Мама в подарок

– Как ужас! Мы ничего не успеем! Это нереально, ваше сиятельство! Король и его приближенные сразу же поймут, что она простолюдинка.

Я стояла молча и боялась произнести хоть слово. И считала, что мадам Полин права, но также я видела, что герцог упорно гнул свое и отступать от своих планов не собирался.

– А вы, мадам Полин, сделайте так, чтобы они не поняли этого! – приказал де Моранси тоном, в котором слышался свинец. – И хватит выдумывать предлоги, это раздражает. Вы хотите эту службу или нет, мадам? Я понимаю, что вам придется нелегко, но потому и плачу втрое больше, чем вы обычно берете за такую работу. За скорость, так сказать.

Эти слова немного осадили мадам. Она уже в третий раз оглядела меня с ног до головы, как-то нервно вздохнула и спросила:

– Раз она поедет на бал, мы должны выучить все танцы за десять дней?

– Пока не все. Нужно всего два танца. Мазурку, с которой открывается обычно бал, и вальс, неверное, его легче всего выучить.

Глава 44

Следующие девять дней пролетели как один миг. В бесконечных занятиях, трапезах в большой гостиной, заботе о Мишеле. Я пыталась все успеть, и у меня даже получалось. Я уже многое знала по этикету: как и где следует кланяться, как правильно одеваться и держать осанку, как подавать руку для поцелуя и как определять титулы и знатность дворян. Все это казалось довольно сложной и утонченной наукой, которую следовало знать даме-аристократке. Кроме танцев, этикета и тайной науки выражать свои чувства веером и взглядами, мадам Полин обучала меня правильно говорить, точнее, что и когда следовало сказать и кому, чтобы выглядеть достойно. Однако моя наставница советовала все же больше молчать и отвечать, только когда меня спросят, чтобы избежать неловкости и позора.

Я выучила два танца, которые велел герцог, третий – кадриль – мне давался плохо. Танец оказался слишком подвижным, и из-за этого я постоянно сбивалась и забывала нужные движения, не успевая в такт. Но мадам Полин хоть и была строга ко мне, иногда хвалила меня. Говорила, что герцог оказался прав и я схватывала всё на лету, хотя и была простолюдинкой.

Мадам явно делила людей на сословия и, видимо, считала, что простолюдины менее способные, чем дворяне. Я так не думала. Это зависело от способностей человека, а не от того, в какой колыбели он родился. Например, я писать и читать научилась сама по старой латыни, взятой у хозяина трактира, и по словам мессы. Только пару раз я попросила старую кухарку показать, как пишутся буквы и как складывать их в слова, а потом по воскресеньям ходила в местную церковь. Следила за богослужением, слушая, что говорит священник, следила за его словами по книге с мессой и запоминала, как пишутся те или иные слова. После уже дома прописывала заточенными угольными мелками новые слова на старой бумаге, которая валялась на чердаке трактира.

Все науки, преподаваемые мадам Полин, давались мне легко, ведь я так хотела научиться всему, чтобы не подвести его сиятельство. Герцог и правда оказал мне честь, сделав своей невестой, хотя мог бы предложить кому другому. Но я понимала, что де Моранси очень доверяет мне, оттого так и поступил, и, конечно, более преданного человека, чем я, ему было не найти.

Оставались всего сутки до рождественского королевского бала. Мое прелестное платье, цвета утреннего неба доставили еще вчера, и портниха подогнала его под меня. Туфельки, нижние юбки и другие аксессуары для чудесного облачения лежали в большой коробке в шкафу и ждали своего часа. Я же с нетерпением ждала завтрашнего вечера, чтобы наконец последовать с герцогом де Моранси в королевский дворец.

В тот день за утреней трапезой мы обсуждали, что до Рождества осталось всего три дня. Когда мы уже пили чай, я наконец решила озвучить свою просьбу.

– Ваше сиятельство, я бы хотела…

– Дарёна, я же просил называть меня Филиппом, ты позабыла? – перебил герцог, окинув меня пристальным горящим взглядом.

– Я помню о вашей просьбе, но мне как-то неловко.

