Любовь нас выбирает

— Сколько? — следую за отцом, швыряю вопросы в спину. — Сколько ты ему заплатил, чтобы он меня сюда пустил? Он точно в курсе? Я ж дергал за жопу его любимую «золотую куклу», сиськи у нее искал в свои пятнадцать лет, потом пару раз прикладывал стерву о землю, подставляя ей подножки. Он что забыл об этом? Забыл, как собирался мне…

— Ты закроешь свой рот поганый? Или еще раз помочь тебе его закрыть?

Ладно! Я захлопнул речевую калитку.

— Проходи и располагайся. Жилые комнаты все наверху, твои личные вещи здесь — с ними самостоятельно разберешься, — Шевцов руками указывает на горы картонных коробок. — Димка все подписал, где, что, хрупкое и мягкое. Все наши тебе передают привет…

— Какую из имеющихся опочивален можно выбрать, чтобы не наследить в царских хоромах и не испачкать блатной тюремной грязью?

У отца дергается верхняя губа, как перед укусом, прищуривается один глаз, а руки синхронно сжимаются в один огромный кулак:

— Макс, перестань! Баста! Я сказал! Хватит! Все уже понятно! Тебе тяжело принять тот факт, что теперь ты — нищий, никому как будто бы ненужный отсидевший голодранец, но это все не так, а то, что сам себе надумываешь — не приговор, поверь, пожалуйста. Сегодня успокойся, отдохни, выспись, приведи себя в порядок, приготовь, поешь, я не знаю, просто ящик посмотри. Там внизу есть маленький спортзал — покрути педали, намотай километраж, штангу рвани пару раз, нокаутируй грушу. Делай что-нибудь, а не жалкой бабой вой…

— Пап…

— А послезавтра мы с матерью заедем к тебе. Подготовлю почву для вашей жаркой встречи. Я просто больше врать Марине не смогу, точно зная, по какому адресу прячу ее родного любимого сына. Вопросы есть?

— Я хотел бы вернуть Ризо.

— Максим, давай сначала разберемся с текущим неудачно сложившимся положением, найдем тебе работу, докажем, что ты законопослушный гражданин, с отсутствием пиропроблем…

— Там без шансов? С сыном?

Не отвечай, отец! Не надо, все понятно по твоим глазам — сына я потерял «невозвратимо».

— Твой телефон, — папа ловко уходит от ответа на неудобные мои вопросы. — Номер новый, но известные мне общие контакты вбил, так что можешь позвонить своим друзьям.

— У меня их, по всей видимости, больше нет.

— Отчего же, у тебя есть родной брат, потом Алексей Смирнов тобой частенько интересовался, тот же Гриша Велихов, твой адвокат. Наташка просила о себе напомнить, вы как-то с ней повздорили — призналась вот недавно, так вот, сейчас просила передать, что тебя простила. Все наши номера — мама, я, Смирная детина, Андрей, Галя, твоя любимая мама-крестная. Сын, тебя все ждали, зря ты так…

Сердечно благодарю! Вздыхаю, но все же телефон беру — полистаю список «верных оруженосцев» на досуге.

— Макс?

— У?

— Я вот, что еще сказать хотел, только давай спокойно. Ты, сынок, пока не совсем свободен, — Юра опускает вниз глаза, — те оставшиеся полгода будешь под постоянным контролем надзорных органов…

— С браслетом на ноге, — перебиваю папу. — Как эта слежка будет осуществляться?

— Есть инспектор…

— Это что-то типа УДО?

— Нет, сын. Тебе просто заменили часть наказания обязательными работами, но отмечаться нужно, как и при условно-досрочном освобождении.

Прелестно! Я — привязанная шавка!

— Машину тебе не даю, я…

— На это не претендую. Мне не нужно. Куда ездить с моим сверхзагруженным графиком? Разве что на отметку, как на обязательную наркотическую ширку.

Отец подходит и резко обнимает. Он крупный, сильный мужчина, а я сегодня… Жалкий соплежуй. Захлебываюсь от недостатка воздуха:

— Макс, я тебя люблю! Слышишь? Давай начнем сначала. Давай, родной, мы ведь столько вместе пережили. Перестань травить себя, слышишь, мальчик? Ну? Как слышно, парень?

— Да, я, — хочу пообещать или попробовать, не знаю, не определился, — все-все понимаю. Пап… Прости меня… Я не виноват в том, в чем меня все обвиняют. Я не поджигал тот ресторан, так получилось.

Отец отстраняется и заглядывает мне в глаза.

— У тебя есть друзья, их много, есть родня, знаю, что будет и любимая, — отец прокашливается и все-таки отводит глаза. — Твоя жена была большой ошибкой, за которую ты очень дорого заплатил, зачем же вспоминать прошлое….

— Там сын, она его забрала…

— Макс, он не один, а со своей матерью, которая нашла ему еще одного отца. Думаю, что не прогадала. Ризо тебя совсем не знал, как человека. Сколько ему было, когда вы расстались? Год с небольшим! Это же несерьезно, поверь, я знаю, о чем говорю. Сын, слышишь?

Забудь! По-видимому, это слово отец хотел сказать, пытался подобрать корректную формулировку. Я вроде слушал, в чем-то соглашался, но это трудно. Вырвать из сердца безумно дорогого человечка — единственного сына!

Отец уехал, немного посидев со мной на кухне, за чашкой кофе погоревав о моем несостоявшемся семейном положении. Сейчас я тут один! Совсем! Как перст! Крикнул — тихо, даже эха нет! Чудесные хоромы!

Медленно переставляя ноги, брожу по дому, заглядываю во все комнаты, с интересом рассматривая богатенькую обстановку. Вдруг вижу, что за черт:

«Мой будуарчик! Прохорова Наденька-кукленок!»

— детская надпись на двери в одно из помещений. Видимо, для внучки дед соорудил персональный замок, там ее приватное пространство? Я тут сейчас хозяин, поэтому с нескрываемым удовольствием посмотрю на весь девчачий скарб этой самой младшей Прохоровой. Такая сука эта «Наденька», должен сказать! Просто чистоплюйская стерва, богатенькая дрянь! Все сознательное детство меня тошнило от этой малолетней грымзы.

Ох, ни хрена себе! Тут все ее вещички, что ли? Кажется, нашел занятие на вечер — лучше телесериала! Пожалуй, начнем с коробки с многообещающей эпичной надписью:

«Дневники — кому сказала, не влезай, убью».

Угрожает стерва! Так и хочется сказать:

«Если допрыгнешь, маленькая корова».

Ухмыляюсь и обхожу этот ящик с брезгливой осторожностью. Нет! Не хочу знать о крови на ее трусах, о первых поцелуях, о первом разе, о влюбленности в какого-нибудь козла, об оценках, об ее успехах и слезах.

«Мягкие игрушки» — это сразу мимо! Тебе не стыдно, перезрелая Надежда, в куколки играть? Как была ссыкухой, так ею и осталась, видимо!

«Мои работы — люди, еда, утварь, цехи, ресторан»… Не в курсе, что она работать умеет, а главное, кем, на что она способна? По-моему, ее очевидный талант — нервы своему молчаливому папочке трепать, играя на материнских чувствах. Присаживаюсь на пол, складываю по-турецки ноги, выкладываю из кармана свой пока еще девственный мобильный телефон, ставлю увесистую пепельницу рядом. Безумным взглядом полосую приговоренную коробку, отрываюсь от нее на несколько секунд, чтобы закурить сигарету и… Дымлю! Забил совесть в дальний угол и: