Королевы и монстры. Шах
Шрифт:
– Угрожать моей семье не поможет.
– Да? То есть вы не против, чтобы ваша сестра Райли приятно провела время с моим помощником, младшим капралом МакАллистером?
Он показывает на того, кто облизывал губы, и тот похотливо улыбается.
Капралом. Разумеется, он должен быть младшим капралом, чертов мудак.
Когда я ничего не отвечаю, костюм продолжает:
– А что насчет вашего старшего брата, Дрю? Возможно, адвокатуре штата стоит присмотреться к его юридической практике? Я так понимаю, что с профессиональной этикой у него, если можно так выразиться,
– Даже не пытайтесь. Профессиональная этика моего брата безупречна.
Он улыбается своим песьим оскалом.
– Уверен, мы сможем сочинить что-нибудь убедительное.
– Конечно, сможете. В правительстве постоянно сочиняют всякую чушь, чтобы прикрыть собственную некомпетентность.
Его улыбка становится шире. Он понимает, что я разозлилась. Словно чует кровь.
– А что с вашей подругой Натали? – тихо говорит он, сверкая глазами. – Как, по-вашему, ей понравится отмечать все свои будущие дни рождения в тюремной камере? Благодаря вам?
Мне хочется убить его. Мне хочется убить его настолько, что я почти слышу жалкие крики, пока он купается в луже собственной крови из колотой раны на шее, которую я ему нанесла.
Сделай глубокий вздох и вспомни, сука, кто ты.
Закрываю глаза, считаю до четырех, но потом решаю, что у меня нет времени заканчивать дыхательное упражнение. Мне нужно поскорее послать этого мужика.
Раскрыв глаза, спокойно произношу:
– Если вы попытаетесь посадить мою подругу в тюрьму, ее мужчина сожжет вас заживо. А потом сожжет ваших двоих прихвостней, – кидаю презрительный взгляд на двух здоровенных морпехов в форме. – А потом он найдет ваших матерей и их тоже сожжет. И братьев, и сестер. И домашних животных. И ваши дома, и ваши машины, и даже города, в которых вы выросли. Так что за нее я не беспокоюсь. Она под защитой.
А что до моих сестер, братьев и отца? Ну, я не могу повлиять на то, что с ними случится. Жизнь – это игра, и, похоже, им просто выпала неудачная участь быть моими родственниками. К тому же я все равно не буду в этом виновата. Вы – те сволочи, которые всем управляют. Все те гадости, которые могут произойти, будут на вашей совести, а не на моей. Так что делайте, что должны. Оставьте меня навсегда прикованной к этому стулу. Заприте меня и выбросьте ключи.
Выдержав некоторую паузу, костюм произносит:
– Есть гораздо более страшные, чем заточение, вещи, которые мы можем к вам применить, мисс Келлер. Я уверен, вы можете себе представить.
Младший капрал МакАллистер делает шаг вперед. Он смотрит на меня с маленькой злобной улыбочкой.
Я еле сдерживаю смех. Но вместо этого тяжело вздыхаю и качаю головой.
– На самом деле мне даже представлять не надо. Мне прекрасно известно, какими конкретно разновидностями извращений особенно увлекаются эти безмозглые, бессмысленные и кастрированные мужланы. Вперед, ребята. Сделайте самое худшее. Я все равно не знаю, кто такой этот чертов Деклан, мать его, О’Доннелл.
Несколько секунд ничего не происходит. Внезапно из незаметных потолочных громкоговорителей сквозь треск доносится еле слышный мужской голос.
– Ведите ее в С-9.
Костюм встает. Младший капрал Мудак обходит меня и отстегивает
наручники от стула. Он поднимает меня на ноги, словно стальными когтями вцепившись мне в бицепс.Костюм говорит:
– Будь по-вашему, мисс Келлер. Худшее так худшее.
Они выволакивают меня из комнаты.
Выходя, я успеваю пнуть костюма в коленную чашечку. Он с воем падает на пол.
Ну и баба.
36
Деклан
Три с половиной дня спустя.
– Где она? – реву я, влетая в двери зала совещаний. – Где, *****, она?
– Спокойно, здоровяк, – говорит Грейсон, вставая с кресла за длинным столом из красного дерева. Он поднимает руки с извиняющейся улыбкой. За столом сидят еще десять человек; некоторых из них сразу узнаю, а парочку – нет.
Но этого мерзкого урода, Томаса Аквината, главу группы по Допросу Особо Важных Задержанных, нельзя не узнать.
Грейсон стремительно преграждает мне дорогу, когда я с диким рыком бросаюсь в его сторону.
– Деклан. Да остынь ты, мать твою!
Он пытается сдержать меня, отпихивает и тащит назад со всей своей недюжинной силой, но у меня в венах уже бушует демон ярости, жаждущий крови. И ничто на свете не способно меня остановить.
Отталкиваю Грейсона и заезжаю Томасу по лицу.
Он с ором опрокидывается назад вместе с креслом, задрав ноги. Гулко ударяется об пол зала совещаний, переворачивается набок, а потом начинает копошиться на полу, перебирая ногами и пытаясь встать на четвереньки, чтобы уползти. Мерзкий таракан.
Прежде чем я успеваю дать ему по почкам, меня скручивают уже трое.
Затем опрокидывают на пол. Через несколько секунд я снова на ногах и с твердым намерением выбить из их босса дух.
Резко останавливаюсь, когда оставшиеся за столом люди – тоже вскочившие на ноги – достают из пиджаков пистолеты и направляют на меня.
– Всем успокоиться! – призывает Грейсон, подняв руки. – Он друг! Уберите оружие! Это приказ!
Мужчины неохотно ему подчиняются.
Он как всегда. Чертов миротворец.
Задыхаясь от ярости, я тычу в него пальцем:
– Это твоих рук дело. Если я найду на ней хоть одну царапину, хоть малейший синяк, я убью тебя и твоего вонючего босса.
Человек, о котором идет речь, все еще пытается подняться на ноги. Он хватается за край стола переговоров как за спасательный круг. Потом выпучивается на меня до такой степени, что у него все белки видно, и держится за кровоточащий нос.
– Я запрячу тебя в тюрьму, ты, маньяк! – визжит он. – Ты не можешь являться сюда и нападать на членов федерального правительства!
– Могу, и уже это сделал. Если ты сейчас не заткнешь свою пасть, я сделаю чего похуже. Где она?
– Она в камере, – говорит Грейсон тоном, который якобы должен быть успокаивающим. На самом деле звучит так, будто царапают ногтями по грифельной доске.
– В камере? – грохочу я, окончательно выходя из себя. – Вы поместили мою женщину в чертову камеру?
– С ней все в порядке. На самом деле, прямо сейчас она спит. Понятно? Успокойся, братан. Просто успокойся.