– Глупости говоришь. Итак, говори: «Филипп, я бы хотела…»

– Филипп, – пролепетала я и тут же замолчала, сглотнула ком в горле. Это было так непривычно, называть герцога по имени. Мне казалось, что это очень интимно. – Могли бы мы купить в замок ель и украсить ее? Дети очень любят их, думаю, и Мишелю понравится.

– Почему бы нет? Я не против, – согласился де Моранси и предложил: – Сейчас в Бритоне проходит рождественская ярмарка, почему бы нам туда на съездить? Там можно купить твою елку, Дарёна. К тому же там наверняка есть разные карусели и качели. Ты ведь просил прокатить тебя на них, Мишель? Можно после завтрака поехать в городок.

– Я хочу, батюшка! – воодушевленно воскликнул малыш.

– Благодарю, Филипп, – ответила я, ласково улыбнувшись.

Второй раз его имя мне удалось произнести более спокойно, а не с бешено колотящимся сердцем.

И как я раньше могла думать о Филиппе как о жестоком ледяном магистре, который безжалостно посылает людей на казнь, он совсем не такой, как оказалось.

После завтрака мы отправились в город на карете герцога. Мишель был в нетерпении и всю дорогу вертелся на сиденье, постоянно выглядывая в окно и спрашивая, когда мы приедем. Я так же пребывала в сильном волнении, словно сама стала маленькой девочкой. Никогда не бывала на рождественских ярмарках, только пару раз в Жиронди, когда хозяин-трактирщик посылал меня что-то доставить клиентам, я проходила по рождественскому базару и с интересом рассматривала все вокруг. Но задержаться там не могла, потому помнила лишь то, что там вкусно пахло сладкими крендельками, было весело и шумно.

Оттого сегодня должна была сбыться еще одна моя детская мечта. Я наконец побываю на рождественской ярмарке, да еще и в качестве покупательницы ели и гуляющей гостьи.

Герцог велел остановить карету неподалеку от центральной площади Бритони. Сначала де Моранси помог выйти Мишелю, потом подал руку мне. Я была одета в меховую накидку и богатое бархатное платье насыщенного розового цвета, которое предназначалось для прогулок зимой. На днях герцог купил мне еще три дюжины нарядов, очень дорогих и изысканных, которые подходили бы по статусу герцогине. Филипп требовал, чтобы я непременно надевала и меняла платья ежедневно, чтобы никто даже не усомнился в том, что я его невеста.

Рождественская ярмарка, как я и предполагала, была шумной и яркой. Множество огней вокруг, сладостей и выпечки продавалось в многочисленных лотках. Тут же разместились несколько балаганных помостов, где выступали жонглеры и акробаты, фокусники и всякие петрушки, веселящие народ. Но самым оживленным местом на ярмарке была центральная часть площади, где возвышалась громадная живая ель, украшенная белыми бумажными гирляндами и разноцветными стеклянными шарами. Те диковинные шары из стекла привозили из соседнего королевства Пруссии, как объяснил нам герцог. Вокруг центральной ели располагались шесть разных каруселей, где катались горожане от мала до велика.

Мы прошли все лотки со сладостями, объелись ванильных крендельков и накупили разных конфет. А потом мы с Мишелем почти час катались на каруселях. В те моменты мы с мальчиком были счастливы и радостно смеялись. Герцог не пошел с нами, а стоял рядом с каруселями и следил за нашим развлечением. Де Моранси перед тем заявил, что на карусели не пойдет. Иначе потеряет свой статус строгого и жесткого магистра, опасного герцога де Моранси, если его увидят верхом на деревянном карусельном пони.

Весь день мы смеялись, подшучивали друг над другом. Я была счастлива, как, впрочем, и Мишель, но и на лице герцога постоянно появлялась довольная таинственная улыбка, которая преображала его строгий облик.

Вернулись мы в замок в три часа с пышной елью и тремя большими коробками дорогих стеклянных шаров, которые я и Мишель выбрали в лавке с подарками на городской площади. А после обеда мы с мальчиком с радостью наряжали елку, которую до того де Моранси приказал установить в главной гостиной замка.

Глава 45

Вечером, уложив Мишеля спать, я потушила свечи и, поцеловав мальчика на ночь, направилась в свою спальню. Но едва вышла из комнаты, как тут же наткнулась на герцога.