Лицо с обложки

— Это была она, — кивком указал он на девчонку на заднем сиденье.

В это время в студии началась стрельба. То ли телохранитель Раймана решил не делиться с поляком и Брану, то ли сам Кшиштоф решил убрать сообщников, но там вышла сплошная мясорубка. В результате Кшиштоф был убит. Рон тоже. Брану слегка задело — он показал мне две царапины от пули, на ноге и на предплечье. Телохранитель Раймана исчез вместе с Лорой…

Я скушала Брану, верила ему и не верила — больно уж белым и пушистым сам он выходил из мутной воды. Но после пережитых суток и выпитого только что стакана коньяка все происходящее казалось непонятным, будто я быстро-быстро кружилась на карусели. Сильнее всего меня удивляло, что со дня неудавшегося побега прошло только двадцать шесть часов. Мне казалось — несколько дней, не меньше.

— Почему они взяли Лору? — спросила я. — Почему не выпытали код у меня?

Брану обернулся. Объяснил:

— Я сказал им, что ты доходишь. Что, уже не можешь говорить.

Невероятно — этот подонок спас мне жизнь.

— Спасибо.

Брану кивнул — не стоит!

Да, прошло всего двадцать шесть часов, и из них примерно шесть Райман находился в клинике. Как я ему и напророчила… Из-за этот-то югослав и смотрел сейчас на меня со смесью восхищения и удивления. Сейчас он сильно напоминал Германа… Но это уже из другой оперы, как говорила бабушка Гедройц.

— Хозяин не успел сменить код, — читая мои мысли, произнес Брану.

Мы оба думали об одном и том же, и, повинуясь моему внутреннему нетерпению, «мерс» Раймана рванул вперед с такой скоростью, что я ощутила легкий толчок в груди и боль в переломанных ребрах. Девчонка на заднем сиденье не падала ни звука. Следовало выбросить ее где-нибудь по дороге, но не хотелось терять ни секунды. Я надеялась, что Лоpa еще жива…

Подняв задними шинами облако красной гравиевой пыли. Брану лихо развернулся на подъездной аллее возле входа в квартирный комплекс на Потсдамском шоссе. Опережая друг друга, мы выскочили из машины и бросились к стеклянным дверям мраморного холла. Дверь перед ними услужливо распахнул охранник в красном пиджаке, полосатом галстуке.

Только возле лифта я заметила, что девчонка увязалась за нами.

— Вернись в машину! — крикнула я.

— Я захлопнула дверь.

— А, зачем выходила?

Но ругаться было некогда.

Мы поднялись в лифте, вышли на площадке. Девчонке я приказала стоять в кабине и держать палец на кнопке «стоп». Брану посмотрел на меня, я — на него. Мы поняли друг друга без слов. Он протянул мне ключ-карту, сам достал оба ствола. Задержал меня сгибом руки и неожиданно поцеловал в щеку, рядом с разбитым, распухшим ухом. Шепотом спросил:

— Ведь ты его обманула, да?

Bpать не имело смысла. Я глазами ответила: да, обманула. Брану восхищенно улыбнулся, я тоже не удержалась. Он наклонился, поцеловал меня и сказал:

— Эта прическа тебе не идет. Смени ее, когда уйдем.

Знаю, это прозвучит неожиданно, но целовалась я второй раз в жизни, и оба раза мой визави сжимал в руке оружие.

Брану встал спиной к стене, рядом с дверью нашей квартиры, и приготовился.

Я присела на корточки с противоположной стороны, стараясь укрыться за стеной, вставила ключ-карту в прорезь электронного замка и открыла дверь. Как только щелкнул замок, я отшатнулась назад, ожидая выстрелов в лицо. Но выстрелов не было. Брану концом ствола толкнул дверь, и она раскрылась нараспашку. В зеркальной кабине лифта отразился наш холл. Брану скосил глаза. Я тоже. Не знаю, видно ли было югославу с его точки то, что увидела я, но мы с ним вошли в холл одновременно. Девчонка хотела было шагнуть за нами, но я показала ей кулак — стоять на месте! Она скривилась, но послушалась.

В шикарной квартире все было перевернуто. В коридоре рядом с кухней, лицом вниз, поджав под себя руки, как человек, пытавшийся ползти, лежала мертвая Лора Сычова. Я узнала ее по светлым волосам. На ее теле не было ни одного живого места. Я наклонилась пощупать пульс у нее на шее, но при первом же прикосновении поняла, что Лора мертва, мертва безнадежно… Мы опоздали.

