бормочу я. Мы останавливаемся на мосту Хаммерсмит. Я смотрю на то самое место, где отца сбила машина.

Недалеко от нас на куске картона сидит, опираясь о перила, человек в явно поношенном смокинге. Он закрыл глаза и подставил лицо солнцу. Это тот самый нищий с видео.

Улица выглядит совершенно обыкновенной.

На свете есть тысячи мест, похожих на этот кусок асфальта. Тысячи мест, где что-то закончилось. Жизнь, вера, чувства. Но, глядя на них, ни за что не догадаешься, что это кладбища.

Человек в смокинге больше не закрывает глаза, он внимательно изучает нас.

Скотт, стоящий недалеко от меня, облокачивается на кованые зеленые железные перила. Они горячие от солнца.

Страх и теплота одновременно. Я думаю о Мэдди и ощущаю ее так же, как это место: ее тоже переполняют теплота и страх.

Я смотрю вниз.

До воды чертовски далеко.

Скотт продолжает говорить:

– Все, чему нас учат, mon ami, это обманный маневр. Двучленные формулы, цикл лимонной кислоты, французская грамматика, перспектива, овуляция, тройной прыжок, сдвиги земной коры, гаплотипизация – все ради того, чтобы никому из нас и в голову не пришло задавать вопросы: каково это, когда умираешь? Как найти квартиру? Как найти ту самую женщину? В чем смысл жизни? Или еще: спрыгнешь ли ты с моста, если понадобится, и как узнать, что пора прыгать?

Скотт снимает свои солнечные очки и серьезно смотрит на меня:

– Знаешь что, mon ami, они скрывают от нас самое важное.

– Что же? – спрашиваю я.

– Как нам стать счастливыми.

Я прищуриваюсь от солнца. Чувствую за собой перила. Чувствую вибрацию мира, повсюду, одновременно. Вглядываюсь в Темзу, по которой не видно, что она вся состоит из моря, из Атлантики и Северного моря. Думаю, что по большинству вещей и людей невозможно сказать, из чего они состоят. Из страха, тоски, горя, желания. Из детских воспоминаний или нежности.

Этому тоже в школе не учат.

Как вообще возможно, что все эти миры существуют одновременно? Школа. Город. Отец в коме. Этот мост, с которого спрыгнул отец, чтобы спасти девочку. Эта улица, на которой его потом сбила машина. На свете есть места, где жизнь взрывается.

– Может быть, все дело в этих местах? Если случайно проходишь мимо, они перебрасывают человека куда-то в другое место? Или, может быть, в один прекрасный день ты читаешь какую-то фразу или о чем-то подумал и потом вдруг выходишь из своей жизни, как из автобуса, на незапланированной остановке?