Королевы и монстры. Шах

– И есть какие-то версии, кто это сделал?

Она странно на меня смотрит.

– Не кто-то из его друзей, это точно.

Конечно. Это был кто-то из его врагов. Например, итальянцы.

Или русские.

Или Кейдж.

Неудивительно, что Деклан смотрит на меня с таким… Непонятно чем. Я – лучшая подруга Натали. Я сказала, что я подруга Кейджа. Я встречалась со Ставросом. Даже если он признает, что не я развязала войну, он все равно будет считать меня врагом.

Врагом, ради защиты которого он прикладывает большие усилия.

Единственный вопрос – почему?

– Что, простите?

Я вздрагиваю, оторванная от своих размышлений, и понимаю, что последнюю фразу произнесла вслух.

– Ничего. Простите. Немного ушла в себя. Все так запутанно…

Нэнси решает не ступать на эту опасную территорию и сообщает, что она привезет для меня каталку и отвезет в отделение радиологии, располагающееся на втором этаже.

– Я настолько плохо выгляжу?

– Нет! – Нэнси замолкает.

– Просто… – она кашляет. – Если вы упадете и поранитесь, мне придется объяснять мистеру О’Доннеллу, как я это допустила. А он оставил довольно четкие указания по поводу того, насколько тщательно мне нужно за вами присматривать.

Она выдерживает еще одну паузу:

– Если совсем честно, он сказал доктору Каллахану, что если вы умрете, то с ним случится то же самое. Кажется, под это правило подпадаю и я.

Деклан угрожал доктору убийством? Не могу понять, чудовищно это или мило.

– Поняла. Но вы не бойтесь. Никого он не убьет. Он просто любит кидаться угрозами, чтобы держать всех в страхе.

Нэнси явно сомневается.

– Не хочу с вами спорить, но свое положение он заслужил не грамотами за хорошее поведение.

Она оставляет меня переваривать эту мысль, а сама отправляется за каталкой. Когда медсестра возвращается, к нам заглядывает взбудораженный Киран.

– Что это? – рычит он, толкаясь в дверях с остальным отрядом. Он с подозрением глядит на каталку, как будто она начинена взрывчаткой.

– Я должна спуститься в кабинет радиологии на обследование.

Он сводит брови. Эта мысль ему не нравится.

– Деклан ничего не говорил про то, чтобы выпускать тебя из палаты.

– Почему бы вам не пойти со мной? Заодно устроим экскурсию.

– Или просто можешь подождать, когда он вернется.

Он имеет в виду, чтобы попросить разрешения. Ага, конечно.

Я легкомысленно бросаю:

– Ну, это вам решать. Он велел мне сделать все обследования и анализы как можно скорее, чтобы точно выяснить, не убьет ли меня эта гематома. Но если вы считаете, что мне лучше повременить, – ладно.

Я с вопросительной улыбкой жду ответа.

Через две минуты мы всей толпой уже стоим в больничном лифте, опустив головы.

Когда двери лифта открываются на втором этаже, Киран и его люди выходят первыми, с оружием наперевес. Они прочесывают коридор, и только затем разрешают нам с Нэнси выйти. А потом шагают по обе стороны от нас, как президентская охрана на выезде, и мечут молниями из глаз во всех, кто смеет посмотреть в нашу сторону.

Стыдно признавать, но я наслаждаюсь всем этим спектаклем. Чувствую себя как знаменитость. Хорошо, что я не звезда, потому что я бы стала невыносимой дивой. Два полета на частном самолете, – причем один в качестве пленницы, – и я уже не думаю, что смогу летать экономом.

Ультразвук проходит безупречно. На моих яичниках нет ни опухолей, ни кист, а моя матка безжизненна, как пустыня Сахара. Из кабинета я выхожу с улыбкой на губах.

Но улыбка исчезает, когда мы возвращаемся в мою палату и Нэнси сообщает мне результаты анализов.

19 Деклан

Склад находится рядом с доками. Тут холодно, сыро, а еще пахнет прокисшими водорослями и гниющим деревом. Зато он довольно далеко от других построек, поэтому представляет собой идеальное место для допроса.

Крики отсюда не долетают. А кровь с легкостью смывается с бетона, уходит в стоки и утекает в море.

– Привет, Ставрос.

Он привязан к металлическому стулу, и у него на голове черный тряпичный мешок. Сам бы я поставил его на колени – холодный бетонный пол это просто ад для коленей, – но он уже был в таком виде, когда я пришел.

Голова в мешке приподнимается. Голос с легким русским акцентом произносит:

– Кто здесь?

– Новый лучший друг Слоан.

После короткой паузы он злобно выругивается по-русски.

Я удивленно поворачиваюсь к Пауку, который стоит рядом:

– Он что, думает, я не говорю по-русски?

Паук посмеивается.

– Много думает. Глупые люди – они такие.

– Что ты с ней сделал? Если ты ее тронул, я убью тебя!

Его грозные крики эхом отражаются от стен. Он ерзает на стуле, натягивает веревки, быстро и прерывисто дышит.

– Расслабься. Она пока еще в целости. Но если будешь продолжать в том же духе, я начну приносить по одному ее пальцу каждый раз, когда ты кричишь на меня.

Его рассерженный вздох вырывается из-под мешка в морозный воздух белым паром. Он понижает голос, хотя все равно дрожит от гнева.

– Ты об этом пожалеешь.

Я заинтригован. Если верить Слоан, то он ужасно скучный – не ожидал такой энергичности.

– О чем? Думаешь, твой хозяин, Казимир, придет тебя спасать? Твое место в пантеоне не столь высокое, дружок.

– Я говорю о том, что ты похитил мою женщину.

Когда он так ее называет, я до скрипа стискиваю зубы.

– Твою женщину? Кажется, у тебя создалось ложное впечатление, что ей на тебя не наплевать.

Или что она может кому-то принадлежать. Ни один мужчина не сможет по-настоящему обладать ею. Когда твой дух не сломлен, на тебя нельзя заявить права.

Ставроса мой сарказм не смущает.

– Откуда тебе знать, как она ко мне относится.

– Ты для нее не интереснее прокисшего молока.

– Она бы не стала говорить тебе правду!

– Могла бы. Под давлением.

Намек на то, что я мог пытать ее ради получения информации, его не пугает. Он активно мотает головой.

– Ты ее не знаешь. Слоан не такая, как другие. Она не даст того, что не хочет давать, чего бы ей это ни стоило.

Меня начинает раздражать его уверенность. Могла ли она врать мне по поводу своих чувств к нему?

– У всех есть предел прочности. Вот, например, ты. Сколько твоих пальцев мне придется отрезать, прежде чем ты выложишь мне все о своем боссе?