Любовь хранит нас

У него сильно поцарапано лицо, а правая рука находится в каком-то тканевом мешке с петлей вокруг здоровой шеи. Что это такое? Ампутация, перелом, ушиб…

— Это вывих плеча, малыш, и трещина на реберной пластине.

— Ты…

— Замуж выйдешь за меня, Смирнова?

— Я — Климова! — шиплю. — Соблюдайте дистанцию и отойдите дальше.

Алексей прищуривается, растягивает рот в улыбке, здоровой рукой прочесывает себе волосы, затем сильно тянет за макушку и быстро, наклонившись к уху, шепчет мне:

— Каков твой положительный ответ, малышка? Я слушаю! Ну? Пора жениться, Оля! Вон публика твоего кивка нетерпеливо ждет.

Глава 25

Смирнова настояла на наших частых встречах и совместных походах по свадебным салонам, женским магазинам, а я просто не смогла этой маленькой, но упрямой женщине отказать. Антонина Николаевна — стойкий боец и ловкий манипулятор, помимо профессиональной шустрости, конечно:

«Климова, свадьба должна гудеть! Вы с Лешкой этого достойны и заслуживаете, а мы с Максимом впервые женим своего сына, поэтому, извини, детка, но тихо точно не получится. Зато с гостями проще — будут только все свои. Здесь я полностью поддерживаю тебя. Господи, я дожила до этого события! Спасибо, жизнь, и слава Богу! Гип-гип, Смирный, троекратное раскатистое ура! Невеста должна смеяться — не спорь, пожалуйста, а жених, в свою очередь, обязан соблюдать протокол трезвости, ну а родители… Тут очень скромно, Климова! Просто посыпать головы своих молодых детей рисом, поэтому я в центре жду тебя…».

Господи, да за что мне это?

— Олечка, — мать Алексея тактично в шторку шепчет, — выйди на минутку, пожалуйста, я хотела бы на тебя взглянуть…

Это великолепно! Красиво! Шикарно! Богато! Восхитительно! Но…

— Антонина Николаевна, это все не для меня, — сама с собою говорю, рассматривая свое отражение в большом зеркале, — это не для меня. Я не могу… Это неправильно… И дело вовсе не в деньгах. С этим, как раз, все в порядке, просто… Зачем? Свадьба, торжественная роспись — всего лишь один день, а заваривается такая кутерьма!

«Малыш, я жду хоть какой-нибудь фотоотчет. Якутах, ку-ку! Помни, солнышко, про сегодняшний приват! Врач все разрешил, дал отмашку, выписал добро, сказал — Алешка, тебе уже все можно, дерзай. У меня тут две руки теперь гуляют, а им бы пощупать что-нибудь тепленькое, мягкое, родное. Я бы, Несмеянка, кое-где у тебе пошурудил».

Вот тебя только мне и не хватало для полного счастья! Лешка, Лешка… Болеющий Смирнов — это сущий ад и незаслуженное наказание. Слоняющийся мужик без дела — это голодный, жаждущий постоянного внимания и неконтролируемого секса, зверь. Он, как умалишенный, бешеный, терроризирует сообщениями — это уже четвертое за какие-то несчастные пятнадцать минут. И в каждом, что характерно, присутствует нескрываемый, очень стойкий, похотливый текст. Извращенец! Нимфоман какой-то! Ему все мало, мало… Господи, как я выживу, когда он получит свое законное, ну очень долгожданное, право? Алексей в могилу неугомонным сексом преждевременно сведет меня.

— Олечка.

— Да-да. Одну минуту, Антонина Николаевна, — откладываю в сторону мобильный телефон.

«Плохая примета — до церемонии видеть невесту в свадебном платье. Ты разве этого не знал?».

«Не вредничай, малыш! Платье меня вообще не интересует — ему кранты по факту. Предупреждаю сразу, довожу до твоего сведения, чтобы ты знала и не тешила себя тем, что беленький футляр будет занимать место в общем платяном шкафу. Покажи свое белье. Что ты выбрала? Пояс, а подвязки есть? Знаешь, такие с кружевами и сердечками. Чулки, малыш? А лифчик кружевной? А трусики? Мини или даже микро? Скажи, что будут с бусинками и с дырочкой „не промахнусь“? Жду фотоотчет! Смирнова, не издевайся! Алешик ждет! Я истосковался, детка!».

