Мама в подарок

– Мое мнение? – удивилась я.

Неужели влиятельному герцогу де Моранси важно мнение о нем какой-то рабыни? Или он уже не воспринимал меня как бесправную собственность? Но я боялась в это поверить, потому добавила со вздохом:

– Главное, что все выяснилось, мессир. И Мадлен не причинит зла Мишелю.

– Ты права. Но мне важно, что ты думаешь обо мне, – сказал он.

– Странно. Герцогов не должно волновать мнение слуг, – говоря это, я имела в виду прежде всего себя.

Похоже, он прекрасно понял это. Де Моранси долго смотрел на меня в упор, словно решая, стоит говорить со мной дальше на эту тему или нет.

– Поверь, Дарёна, я не такой мерзавец, каким ты меня считаешь. Я говорю о соблазнении Мадлен.

– Это не мое дело, мессир, – нахмурилась я, желая уже уйти из его кабинета, разговор принимал какой-то странный оборот.

– И все же ты думаешь обо мне плохо? Так? Считаешь, что я, будучи женат, приставал к Мадлен и обесчестил ее? Так думаешь?

– Не знаю, что и думать.

– Скажу одно. Мадлен не была девственна, и я был у нее не первым. После я выяснил, что до меня ее любовником был граф де Флориньяк, а еще раньше садовник в доме ее отца.

– Боже… зачем вы это всё мне говорите? – смущенно ответила я, совершенно опешив от его речей.

Я не понимала, зачем он пытается оправдаться передо мной, словно хотел казаться лучше в моих глазах, и это нервировало.

– Чтобы ты знала, что в ту ночь Мадлен пришла ко мне сама. Она не была невинной ни в мыслях, ни телом. В тот день мы с женой были приглашены во дворец на свадьбу к сестре короля, и я перебрал спиртного. Было уже поздно, и я искал Лауру, она куда-то запропастилась. Забрел в какую-то пустынную спальню, упал на кровать и уснул. Думал, что сплю в своей постели в нашей комнате, которую мы занимали женой во дворце. И когда Мадлен пришла и начала целовать меня, я спутал ее с Лаурой. Но едва чуть протрезвел от ласк, в темноте увидел, что это Мадлен, и немедленно отослал ее прочь.

Он замолчал и громко выдохнул, говорить об этом ему явно было неприятно.

– Я знаю, как это все звучит, – продолжал герцог. – Однако я сам не знаю, как все произошло. И да, я полный болван и глупец. Но в ту ночь меня словно опоили, и я не контролировал свои действия. Потому все и случилось. И поверь никто не может корить меня больше, чем я сам.

– Странная история, – ответила я, почему-то даже не сомневаясь, что дело здесь нечисто.

Мадлен вполне могла хитростью и каким-нибудь зельем опоить его.

– Согласен. Но еще более странно то, что через два дня, когда мы с Лаурой собирались возвращаться домой, Мадлен нашла меня и потребовала дать слово, что я буду молчать о нашей близости. Я, естественно, заверил ее, что сохраню эту тайну и никто не узнает. Еще она твердила, что влюблена в меня уже несколько лет. С того момента, как король стал приглашать ее ко двору, а я по долгу службы часто сталкивался с ней в коридорах дворца и на балах.

– А потом ваша жена умерла, и вы решили поступить по совести.

– Да, ты права. Едва прошло полгода положенного траура, я послал Мадлен письмо о том, что хочу встретиться с ней. Я не любил ее, но долг обязывал жениться. Она очень обрадовалась этому и тут же приехала сюда в замок. Мы решили заключить союз. Но я даже не предполагал, что пригрел змею на своей груди.

Де Моранси отошел от меня, приблизился к камину, поправил угли кочергой, чтобы огонь разгорелся сильнее. Сегодня похолодало, и в замке было зябко. Я заметила, что вторую руку он держит в кармане и как будто пытается ей не двигать.

– Как хорошо, что все наконец выяснилось, мессир.

– Именно, – согласился он и снова обратил на меня взор. – Пришлось, правда, вывести Мадлен на задушевный разговор, сказать, что Мишель поправляется и она должна обязательно подружиться с ним. Иначе нам придется с ней расстаться. Ведь мой сын должен любить свою новую маму.

– Ах, вот кто спровоцировал приход чудовища Люсьена!

– Да. Эта дрянь испугалась, что я отошлю ее, и приказала Люсьену не просто напугать мальчика, но и… чтобы он не мешал ее планам относительно меня.

– Я слышала, как Люсьен угрожал Мишелю. Какая же она… – тихо подтвердила я. – Злыдня одним словом.

– А я ведь до последнего не верил, что она прикажет слуге убить моего сына. Эта мразь совсем потеряла совесть и человеческой облик.

– Если он у нее когда-то был, – буркнула я. Вдруг подумала, что герцог не имел права так рисковать Мишелем, а я еще помогала в этом. Себя я винила тоже. – Но слава Богу все кончилось благополучно, пострадал только ваш гвардеец и черный кот.

– Гвардеец жив, – ответил де Моранси. – Люсьен только оглушил его, не более

В этот момент в кабинет осторожно постучали и вошла Эжени с подносом, на котором я разглядела баночки и тряпки. Маленькая служанка замялась на пороге, увидев меня и тихо пролепетала:

– Я принесла бинты и мази, мессир, как вы и просили. И за лекарем уже послали.

– Заходи.

– Что-то случилось? – спросила я.

Герцог поджал губы, явно не желая ничего объяснять. Эжени же по простоте душевной ответила, проходя дальше:

– Так вчера его сиятельство упал. Повредил правую руку, вот она и болит у него с утра.

– Эжени, замолчи немедля. Я не уполномочивал тебя болтать о моих болезнях, – осадил ее де Моранси.

– О! Простите, ваше сиятельство.

Я нахмурилась и проследила за тем, как служанка поставила поднос с бинтами и мазями на столик.

– Я помогу вам, мессир, – предложила Эжени.

– Нет, ступай, ты слишком много болтаешь! – вспылил герцог, махнув здоровой рукой в сторону двери. – И ты, Дарёна, тоже иди.

Эжени, видя недовольство хозяина, торопливо поклонилась и быстро покинула кабинет, я же не спешила уходить. Подозрительно и изучающе смотрела на герцога, а в моей голове кружили странные мысли.

– Я помогу с рукой, ваше сиятельство, – произнесла я твердо, подходя к мазям. – Вам одной рукой будет неудобно.

Он хотел возразить, но видя, с какой решимостью я подошла, все же медленно кивнул. Снял дорогой камзол и протянул мне больное правое запястье. Я проворно расстегнула запонку на рукаве мужчины, изучающе глядя на его лицо. Осмотрела руку, запястье выглядело удручающе, отек и сильнейший синяк. Возможно, был даже перелом. До прихода лекаря надо было действительно зафиксировать руку, чтобы сильнее не повредить ее.