Мексиканские негодяи
Шрифт:
– Прекрасно. И к чему ты рассказала это мне, солидному человеку, который сейчас занят плеванием с балкона на этих негодяев-прохожих?
– К тому, что завтра – день ее зарплаты. Давай уволим ее сегодня.
– Зачем?
– Чтобы не платить ей денег.
– А кто же тогда будет у нас убирать?
– Она же. Мы возьмем ее на работу через два дня.
– А она согласится?
– Конечно. Ведь мы с ней уже 12 лет так поступаем.
– А почему она каждый раз возвращается?
– Во-первых, потому что ей приятно работать у порядочных людей…
– У каких?
– У нас с тобой.
– А, ну да. А во-вторых?
–
– А тебе не кажется, что мы поступаем непорядочно?
– Что ты сейчас сказал, Антонио? Даже не ожидала услышать это от тебя – солидного человека, который сейчас занят пририсовыванием фотомодели в журнале рогов и … гм… Мы же даем ей работу! Знаешь, сколько сейчас безработных? И потом, ей есть, где проводить 12 часов в день. А так бы ее могли украсть, или изнасиловать, ребята в подворотне могли бы научить ее нехорошим словам…
– Согласен, Мария. А так это все можем сделать с ней мы… в смысле, давай так и поступим Мария. И дай мне телефон, позвоню в полицию, скажу, что в оперном театре бомба. Пусть не расслабляются.
193.
– Мария!
– Да, Антонио.
– Мария, у меня печальная новость. Я решил завершить свою боксерскую карьеру.
– Но ты же ее никогда не начинал!
– Тем горше мое расставание с большим боксом! Ведь я так и не познал радость победы нокаутом в четвертом раунде. А радость получения 6 миллионов долларов призовых за победу? А невероятные ощущения после удара соперника прямо мне в лицо – с выбитыми зубами, заплывшим глазом и сломанным носом? Что может с этим сравниться? Разве что удар ниже пояса.
– Антонио, но я никогда не знала, что ты так хотел стать боксером!
– А я никогда и не хотел – ни так, ни как-то по-другому. Это-то и лишило меня всех этих радостей, включая отсидку в тюрьме за изнасилование.
– Да, а еще ты мог бы делать ставки на свой проигрыш в каком-нибудь раунде, проигрывать и получать хорошие деньги.
– Вот, Мария, видишь – даже такая дура как ты все поняла. Сегодня чествовать меня в связи с уходом из бокса могли бы Майк Тайсон, Холифилд, Костя Цзю, братья Кличко… А вместо них я пригласил этих негодяев Педро, Хуана, Хорхе и Карлоса.
– Ты опять их сюда притащишь?
– Ну, я же должен отметить такое событие в моей жизни!
– Ну, вообще-то да…
– Кстати, так совпало, что завтра я прощаюсь с большим теннисом, послезавтра заканчиваю карьеру солиста мексиканского театра оперы и балета имени Че Гевары, а послепослезавтра ухожу на пенсию с должности директора НИИ велосипедов и икроножных мышц. И это же все придется отмечать! Как я все это выдержу? А не отмечать нельзя – обидятся.
194.
– Антонио!
– Да, Мария!
– Что это ты там пишешь?
– Я пишу в Пенсионный фонд. Я хочу, чтобы они засчитали мне каждый год жизни с тобой за два. Тогда мне уже будет 84 года и они, во-первых, начнут выплачивать мне пенсию уже сейчас, а, во-вторых, выплатят мне ее за 24 предыдущих года.
– Здорово! Только я ничего не поняла.
– Вот за это я и хочу потребовать с них деньги. Ведь
я же защитил общество от тебя… как Россия Европу от татаро-монголов.– Антонио, ты как-то странно разговариваешь сегодня, я опять ничего не поняла. Кто такие татаро-монголы?
– Это люди, которые изобрели мат.
– И теперь гимнастам не больно падать после прыжков, да?
– Ну, да, в каком-то смысле…
– А ты думаешь, они заплатят?
– Если нет, я подам на них в суд. Ведь ЗАГС – это государственная организация, значит, они несут ответственность за тех, кого они женят. Они должны были хотя бы предупредить меня о том, что, во-первых, брак – это вообще плохо, а во-вторых, что на тебе уж точно нельзя жениться. Они же знали, как ты училась в школе… они же предупреждают, когда берут на войну, что там может ранить, или убить.
– А почему – на войну? Ты что, собрался на войну? А с кем сейчас воюет Мексика?
– Хм… пожалуй, все-таки, год за три. Надо же предупреждать, что можно сойти с ума и захотеть покончить с собой или покончить с тобой… И потом, если бы я не сидел дома тридцать лет, присматривая за тобой, я бы мог где-нибудь работать, получать хорошие деньги. Так что государство должно мне еще 800 тысяч!
– Ой, Антонио, тебе должны столько денег? Какая радость! А что ты с ними сделаешь?
– Найму киллера и убью тебя.
– Антонио, но это же наверняка очень дорого. Сделай это сам, и деньги останутся в семье.
– Да, и удовольствие от процесса… Ладно, Мария, уговорила, неси сюда бензин и спички.
195.
– Антонио!
– Да, Мария.
– А ты меня любишь?
– Конечно, Мария, только отстань.
– Нет, ну честно?
– Мария, ты требуешь от меня слишком многого. Либо честно, либо любишь.
– Нет, я хочу и так, и так.
– Ну, слушай, Мария. Если про честно – я ненавижу тебя, толстую усатую дуру с тремя детьми. Если про любишь – я люблю тебя так, как никто никогда никого не любил, понятно?
– Не очень. И потом, ты никогда не посвящал мне стихи…
– Ну, вообще-то, у меня последние лет десять вертится в голове одна строчка, хотя вряд ли она тебе понравится…
– Нет, нет, прочитай обязательно, я так хочу.
– Да? Ну, слушай: «Мария – удивительная дура…»… вот. Понравилось?
– Знаешь, не все. «Мария – удивительная» – хорошо. А вот слово «дура» я бы чем-нибудь заменила.
– Я бы тоже, но «идиотка» не влезает в размер. Да и рифм на слово «дура» не так много. «Фигура» к тебе не имеет отношения, «физкультура» – тем более, а «бандура» – это вообще украинское слово, и я его не знаю.
– Ну, хорошо, поэзия – не самая сильная твоя сторона. Но ты ведь мог бы сделать ради меня какой-нибудь сумасшедший поступок!
– А какой? Не пойти сегодня на футбол – это слишком, это я даже ради себя не сделал бы… О, а помнишь, как я три месяца назад выпал из окна ресторана? Можешь считать, что это было ради тебя.
– Ура, ура, мой любимый муж совершил ради меня безумный поступок!… хотя, Антонио, ты же при этом кричал «Козлы, не выталкивайте меня, я все равно не заплачу!».
– Это я тоже посвящал тебе. А вот сейчас встану с кресла, надену туфли, пойду на футбол, буду пить там пиво, кричать «Судья – козел», и все это – ради тебя одной. Ну, и еще ради того, чтобы пойти на футбол, но просто одно другому не мешает.