Господи! Ты — мой любимый идиот! Кто бы мог подумать… Но я тогда шепнула ему «да», а он, развернувшись к праздным зрителям в больнице, как бешеный орангутанг, заголосил:

«Царица Климова снизошла до Великолепного Смирнова! Ура, друзья! Представление окончено, всем по палатам для принятия клистирных трубок разойтись!».

Я в тот момент легко сжала его бока, а он с болью в глазах и с выступившим на лбу потом прошептал:

«Оль, детка, я типа еще рентген не до конца прошел, поэтому, если не хочешь стать преждевременной вдовой, не побывав женой, только нежность, ласка, поцелуйчики, положение „Леди сверху“, оральный секс, обнимашки, цем-цем и, как там говорится — укладываясь вместе спать, не забывайте в спальне свет на хрен выключать»…

Закатываю глаза, поправляю юбку, приподнимая волосы, перед зеркалом кручусь.

— Оля…

Выхожу из примерочной комнаты и замираю перед сидящей со сложенными на коленях руками Смирновой. У нее открыт в изумлении рот? Я не пойму:

— Антонина Николаевна, это не подходит…

— Ты просто красавица, Климова. Серьезная и очень тонкая, — она встает и подходит ближе, неуверенно протягивает руку к лифу. — Можно?

Разрешаю.

— Тонкая работа и превосходный вкус.

Она мне льстит? Вкус? Работа? Красавица? Серьезно? Платье ведь чересчур простое. Никакого кринолина — заранее было оговорено, исключительно свободный крой — не люблю надуманные изящества, и естественно, отсутствующие многослойные подъюбники — я замуж выхожу, а не на самовар сажусь.

— Вам действительно нравится?

— Обворожительно. Ты была права, когда остановилась на этой модели.

Я ей добродушно улыбаюсь, а нас нахально прерывают! Это ее невоспитанный старший сын! Ну вот опять! Да чтоб тебя, Алеша!

— Это Лешка без конца терроризирует? — Смирнова указывает подбородком на мой мигающий световым индикатором телефон.

— Пытается во всем участвовать, — напускаю на себя серьезный вид. — Не знаю, как необидно от кормушки его отвадить.

— Он был дружком у Нади Прохоровой, — усмехаясь, говорит.

Я удивленно вскидываю брови и округляю глаза:

— Дружком у Нади? То есть, Алексей — счастливая щебечущая глупая подружка невесты?

— Странно, правда? Вот такой он человек. Душа компании. Так что у него есть, если можно так сказать, маленький предсвадебный опыт. Вернее, зная Алешку, он теперь считает себя непревзойденным гуру по свадьбам и долгосрочным семейным отношениям, — она аккуратно, практически не прикасаясь, трогает жемчужинки на обтачке. — Как будто слезки, Оля. Такая нежненькая красота!

Да уж гуру! По женскому белью ведущий специалист — не больше! Смирнов — бессовестный нахал и откровенный хам! За время своей вынужденной полуинвалидности он бесцеремонно перебирал одной рукой-лопатой все ящики с постельными делами, моими трусами и бюстгальтерами — все наружу вытаскивал и заставлял кое-что в его обязательном присутствии примерять. Комплекты на совместное будущее, видимо, подбирал!

«Леш, я занята. Давай потом поговорим».

«Я сейчас перезвоню, бессердечная одалиска!».

— Антонина Николаевна, прошу прощения я на одну минуту отойду, — приподнимаю юбку и задом направляюсь в примерочную.

Смирнова удрученно качает головой, с положительным подтекстом прикрывает веки, руками обхватывает себя за талию и возвращается на свое насиженное от долгого ожидания место.

А я внутри, за тщательно закрытой шторкой, расстегивая молнию на спине, осуществляю дозвон и сразу, не дожидаясь стандартных телячьих нежностей, с места нападаю:

— Что ты хочешь, Алексей? — шиплю.