Непокорная ведьма
Шрифт:
– А что еще нам делать? Ее солдаты уже разграбили особняк моей семьи. Этот дом – все, что у нас осталось. – Он покрутил бокал, наблюдая, как плещется виски, потом отставил в сторону. – Я никогда не питал особой симпатии ни к республике, ни к Роузбладам. Мне все равно, кто победит в итоге. Я устал. – Он взглянул на сидящего рядом Антонио. – Даже если наши дни сочтены, мы решили прожить их так, как всегда хотели.
– А что, если ваши дни не будут сочтены? – спросил Гидеон.
Все с недоумением повернулись к нему.
– Что, если бы все смогли жить спокойно, по совести
Барт отвел взгляд.
– Такое только в сказках бывает.
Руна вынуждена была с ним согласиться.
А вот Антонио поставил бокал на стол и сказал:
– Я слушаю.
Казалось, Гидеону и нужна была лишь капля поощрения.
– На этом острове слишком долго процветала тирания, – начал он. – Пора попробовать что-нибудь новое. Построить мир, где все смогут жить как равные.
– Ты слишком наивен, – заметила Руна.
Гидеон повернулся к ней.
– Почему же?
– Как ты собираешься создать этот новый мир? У тебя нет ни армии, ни поддержки. Крессида, меж тем, захватила столицу, а Кровавая гвардия намеревается перегруппироваться и вернуть утраченные позиции. Ни одной из сторон не нужен мир, где люди вроде нас с тобой смогут жить в равенстве. Либо победит Крессида, либо Кровавая гвардия. Если Крессида, тебя убьют… или того хуже. – При мысли о том, что именно может быть хуже, она отвела взгляд. – Если Кровавая гвардия, меня убьют. Вот и все возможные варианты.
А потому Руна собиралась сесть на поезд и как можно скорее сбежать, а потом заплатить кому-нибудь, чтобы ее перевезли через пролив, подальше отсюда. В крайнем случае она решила переправиться по воде самостоятельно.
Гидеон некоторое время молчал, разглядывая ее в свете ламп.
– Ошибаешься.
Руна нахмурилась. Что?
– Есть и третий вариант.
Он взглянул на единственного в комнате человека, который, казалось, воспринимал его всерьез. На Антонио.
– Большинству из нас до тошноты надоело, что нам постоянно указывают, как жить. Никому не хочется, чтобы во главе страны снова встала развращенная династия ведьм, но и авторитарный контроль республики людей тоже не устраивает. В глубине души все мы жаждем кое-чего другого. – Он взглянул на Руну. – Те, кто говорит, будто это не так, на самом деле слишком напуганы, чтобы вообразить себе такой мир. Если бы их удалось убедить, у нас был бы шанс.
Вот только Руна помнила, как кровожадная толпа улюлюкала при виде жестокой смерти ее бабушки. Помнила, как ведьмы, столпившиеся в тронном зале, с радостью присягали на верность Крессиде, прекрасно зная, каким будет ее правление.
Сама Руна даже думать о Крессиде не могла – она будто снова ощущала, как хлыст рассекает плоть на спине, будто снова ощущала запах крови в воздухе. И тот жуткий момент, когда она осознала, что Крессида будет истязать ее до тех пор, пока не убьет.
От страха у Руны сдавило горло. Ужас захлестнул ее подобно темной морской воде и все больше тянул ко дну.
Лишь однажды в своей жизни Руне довелось испытать такой страх –
в ту ночь, когда они с бабушкой осознали, что им не удастся сбежать от нового режима, и Руне, чтобы сохранить жизнь, придется сдать любимую бабушку властям, потому что другого выхода не было.Руна встала из-за стола и вышла из комнаты. Она задыхалась. Столько раз она напоминала себе, что Кестрел хотела этого, просила сдать ее, но прошло два года, а Руна так и не простила себя за содеянное.
Прямо сейчас она знала одно: что Крессида пока далеко, а значит, Руна в безопасности.
Вот только надолго ли?
– Руна.
Она зажмурилась, услышав голос Гидеона. Ей не хотелось, чтобы он видел ее такой – напуганной настолько, что дух не перевести.
Пришлось взять себя в руки и повернуться к нему.
Гидеон последовал за Руной в коридор и теперь стоял, облокотившись на стену – видимо, для опоры. В тусклом свете лицо его казалось совсем осунувшимся.
Она не могла его бросить, по крайней мере, в таком состоянии. По ее вине в Гидеона стреляли, так что она подождет. А потом поступит так, как будет безопаснее для них обоих, – исчезнет.
– Ты знаешь ведьм, которые могли бы по доброй воле отречься от Крессиды? – спросил он.
Именно об этом они с Серафиной говорили перед тем, как Руна сбежала из дворца. Сколько солдат Сорена останутся сражаться за Крессиду теперь, когда их принц мертв? Точно не все. Да и те, кто останется, будут рассчитывать на оплату, а не на обещания.
Без Сорена положение Крессиды было далеко не таким прочным, как всего несколько дней назад.
– Я могла бы призвать Серафину. – По крайней мере, ей наверняка интересно будет послушать предложение Гидеона. А вот остальным… – Сомневаюсь, что остальные согласятся рискнуть собой.
И я не собираюсь.
Если Гидеону хотелось отправиться на верную смерть и привести к тому же остальных, это его дело. Руна вмешиваться не собиралась.
– Лучше одна, чем ни одной.
Одна? Против легиона ведьм? Против армии солдат?
В него что, стреляли отравленными пулями и теперь Гидеон утратил способность ясно мыслить?
Руна повернулась к нему, надеясь, что его еще удастся отговорить от безумной затеи.
– Гидеон. Мы с тобой оба знаем, что тут есть всего два пути. Один ведет к злобной королеве-ведьме, а второй – к авторитарному режиму. Алекс был прав: если хочешь обрести свободу, надо бежать и не оглядываться, других вариантов нет.
– Нет, – упрямо произнес Гидеон, оттолкнувшись от стены. Руна видела, чего ему это стоило, видела, как он покачивался, как стиснул зубы. – Есть и третий путь. Ты просто не хочешь принимать его во внимание.
Руна покачала головой.
– Поверь мне, я изучила все варианты.
– Просто этого пути еще не существует, – продолжал Гидеон, подходя ближе. – Его еще надо проложить.
Руна слушала его, и у нее сводило зубы.
– Кому надо? Нам с тобой? Надо выступить не против одной армии, а против двух? Ты что, окончательно сошел с ума?