Мама в подарок
Шрифт:
– Нет. Но я всегда могу доложить его сиятельству, что ты портишь еду Мишелю. Тогда посмотрим, долго ли ты продержишься на этой службе.
– Я только понюхала этот чай, госпожа! Хотела понять, из каких он трав, и все! Клянусь, я ничего плохого не делала!
– Вот и хорошо. Тогда герцогу ничего докладывать не буду, – сладко улыбнулась я.
Я надеялась только на то, что теперь она побоится дальше гадить. На это и был расчет.
Проворно выйдя из кухни с небольшим подносом, на котором красовалась чашка с отваром, я наткнулась в коридоре на дворецкого и спросила его:
– Господин герцог уже пообедал?
–
– Спасибо, Франсуа, – поблагодарила я, поспешив к лестнице.
Вот, что значит умные слуги. Сразу сказал мне, что герцог один и я вполне могу к нему подняться.
Когда я подошла к двери, постучалась два раза. Мне не ответили. Я осторожно заглянула в спальню, увидела, как горбатая служанка Марта хлопочет вокруг большой ванной герцога, стоявшей у растопленного камина. Она готовила воду для купания. В этот момент служанка помешала воду рукой, кивнув сама себе, и поправила крема и бальзамы для купания, расставленные рядом с ванной на небольшом столике.
Марта была глуховата, потому и не слышала моего стука. Герцога не было видно. Я вошла, оглядываясь по сторонам.
– Ванна готова, мессир, – сказала громко Марта куда-то в сторону. Увидев меня, она вытерла мокрые руки о свой передник и направилась к двери. Поравнявшись со мной, чуть поклонилась мне головой. – Мадемуазель Орси.
Служанка быстро вышла, а я осмотрелась, думая, куда поставить отвар для герцога.
– Что это? – неожиданно раздался хрипловатый голос за моей спиной.
Я быстро обернулась к де Моранси, который вышел из соседнего небольшого кабинета, примыкавшего к спальне. И тут же замерла.
Герцог был не одет! Точнее, одет в один только длинный шелковый черный халат, завязанный на поясе. Я уставилась на его широкую рельефную грудь, которая в этом одеянии скорее была обнажена, чем прикрыта. Он был бос, а темные волосы раскинуты по плечам.
– Отвар. От кашля, – промямлила я смущенно, опуская глаза. У меня даже заалели щеки.
Кто принимает ванную в четыре часа дня? Если бы я знала, что он тут в таком виде, в жизнь бы не пришла в его спальню сейчас.
– Зачем?
– Одна из служанок в трактире так же, как и вы, болезненно кашляла, – ответила я, снова смотря в его мрачное красивое лицо. – И именно этот отвар помог ей, и она выздоровела. Сегодня в городе я зашла в лавку аптекаря, купила нужные травы. И сварила вам этот отвар. Если вы выпьете его, вам станет лучше, мессир.
– Хочешь отравить меня? – спросил он, прищурившись.
– Зачем мне это? Какой прок в том? Я живу в большом замке, хожу в дорогих платьях. У меня легкая работа. Смысл мне травить вас? Или думаете, я жажду после вашей кончины вернуться обратно к злому трактирщику?
– Не думаю.
– Верно, ваше сиятельство. Вы сказали, что не хотите, чтобы все знали, что вы лечитесь. Потому я и сварила отвар, он выглядит как чай. Никто не заподозрит, что вы пьете именно отвар от кашля. Я никому не скажу.
– Я не буду пить эту бурду, Дарёна.
– Почему?
– Она мне не поможет.
– Поспорим? Если в течение пяти дней этот отвар не облегчит ваши страдания,
я… – я замялась, не зная, что пообещать.Обычно спорили на деньги и желания, но денег у меня не было, а желание имелось одно – обрести свободу, которую и так обещал мне герцог по окончании моей службы.
– Хорошо, я выпью эту зеленую муть на спор, – вдруг кивнул де Моранси. – Согласна? На спор?
– На что же будем спорить?
– Нам желание, конечно, денег у тебя все равно нет. – Он как-то хитро оскалился, смотря мне прямо в глаза горящим темным взором.
Я окончательно стушевалась. Мне показалось, что он хочет смутить меня. Стоял тут передо мной полуобнаженный, в одном халате и босой. Еще и улыбки расточает. Но, может, мне только показалось? Я снова опустила глаза, не в силах смотреть на его. Он был слишком красивым и мужественным. От него исходила властная опасная сила.
– Хорошо, согласна на желание, – промямлила я.
– Идет, – тут же ответил он.
В следующий момент он взял чашку и залпом осушил ее. Я подняла на его глаза и улыбнулась.
– Надеюсь, вам это поможет, мессир. Вечером я принесу еще.
Он хмыкнул и окатил меня каким-то непонятным взглядом. Отошел. Я с облегчением выдохнула. Его близость слишком напрягала меня.
Я уже направилась к двери, чтобы не мешать ему принимать ванную. Но вдруг решила озвучить свои тайные мысли.
– Мессир, хотела вам сказать.
– Что же?
– А вы не думали, что ваша болезнь от яда? Что вас кто-то травит? Оттого вы так сильно больны.
Он долго смотрел на меня, и на его лице отразилось недоверие.
– Этого не может быть. Но это первое, на что я грешил. Потому сейчас всю мою еду пробуют сначала сама Барбара или мой камердинер. Мадлен тоже накладывает себе из той же супницы или блюда.
– Но травить можно и не через еду.
– Считаешь себя умнее меня, Дарёна? – усмехнулся он. – Это даже забавно. Но поверь, что я не до такой степени болен, чтобы не почувствовать яд. К тому же мой перстень помогает. – Он поднял руку, на безымянном пальце которой красовалось довольно увесистое кольцо с черным камнем. – Этот сапфир меняет цвет на желтый, если испарения любого яда попадают в его поле. И я его не снимаю никогда.
– Даже когда спите?
– Да, и даже когда принимаю ванну. Он всегда со мной.
– Понятно.
– Так что твои предположения о яде ошибочны. Я свои о яде опроверг в первый же день, когда почувствовал необычную боль в ногах.
Глава 23
Чувствуя, что больше не следует находиться с герцогом наедине, тем более когда он в халате, я торопливо вышла из его спальни с подносом. Прикрыла плотно дверь.
Облегченно выдохнула, смотря на пустую чашку. И все же он выпил мой отвар, хотя и сопротивлялся.
Улыбаясь своими мыслям, я решила спуститься на кухню по лестнице для слуг, чтобы никто не заметил, что я вышла именно от герцога, а не от Мишеля. Никому не надо было знать, что чай-отвар я носила его сиятельству. Марта была не в счет. Я уже заметила – горбатая служанка была неразговорчива и вряд ли бы стала сплетничать. Прежде Марта служила горничной у покойной жены герцога, мадам Лауры. А горничных дамы из высшего общества подбирали как раз молчаливых, которые не будут болтать лишнего, даже если и увидят что-то.