Потом меня иглой пронзила догадка: а что, если тот, кто это сделал, все еще здесь?

Кажется, Брану подумал о том же. Он взглядом показал мне на открытую дверь кухни. Я кивнула, зашла туда и спряталась за притолокой. Брану, едва не касаясь спиной стены, боком, неслышными тигриными шагами подкрался к двери кабинета Раймана. Даже eгo остроносые «казаки» превратились в бесшумные индейские мокасины. Пока все было тихо… Брану занял позицию напротив кабинета и взглядом позвал меня. Боюсь, у меня не получилось пройти по коридору так же бесшумно. Я была где-то посередине, когда поднялась стрельба. Брану что-то громко крикнул — наверное, мне: уходи? Но я ослепла и оглохла от выстрелов, от запаха стреляного пороха, от грохота разбитого стекла, шума падающих тел и страшного, рычащего мужского крика на одной ноте: а-а-а!!!

Потом вдруг резко наступила тишина. Я открыла глаза и увидела, что Брану полулежит у стены в противоположном конце коридора, совсем не там, где я видела его в последний момент осмысленной реальности. Он посмотрел на меня, попытайся что-то сказать, но едва разлепил губы, как изо рта на рубашку хлынула черная кровь, и Брану уронил голову.

Я обеими ладонями зажала себе рот, чтобы не заорать. По губам, по пальцам полилась соленая влага. Вытерла лицо ладонями, — это была не кровь, а слезы. Я размазывала их рукавом пуловера, но слезы катились и катились, застилали пеленой глаза, и я ничего не видела.

Потом до меня из кабинета донесся протяжный стон. Еще и еще… Подстреленный телохранитель хозяина выл от боли. Это привело меня в чувство. Я решительно встала и шагнула к двери кабинета. Он катался по полу, прижимая окровавленные руки к животу. Увидев меня, заорал:

— Неlfen! Fordere den Arzt auf! Вызови врача?

Я ногой отшвырнула валявшийся на ковре пистолет.

Он вылетел в холл. Не знаю почему, но мне не было ни страшно, ни жалко раненого костолома. Не обращая внимания на его вопли, я подошла к сейфу. Судя по тому, что я увидела, телохранитель успел выпытать у бедной Лоры, как на дверце сейфа поднимается стальное «забрало».

— Зачем ты убил? — крикнула я. — Она ничего не знала!

В ответ послышалось хлюпающее вытье… Я набрала польское слово-пароль, которое врезалось мне в память по буквам, как произнес его Алекс радостным голосом всего двадцать шесть часов назад: «подмиейские» — podmiejskie. Если останусь цела — обязательно узнаю, что это значит. Цифровой код запоминался проще, ведь я и так знала его наполовину… Открыв сейф, я сунула руку на верхнюю полку и вытащила уже знакомый пакет с паспортами всех стран бывшего Варшавского блока.

— Ты что, его кокнула?! — раздался у меня за спиной дрожащий от возбуждения знакомый голос.

Девчонке все же надоело сидеть в лифте, и она пришла сюда за новой порцией зрелищ. И получила. С избытком.

— Сколько тебе лет? — вместо ответа спросила я у девчонки.

— Семнадцать.

«Новое поколение выбирает пепси»? Господи, она моложе меня всего на полтора года, а я чувствую себя старой, такой старой! Опытной, как змея, и патриархальной, как Домострой. По крайней мере, я считаю, что человек должен пугаться убитых. Особенно если они убиты практически у тебя на глазах. Нет, сама я их уже не боялась. Почти…

— Ух ты, сколько бабок! — ахнула девчонка, сунув нос в открытую дверь сейфа.

Я молча бросала пачки пятисотмарочных банкнот в пластиковый хозяйственный мешок, прихваченный на кухне. Вытряхнула на кресло пакет с документами, разворошила, вытянула первый попавшийся паспорт с гербом СССР, развернула, и оказалось — мой.

— А мне можно взять немного? — жадно глядя в сейф, спросила девчонка.

— Если не боишься.

Костолом Раймана пришел в себя, снова застонал, зашевелился. Я сунула в карман брюк свой паспорт, подумала, сгребла в пакет остальные паспорта, взяла в одну руку его, к другую — мешок с деньгами. Девчонка, недолго думая, выхватила из сейфа пару пачек и бросилась за мной.